Бизнес – класс

– Это что, тот самый должник?

– Именно, дорогой мой. Ладно, не трать время, – Лариса, перегнувшись, отобрала у него бумаги. – Здесь ты все равно многого не увидишь. Поэтому послушай меня. Все-таки времени даром не теряла.

Это оказалось правдой. Из того, что удалось выяснить Ларисе, стало ясно: когда «Паркойл» принял решение предоставить «Нафте» крупный товарный кредит, одновременно, по предложению Гилялова, в Европе была создана трейдерская компания. Цель традиционная для компаний такого рода – реализовывать оговоренные объемы нефти на Запад, а деньги за вычетом комиссионых передавать «Нафте-М». А дабы Фархадов не нервничал, что деньги проходят через чужие руки, Гилялов предложил разделить Уставный капитал «Руссойла» на четыре части: по 26 % – «Паркойлу» и «Нафте-М» и по двадцать четыре – двум иностранным офшорным компаниям, созданным менеджерами «Руссойла».

– Почему же тогда через два года «Руссойл» перестал платить, а Фархадов все это «проглотил» и даже не пытается получить свои деньги, которые ему просто позарез нужны? – задал Коломнин вопрос, ответ на который сам безуспешно пытался найти. Лариса безысходно промолчала. – То-то что. А если бы он действительно хотел запустить месторождение, так не прятал бы от нас эти бумажки.

– Он хочет. Я тебе клянусь, Сережа! Есть вещи, которые обычной логикой не объяснить. Салман Курбадович, он, понимаешь ли, бешено гордый. Он просто не может не быть первым! Не может признать, что в чем-то не разбирается.

– Другими словами, он не управляет компанией.

– Это так, – Лариса кивнула. – Потому он вынужден на кого-то ставить. Пока был Тимур…

– Тимура нет, Лоричка. Прости, конечно. Но банковские деньги – это не мои. И даже если бы я захотел…

– А ты захоти! Просто захоти помочь!

– Лариса, солнышко. Прости, но разговор на уровне бреда. Ведь это я могу задать тебе встречный вопрос: почему ты, близкий Фархадову человек, – экономист, между прочим, – сама его не подперла. И только теперь, когда ситуация стала безвыходной, удосужилась изучить состояние дел?

– И опять ты прав. Я слишком ушла в свои проблемы. Но сейчас вопрос не в том, кто виноват, а в том, как спасти «Нафту». Если хочешь, это вопрос и нашего с тобой будущего. Есть две вещи, которые я хочу довести до конца…

– Выяснить, кто убил Тимура.

– И добиться, чтобы «Нафта» стала прибыльной компанией. А уехать с тобой, когда компанию станут описывать, значит, предать и его, и…

– Память Тимура. Ларочка, я ценю твои высокие побуждения. Но все это запоздало года на два. От нас с тобой больше ничего не зависит. Банк станет добиваться своих денег любой ценой.

– А если бы я тебе сказала, что есть пять миллионов, которые мог бы забрать твой банк, не уничтожая компанию, ты бы согласился?

– Если бы это были реальные деньги? Конечно. Ты что думаешь, мне самому по душе все это гробить?

– Тогда – деньги есть! – с некоторой торжественностью произнесла Лариса, одновременно чисто по-женски оценивая произведенный эффект. Эффект, впрочем, не был оглушительным: Коломнин, боясь ее обидеть, отмолчался. – Не веришь, да? Между прочим, мне это в отделе ценных бумаг сказали. Компания «Руссойл»…

– Вы хотите предложить банку самому взыскать ваш долг с мифического «Руссойла»?

– Нет! И не мифического вовсе. Перестань наконец перебивать женщину! Мне и так непросто. Так вот, у директора «Руссойла» сохранились мощные связи, и все эти годы он активно работал сразу с несколькими российскими экспортерами. И там накопилось…

– Можно себе представить. Одних ваших украденных двадцати пяти миллионов долларов…

– Не это сейчас важно. «Руссойл» по германскому законодательству обязан каждый год подводить итоги и принимать решение о выплате акционерам дивидендов. Решение принимается простым большинством голосов.

– И что?

– Наши девчонки из отдела ценных бумаг говорят, что дивиденды еще ни разу не выплачивались. Им каждый год из «Руссойла» копии балансов и протоколов присылают. Наверное, в Германии так положено. – И кто от вас участвовал в собраниях?

– Никто. Так вот за эти пять лет, по грубым подсчетам, на наши акции накопилось почти одиннадцать миллионов марок. Это порядка семи миллионов долларов. И – нам пришло извещение, что через десять дней в Гамбурге как раз состоится годовое собрание акционеров. Ты понимаешь?!

– Едва ли. Похоже, я вообще перестаю что-либо понимать. Есть компания-должник, имеющая, как выясняется, деньги. И к тому же зарегистрированная в Германии, то есть находящаяся под жестким государственным контролем. Есть два главных акционера: вы и могучий «Паркойл». Так чего проще: вместе сгонять на собрание, принять решение о выплате дивидендов, а заодно разобраться с другим сущим пустячком – двадцатипятимиллионным долгом? А, Ларис? Или сделать это Сарман Курбадовичу тоже гордость не позволяет? И что это за гордость такая?

– Во-первых, у «Паркойла» больше нет акций.

– Н-не понял?

– Я сегодня дозвонилась к ним. Говорят, кому-то продали.

– Миленькое дельце. А сами-то вы почему в собраниях этих не участвуете? У вас же блокирующий пакет.

Лариса смутилась:

– Салман Курбадович запретил. У него плохие отношения с Бурлюком.

– Фантастика! – Коломнин аж головой замотал. – У Фархадова не сложились отношения с каким-то Бурлюком. И поэтому «Нафта» позволяет себя за здорово живешь обкрадывать…Погоди, с кем?!

– С Бурлюком, президентом «Руссойла». Я разве не говорила? В советское время работал в минтопе. Сейчас живет в Гамбурге. Что с тобой, Сережа? Вы что, знакомы?

– Иван Гаврилович?

– Иван?.. – Лариса быстро сверилась с текстом присланного приглашения. – Да, наверное, – стоит «И.Г.».

– Вот уж подлинно тесна Европа. Трем русским разминуться негде, – пробормотал ошарашенный Коломнин. – Да, так ты, помнится, что-то хотела предложить?

– Попросить. Узнай через свои каналы, кому «Паркойл» продал акции «Руссойла». Мы бы могли с теми, кто купил, договориться по поводу голосования. Наверное, семь миллионов долларов им тоже не лишние.

– Наверняка.

– Так ты смог бы их найти?