Мой муж - маньяк?

— Да. Я проследил, куда он едет. Он снова отправился крутить свой маршрут.

Катя поморщилась:

— Маньяк. Самый настоящий. И я никак не могу смириться с этим. Трудно поверить.

— А ты не переживай. Сейчас найдутся проблемы похуже, чем его поездки в автобусах. Прежде всего — как нам себя вести?

— В смысле?

— Ну, сдавать его милиции или подождать?

— Я думаю, — решилась она, — сдавать. Ждать дольше страшно, да и нечего ждать. Ключи от Ириной квартиры — это уже интересно. Автобусы — тоже. Может быть, это и не он, а может быть — я живу с убийцей в одной квартире. И мне это вовсе не доставляет удовольствия.

— Постой. — Лицо Димы сделалось мягким и сочувственным. — В конце концов, мы не можем сдать человека просто так… Как бы мы оба к нему ни относились… Тут есть один фактор…

Он замолчал, И Катя, подождав продолжения, не вытерпела:

— Какой же фактор?! Тот, что тебе неудобно сдать моего мужа?

— Да, если хочешь. Следователь ведь осведомлен о наших отношениях. И можешь мне поверить — держит их на заметке. Если мы наведем его на Игоря, он сразу решит, что мы хотим избавиться от надоевшего мужа.

— Демагогия! — отчеканила Катя. — Почему он так решит?

— Улик мало.

— А, ты хочешь дождаться, когда их станет еще больше? Может быть, следующей уликой буду я?! Прекрасная будет улика, без обмана, но только мне от этого уже никакой радости не будет… Я понимаю, что не надо вытаскивать на свет наше грязное белье; то, что следователь узнал о наших отношениях, уже неприятно… И все же разве он не проверит наших данных? Можно просто дать ему ключи — ведь у нас есть копии. Так, мол, и так… Нашла у мужа в кармане.

— А я тебе говорю — этого недостаточно. Разве станут его шмонать из-за ключей? Нужны твердые основания, чтобы утверждать, что это он. А у нас их нет. Это наши догадки, и еще его маньячество.

— Я так не думаю… — Катя нахмурилась и отвела взгляд. — Во всяком случае, я хочу скорее кому-то сообщить обо всем этом. Страшно держать такие сведения при себе.

— Не только при тебе, но и при мне, — напомнил Дима. — Ты что, всерьез его боишься?

— Да.

— Но я тебя в обиду не дам, — пообещал он. — Раз уж дело так повернулось, надо тебе перебираться ко мне на полный пансион. Кто знает, может, ты и права… Жить в той квартире для тебя тяжело, я сам понимаю… Но все же хотелось, чтобы вся эта история кончилась, и тогда мы бы зажили спокойно, без чужих глаз… А так… Неприятно.

— Неприятно! — фыркнула Катя. — Не то слово! Ну ладно, это тебя, как я вижу, волнует только теоретически.

— Что волнует теоретически?! — всполошился Дима.

— Мои переживания, — пояснила та. — Лучше скажи мне, какие реальные планы? Что нам делать? Кому говорить, а если говорить про все это, то что? Какую часть правды?

— Если правду — то всю, — бескомпромиссно заявил Дима. — Хуже нет, если мы скажем половину. Тебе не хочется говорить про его страсть к автобусам?

— Разумеется. Но если это надо следствию…

— А может быть, следствие само все уже знает! — ввернул Дима. — Ты что же думаешь, что эти три убийства прошли так себе, по дурочке?! Их расследуют, и не позавидую я тому маньяку, который сделал это. Даже если это твой муж.

— Почему «даже»? — обиделась Катя. — Ты что, думаешь, ему сделают скидку только потому, что он мой муж? Или ты еще что-то имел в виду?

— Я имел в виду только то, что хорошо бы знать, насколько следствие заинтересовано им. А для этого надо поговорить либо с Игорем, либо со следователем. Кстати, у следователя ты давно была?

— У, давно. — Катя махнула рукой. — По-моему, он мной не интересуется.

— Этого еще не хватало… — Дима призадумался. — Вот я думаю: может, тебе сходить к нему и ненавязчиво так поинтересоваться, допрашивали ли твоего мужа, потому что муж, дескать, ходит как в воду опущенный и ведет себя подозрительно.

— Ты сдурел?! Это называется — ненавязчиво поинтересоваться?! Да он сразу начнет расспрашивать меня про мужа и ничего не скажет о том, как он вел себя на допросе.

— Ну, хотя бы узнаем — давал он показания или нет?

— Господи… — задумалась Катя. — Раньше я ответила бы тебе просто — давай я спрошу у него самого. Но теперь… Я даже не решаюсь спрашивать, куда он пойдет и когда придет. Вчера спрашивала и чувствовала удавку на своей шее… А мало ли что?! Вдруг ему очень не понравится такой интерес к его делам?!

— Как с тобой трудно… Ну, спросила бы его, в конце концов. Разве он что-то заподозрит? Наоборот, будет куда подозрительней, что ты совсем не интересуешься его делами. Это ненормально, особенно когда вокруг тебя происходят подобные вещи… Спроси!

— А вот не буду! — отпарировала Катя. — Пусть со мной будет трудно, зато не случится ничего более худшего. Я лучше предпочту следователя…

— Симпатичный мужик, верно?

— Не в моем вкусе… — Катя допила то, что оставалось в ее бокале. — Ладно. Новостей у нас много, а вот до чего-то путного мы так и не договорились… Ты можешь мне все же сказать — что делать дальше? Где мне жить, и как мне жить? И к кому идти? К Игорю или к следователю?

— Ко мне, — внезапно ответил он. — Знаешь, я веду себя как последний трус. Какое мне дело, что про нас подумает следователь?! Да пусть хоть полицию нравов зовет. Мне совершенно наплевать, поедем, и ты спокойно отдохнешь.

«Он просто соскучился по мне, — поняла Катя. — Шутка ли сказать — несколько дней у нас ничего не было… И ему еще есть дело до секса!»

Он как будто угадал ее мысли:

— Не бойся, ради Бога… Я уже вижу, как ты напряглась. Ты на самом деле отдохнешь. Думаешь, я ничего не понимаю, такой дурак… Да не качай головой, я часто думаю, что ты обо мне такого мнения. Еще со школы… Хотя там были и дурнее меня…

— Например, Шорох.

Дима распахнул глаза. Потом полез в карман за сигаретами и закурил.

— Объясни… — попросил он, не сводя с нее глаз. — Кто это такой?

— Да ты что?! — Она постучала пальцем себе по лбу. — Я понимаю, что ты совсем заработался, кроме бизнеса, уже ничего не помнишь, но нельзя же до такой степени! Шороха забыл?! Наш «француз»!

— О Господи, это такой болван со сладкими глазками… — вспомнил Дима. — Слушай, я в первый миг не понял, о ком ты говоришь. Какая-то уголовная кликуха…

— Ну, брось, так его звали все…

— Наверное, кроме меня… Что-то я не помню, чтобы мне приходилось слышать что-то подобное.

— Ну, ты и на французский редко ходил, — успокоила его Катя. — Так что не бойся, это еще не склероз. Мог и не знать. А вообще-то тип этот был незабываемый. Надо было видеть, как он гладил Ликину задницу… Не про покойницу будь сказано.

— Что ты? — оживился Дима. — Она и его успела припахать? Кажется, у нее тогда был другой парень…

— У нее всегда был кто-то про запас, а то и еще кто-то для понта, — пояснила Катя. — Ну, понимаешь, такой человек, с которым она не спала, но с которым лестно было показаться на людях…

— Это с учителем-то?!

— Не делай таких ужасных глаз, — посоветовала ему Катя. — Во-первых, Шорох был совсем не старик. Тогда он был нашего возраста, по-моему. Только что закончил иняз. Во-вторых, он сам наводил учениц на подобные мысли. То посмотрит так маслено, то за ручку потрогает, а то и за что похуже… Знаешь, один раз мы вернулись с физкультуры, прошли в свою раздевалку и увидели там его! Он щупал наши вещи.

— Кошмар… — протянул Дима, не сводя с нее глаз. — На хрен они ему сдались? Может, он хотел что-то украсть?

— Да ты что… Он просто эстетически наслаждался, хотя чем там было наслаждаться, не понимаю… Рваными колготками? Дешевым бельем? Нашими школьными платьями?

— Ну вот… Опять же ты не понимаешь нас, мужчин. Думаешь, он не мог наслаждаться даже самой затрепанной тряпкой? Ему нравились девочки, так ведь?

— Ну конечно. Невооруженным глазом было видно. На учительниц, даже на самых молоденьких, он никак не реагировал, хотя они-то к нему так и липли… У Лики, я помню, был даже конфликт с географичкой на этой почве. Она обожала Шороха, в смысле географичка, и когда застукала его с Ликой, то чуть не сошла с ума… Лике вывела двойку в конце четверти, она вся изревелась.