Люди Домино

— Вкуснотища! — рассмеялся один из толстяков.

Стритер продолжил так, будто его никто и не прерывал.

— По сути, это натуральное вещество. Растет при определенных условиях само по себе. Вот Питер… как ты это называешь, Пит? Он его собирает, он… его пожинает для нас.

Седоволосый зарумянился.

— Но спрос значительно превышает возможности. Ребятки так присосались! Пьют — не оторвать, приходится делать эрзац. У одного моего приятеля есть приятель, который знает одного мужика, который сидел с одним типом, который сношает сестру одного деятеля во Франции, который петрит в симпатической химии. Результаты — амперсанд, который можно производить тоннами. Мы встречаем курьера, который приезжает поездом.

Сержант полиции Винс Мерси радостно потер ладони.

— Новая поставочка! Свежее мяско!

Стритер ухмыльнулся.

— Добро пожаловать в реальный мир.

Блондин провел их в здание вокзала и, вниз по эскалатору, к платформам «Евростара», [58]где они заняли позиции у кофейни. Артур надвинул бейсболку на лицо, но был странно разочарован тем, что никто из публики не удостоил его ни единым взглядом.

Стритер купил Питеру и принцу кофе латте (странным образом не предложив этого же полицейским), и они стояли, посасывая напиток через дырочки в пластиковых крышках и стараясь не выглядеть подозрительно. Один из толстяков сунул Артуру кулак под ребра.

— Командир, он тебе сказал, как это делается?

— Что-что?

— Я про ту птичку, которую мы встречаем. Она везет товар внутри себя.

— Что вы имеете в виду?

Второй детектив смерил Артура злобным взглядом, и принца обдало его зловонным дыханием.

— Эта услужливая сучка проглотила амперсанд в презервативе. Потом мы выдавим его из нее.

— Это ужасно.

— Это жизнь, приятель. Не всем же богатство жопой есть.

Стритер прервал свой разговор с Питером.

— Все в порядке, шеф? Ты какой-то озабоченный.

Артур попытался найти подходящие слова для ответа, но тут из выходных ворот появилась толпа пассажиров, сошедших с поезда, последней шла темноволосая женщина, давно простившаяся с молодостью.

— Ну вот и встретились, — проворчал один из полицейских. — Эту походку я узнаю где угодно.

Питер, казалось, потел и дергался еще больше прежнего.

— Нет, — пробормотал он. — Тут что-то не так.

Стритер посмотрел на него колючим взглядом.

— Что?

— Посмотрите на нее. Что-то случилось.

Они все уставились на женщину. Она шла так, словно была пьяна, но изо всех сил старалась двигаться по прямой, ноги ее чуть ли не подгибались под каким-то ужасающим грузом. Она подошла поближе, и они увидели, что ее розоватая кожа приобрела фиолетовый оттенок.

— Боже мой, — застонал Питер. — Боже мой.

— Что это? — проговорил Стритер. — Что происходит?

Вся кровь отхлынула от его лица.

— Я думаю, презерватив внутри ее порвался. Если она переварила такое количество сырого амперсанда… Одному богу известно, чем это для нее закончится.

Никто из них, даже полицейские, не знал, что делать в такой ситуации. Они просто стояли и смотрели, как неизбежность разворачивалась перед их глазами.

Женщина снова споткнулась, подалась вперед и упала. Артур дернулся было, чтобы помочь ей, но Стритер схватил его за руку и удержал.

Двое таможенников увидели, как упала женщина, и поспешили к ней, но было уже поздно. Лицо ее совсем посинело и, казалось, распухло и увеличилось до размеров, гораздо больше естественных. Потом на нем вздулись блестящие луковицеобразные пузыри, и даже с расстояния в несколько метров Артур видел, что они наполнены отвратительным гноем, шевелятся и разбухают, живя собственной жизнью. Казалось, что ее тело разрывается огромным внутренним давлением, оно сотрясалось, как водопроводная труба с текущими кранами. Раз или два Артур пытался отвернуться, но не смог — ужасающее зрелище притягивало его взгляд.

Женщину все еще трясло. С ее губ сорвался жалобный, мучительный стон, а вокруг уже начала собираться толпа, не в силах помочь ей, но и не в силах уйти.

Наконец женщину загородили от Артура чьи-то спины, но он услышал предсмертный звук, который она издала. Пропустить его было невозможно — звук был похож на взрыв водяной бомбы в летний день, — и последствия он тоже увидел: растекающаяся по земле лужа розоватого цвета, пятнающая камень амперсандом.

Питера рвало в платок. Вертью и Мерси мрачно трясли головами, словно не веря своим глазам. Но мистер Стритер только ухмыльнулся.

— Вот уж точно, — сказал он. — Не зря говорят: все хорошо в меру.

И улыбнулся своей таинственной улыбкой.

19

Часто по ночам, когда бессонница одолевает меня, я размышляю о том, как Джасперу удалось сделать это.

Не думаю, что он испытывал хоть малейшие трудности. Доведись мне столкнуться с чем-то в этом роде… я бы извелся. Покой бы потерял. Но Джаспер? Его, казалось, это ни чуточки не волновало.

Вы, наверное, уже догадались, кому он звонил, когда оставил меня у «Глаза». И можете себе представить, как сладкоречиво приглашал он ее на ланч. Что-нибудь роскошное, наверняка говорил он, какое-нибудь модное местечко. Угощаю. И девушка, которой и без того льстили его джентльменские манеры, его внимание и кажущаяся искренность намерений, была беспомощна, услышав это приглашение. Потом уже, когда дело было сделано, Джаспер сказал мне, что и пальцем к ней не прикоснулся. Но мы знаем истину. Мы знаем, каким он был. Мы знаем, что он наверняка не в силах был сдержаться.

Если в моем рассказе проскальзывает ненависть, вы должны меня простить. С учетом всех обстоятельств, мое негодование на самом деле слишком мало, но в этой части моей истории есть нечто, неизменно приводящее меня в бешенство. Бесит меня и тот факт, что, будь я хоть капельку проницательнее, хоть немного внимательнее, я мог бы предотвратить все это целиком и полностью.

Так вот, Джаспер позвонил ей, пригласил на ранний обед, и она согласилась. Она выпросила у коллег кое-какую косметику и целую вечность провела в женском туалете, прежде чем явиться перед его глазами. Сердце ее радостно колотилось при мысли о еще одной встрече с этим франтоватым, легким в общении человеком, явно не отягощенным женой, извращениями или комплексами. Джаспер наверняка ждал ее на улице и повел в ресторан, который точно должен был произвести на нее впечатление и в который он ни за что бы не пошел при обычных обстоятельствах. Это должен был быть ресторан, в котором он не бывал прежде. Это должен был быть ресторан, где его никто не мог бы узнать.

Он, наверное, слушал ее щебетание, когда принесли вино, спросил, какие слухи ходят в офисе, вежливо кивнул, узнав, что ее босс пришел сегодня утром больным, и изобразил интерес, когда она рассказала ему о толстой женщине в подвале. За закуской он даже, наверное, мирился с ее неуклюжими заигрываниями, и только когда она вышла из-за стола, чтобы припудрить носик в туалете, он наконец сделал свое дело.

Для такого человека, как он, это решение даже не имело никакой нравственной подоплеки. Круглая серебряная таблетка упала в ее бокал. Она, наверное, тут же начала пузыриться, а потом растворилась, и когда Барбара вернулась к столику, то уже ни за что не могла догадаться о случившемся.

Но именно мысль о том, что, видимо, случилось после этого, когда все было съедено и таблетка начала действовать… это и еще страшное предательство, стоявшее за его поступком, — вот что выворачивает меня наизнанку, когда я пишу об этом.

Когда происходили эти события, я привел Эбби в палату Макена и представил ее скорбной тени моего деда. В палате, казалось, было тише, чем обычно. Кровать напротив деда, на которой в прошлое мое посещение лежал толстый лысый человек, чье лицо почти целиком было покрыто лопнувшими кровеносными сосудами, стояла подозрительно пустой.