Эскимо с Хоккайдо

Она нервозно кивнула, закусив губу.

Я нажал кнопку с номером сто. Компьютерный голос потребовал четыре тысячи йен. Я опустил деньги в щель, раздался звонок, и снизу из прорези выпал ключ. Компьютерный голос поблагодарил и велел возвратить ключ по истечении одного часа, пятидесяти девяти минут и пятидесяти двух секунд.

Согласно карте, нарисованной на автоматической регистратуре, комната 100 располагалась во флигеле через двор. Сэцуко схватила меня за руку, и мы пошли через, с позволения сказать, двор — размерами он уступал рингу для сумо. Мелкий пруд с карпами зарос пожухшими сорняками. Карпов давно уже не было. Лужа цвета кофейной гущи да охапка сгнивших листьев.

Я отпер дверь номера 100, и мы вошли. Сэцуко щелкнула выключателем; от одинокой лампочки под потолком разбежались по углам желтые тени, не способные испугать и таракана. Впрочем, столь жалкую обстановку лучше не освещать: узкий футон на полу, большое зеркало в потолке. В углу — душевая без двери, занимавшая чуть ли не треть номера. И все. Никакой экзотики, разве что ваша тайная фантазия — сделаться сквоттером. Неужели в этой комнате кто-то мог обрести блаженство?

— Вот это место, — почтительно произнесла Сэцуко, оглядывая шелушащиеся стены. — Ось параллельных астральных планов. Духовные врата.

— Какая-какая ось?

— Комната, где он умер. Тот человек, о котором вы пишете. Я читала в газетах.

Разумеется, имя отеля я распознал сразу, но никак не мог сообразить, что к чему. В отеле «Шарм» я никогда не бывал, но если Ёси вздумалось перебраться оттуда в эту берлогу, на это понадобились серьезные причины. Более паршивого лав-отеля мне видеть не приходилось. Я еще раз осмотрел комнату, стараясь сосредоточить взгляд на чем-нибудь помимо жалкого футона. Смотреть было особо не на что.

— Вы же не боитесь, а? — поддразнила меня девушка.

— Не пойму, какая тут связь с вашим дедом? Она отвернулась и произнесла, будто обращаясь к скопившимся в углу теням:

— Вы верите в мистическую связь? В судьбу, которая сводит людей?

Я осторожно взвесил ее слова, прежде чем ответить.

— Сэцуко, — заговорил я, и сам почувствовал, как слова сбиваются в кучу. — Вы мне нравитесь. Вы — замечательная девушка, у вас все впереди. Но однажды, вспоминая это время, вы оглянетесь, и поймете, что кое-что тогда напутали. Вы сейчас проходите через трудный период жизни, и осложнять ваши эмоции этим…

— Вы не поняли.

— Хорошо, — сказал я. — Видимо, не понял. Я только хотел сказать… мы зачем вообще сюда пришли?

— Вот как я это понимаю, — теперь она обернулась ко мне. — Дедушка умер в отеле, в вашем номере. Вы были там. Ёсимура Фукудзацу умер в этом номере, в ту же самую ночь. И теперь вы здесь. Вы поняли?

Я покачал головой.

— Вы — потерянное звено.

— Это мне уже говорили.

— Не шутите! Вы — духовный посредник. Только через вас я могу связаться с дедушкой. А вы можете связаться с ним только здесь. Вы что, не понимаете? Эта комната — выход в другой мир.

— Сэцуко…

— Не думайте, будто вы мне понравились, о'кей? Я не пытаюсь вас соблазнить, вы меня даже не привлекаете. Я бы предпочла, чтобы это был кто-то другой, духовно более свободный. Японец сумел бы понять. Но жребий пал на вас. И вы поможете мне связаться с ним. Вы мне поможете, мы разойдемся и больше не увидимся. Никогда. Простите, но мне это не подвластно. Это — судьба.

Я пытался устроить мозговой штурм и придумать стратегию выхода, однако не собрал и отряда на прорыв. Придется подыгрывать, решил я. Буду заупокойно стонать и говорить голосом Ночного Портье, если такова цена. Скажу, что в параллельном астрале жизнь прекрасна, пусть не горюет. Предоставлю Сэцуко все, что ей требуется, потому что — к добру или худу — такой уж я тип человека. Но должен признаться: мне гораздо больше нравилась та, другая Сэцуко — печальная, одинокая женщина у пруда.

Я перекатился на спину, даже сквозь рубашку ощущая холодную обивку футона. Велено сосредоточиться, очистить сознание. Всем известно: либо сосредотачиваться, либо очищать сознание, но Сэцуко хотела и то и другое одновременно, а музыку заказывала она. Встав на колени возле меня, она зажгла благовония. Ей бы еще напялить халат и завести песнопение, но пока что она просто сидела рядом с серьезным видом.

Значит, Ёси умер здесь. Я представил себе, как он вытянулся на спине, в точности как я сейчас. Он глядел в зеркало над головой, как и я, и глаза его понемногу закрывались — героин растворялся в крови, Ёси засыпал.

— Надо закрыть глаза, — напомнила Сецуку. Я повиновался.

Последнее, что он увидел, — себя самого.

Отличное начало для статьи, если я прекращу беготню по Токио и засяду наконец писать о Ёси. Я выждал, не придет ли ко мне и вторая фраза, но увы. Сэцуко замурлыкала необычным, низким голосом.

Вот оно, — подумал я.

Проституция запрещена, громкая музыка — тоже. Но вывеска снаружи ничего не говорила насчет благовоний и сеансов или как там эта процедура называется. Насчет завершенности.

— Пожалуйста, не открывайте глаза. Я снова зажмурился.

— Билли, я хочу вам кое-что сказать. Вы меня слышите?

Я лежал в полушаге от нее, однако Сэцуко, наверное, боялась, что я уже проскользнул сквозь врата духовного мира. Я кивнул, стараясь не раскрывать гляделки — хоть бы дурацкий обряд поскорее закончился.

— Когда увидитесь с дедушкой, скажите ему — я прошу прощения. От всей души. Это не я приняла решение, все должно было быть по-другому. Со временем все прояснится.

— Оки-доки, — отозвался я. — Все?

— Вот еще что, — продолжала она, — вы должны знать. Я глубоко сожалею о причиненных вам неудобствах. Я приношу извинения от лица всех членов «Общества Феникса».

Прежде чем я осмыслил последние слова, что-то укололо меня в левую руку.

Глаза открылись сами собой.

В одной руке она держала шприц, в другой — револьвер. Трясясь всем телом, она отступала к двери.

— Зачем вам пушка? — вслух удивился я, и звук собственного голоса показался мне чужим.

Я попытался встать, но от затылка вниз по всему телу разливалась горячая волна. Сэцуко убрала шприц в сумочку и обеими руками сжала пушку. Я откинулся на футон. Мягчайшее ложе в мире.

— Погодите минуточку, — мой голос доносился из бездонной впадины.

Я снова попытался встать, однако ноги не работали. Нет, чувствовали они себя прекрасно, лучше не бывает, но для стояния годились не более, чем дельфиньи плавники. И зачем вообще вставать? У Сэцуко в руках — пушка. И Сэцуко получила свою завершенность.

Самураи считают, что нужно каждый день готовиться к смерти. Больше им делать нечего — кропать хай-ку да практиковать будзюцу 125 время от времени. Я — человек занятой. Не всегда успеваю кофе с утра выпить.

На пороге Сэцуко убрала револьвер в сумку и достала мобильный телефон. Окинула меня взглядом на прощание и захлопнула дверь. Я еще услышал, как она делает звонок.

Телефон.

Я полез в карман, онемевшими пальцами пытаясь опередить подступающее беспамятство. Нащупал телефон срочной связи, которым снабдил меня Суда, и нажал на большую зеленую единицу. Где-то вдалеке, будто на храмовой колокольне, послышался звон. Мне привиделся храм на горе, полускрытый облаками. Внизу по мирной долине среди округлых зеленых холмов пробирается узкая речка. Монах снова и снова раскачивает колокол. С берега реки взлетает белая цапля. Я чувствовал, что проигрываю борьбу, и заставил себя в последний раз открыть глаза.

Глянь-ка — это я наверху, в зеркале.

21

Я уставился на сломанную люстру из дерева и проволоки, которая свисала с подмоченного потолка, и прикинул, что сказал бы по этому поводу парень из «Струны Ниппона». Эти искореженные останки прежде были акустической гитарой, которую, по его статистике, рокеры никогда не бьют. Седьмая категория — дизайн интерьера. Я лежал на затейливой антикварной кушетке, обитой золотым бархатом. В свое время этот предмет меблировки был бы выставлен за изрядную цену в каком-нибудь престижном бутике Аоямы. Но прошли его денечки: от множества сигаретных ожогов обивка сделалась пятнистой, как шкура издыхающего леопарда.