Крайние меры

Где-то позади заржала лошадь, и Питтман замер, опасаясь, как бы этот звук не привлек чье-то внимание. Едва ржание смолкло, Питтман снова стал двигаться и ускорил шаг, чтобы поскорее оказаться в спасительной тени одного из зданий.

Снова воцарилась тишина. Двигаясь настолько быстро, насколько позволяла осторожность, Питтман обошел по периметру второе здание, стараясь не попадать в полосу света у входа. Он пересек площадь и, прижавшись спиной к стене, принялся изучать мельчайшие детали, различимые в окружающей темноте. Все его чувства были обострены до предела, он уже прошел в глубь территории, и это вселяло уверенность. Но страх не проходил. Он не мог унять дрожь, опасаясь, что в тишине таится опасность.

Питтман заставил себя оторваться от стены и перебежал к библиотеке. Но войти в освещенное пространство перед дверьми не осмелился, а отыскал запасной выход и повернул ручку. Увы! Дверь была заперта. А ведь главный библиотекарь хвастливо заявил, что в школе действует закон чести, и двери оставляют открытыми. Но, видимо, это появление Питтмана с Джилл так встревожило главу Академии. Беннет наверняка был предупрежден о возможности появления нежелательных посетителей.

«Но почему? — думал Питтман. — Что люди Миллгейта пытаются скрыть?»

Находясь в библиотеке, Питтман не обнаружил никаких признаков системы сигнализации. «По крайней мере, хоть об этом можно не беспокоиться», — думал Питтман, вынимая отмычки из рукоятки своего знаменитого ножа.

Скрежет металла заставил его поморщиться. Он был настолько резким, что вполне мог привлечь внимание. И все-таки Питтман продолжал освобождать одну защелку за другой, не ослабляя давления на цилиндр. Наконец цилиндр начал вращаться. Язычок замка освободился, и Питтман осторожно повернул ручку двери, опасаясь, что в помещении кто-нибудь есть. Он вытащил пистолет и, держа его здоровой рукой, просунул в щель, а забинтованной готов был в любой момент захлопнуть дверь.

Питтман прислушался. Шум, произведенный взломом, не вызвал тревоги. Все было тихо. Затаив дыхание, Питтман вглядывался во мрак. Прошла минута. И если совсем недавно он дрожал от холода, то теперь обливался потом. Заперев наконец за собой дверь, он нащупал ведущие наверх ступени, бесшумно поднялся на второй этаж, снова прислушался и подошел к архиву. За матовым стеклом виден был лунный свет, проникающий в хранилище. Питтмана нисколько не удивило, что дверь заперта.

Он быстро открыл замок, вошел внутрь и пригнулся, выжидая. Будь бандиты где-то здесь, они давно напали бы на него. И, досчитав до тридцати, Питтман решил рискнуть. Он запер дверь на замок, пересек комнату и опустил шторы. Потом встал между центральными полками и включил фонарик, направив хилый лучик на пол, чтобы из окон не было видно света. Лишь приняв все эти меры предосторожности, Питтман подошел к полкам с ежегодниками, которые он и Джилл изучали сегодня около полудня.

К немалому его удивлению, полки оказались пусты. Все ежегодники с 1929 по 1936 год исчезли. В надежде, что журналы на столе, за которым они с Джилл работали днем, Питтман обернулся, но тонкий лучик фонаря скользнул по гладкой поверхности стола. Ежегодников там не было. По-видимому, их унес Беннет.

«Господи, что же теперь?» — подумал Питтман.

По-прежнему истекая потом, он тяжело опустился на пол и прислонился спиной к полкам.

"Просмотри другие ежегодники, — сказал он себе. — Проверь 1937 год.

Но зачем? Какой смысл? К тому времени все «Большие советники» уже окончили школу.

А есть ли у тебя иные варианты?

Может быть, стоит просмотреть и другие документы?"

Днем, когда они с Джилл осматривали хранилище, их внимание привлекли школьные ежегодники. Тогда Питтман не обратил особого внимания на перевязанные пачки и коробки. На многих из них было напечатано: «РЕЗ.ПО СЕМ.». За надписью следовали цифры — «51 — 52», «52 — 53», «53 — 54» и так далее. Нехватка времени днем помешала ему исследовать содержимое коробок. Теперь же, не имея выбора, он поднялся на ноги, включил фонарик и направился к полкам.

В первой взятой наугад коробке лежали аккуратно уложенные коробочки с катушками микрофильмов. До Питтмана дошло, что аббревиатура «РЕЗ.ПО СЕМ.» означает «результаты по семестрам», а цифры указывают на весеннюю и осеннюю сессии каждого учебного года. Например, осень 1949 — весна 1950 года. Следующий учебный год начинался осенью 1950-го и продолжался до весны 1951-го. Поэтому цифры повторялись, перекрывая одна другую. Со временем места для хранения документов не стало хватать (не говоря об угрозе пожара), и бумажные листы были перенесены на пленку, что оказалось весьма удобно для школы и удручающе неблагоприятно для Питтмана.

Итак, что же делать? Может быть, украсть пленки за весь период обучения «Больших советников»? Но он все равно не сможет прочесть их.

Катушки можно принести в библиотеку, где есть прибор для чтения микрофильмов.

А что, если в них имеется очень важная информация. Нет, он не может уйти, пока...

Но если есть микрофильмы, значит...

Питтман припомнил, что в прошлое свое посещение заметил на столе справа от двери громоздкий предмет, прикрытый чехлом. Форма предмета говорила сама за себя. Питтман подошел к столу, снял чехол и обнаружил под ним, как и надеялся, прибор для просмотра микрофильмов. Но, едва нажав на кнопку выключателя, пришел в ужас от гудения вентилятора охлаждения и от матового сияния экрана.

Преодолевая страх, Питтман вернулся к коробкам, проверил надписи и рассортировал коробки с микрофильмами, обнаружив вскоре одну за 1931 — 1932 годы. Он прикрепил пленку к бобине машины, протиснул ее под увеличительной линзой и принялся изучать изображение на экране.

Перед ним оказался список учеников и их окончательные оценки по курсу «Древней истории (1)». Имена «Больших советников» в списке не значились. Он прокрутил пленку дальше, опустив оценку индивидуальных успехов учащихся, остановился на «Классической литературе (1)» и вновь, к своему величайшему разочарованию, обнаружил, что «Большие советники» не слушали этот курс.

«Если продолжать в таком темпе, то один ролик займет несколько часов. Должен быть более эффективный способ».

«Древняя история (1)»? «Классическая литература (1)»? Цифры означали, что существовали курсы 2, 3 и, может быть, 4. Догадка обожгла мозг. Обучение в Гроллье продолжалось четыре года. «Большие советники» в 1931 — 1932 годах были первогодками. Их имена должны быть среди младшеклассников, в последней четверти ролика. Питтман поспешно прокрутил пленку, игнорируя курсы, обозначенные цифрой 2. Достигнув тройки, он замедлил просмотр и обнаружил курс «Истории Британской империи», который слушали все пять «Больших советников» и по которому имели высшие оценки. Питтман нашел еще несколько предметов: «Английскую литературу», «Историю Европы», «Древнегреческую философию» и «Латинский язык», которые столь же успешно изучали все «Большие советники». Но ни в одном из классов он не встретил упоминания о Данкане.

Он прокрутил пленку до курса «Политические науки» и весь напрягся. Этот курс слушали всего шестеро учащихся — пять «Больших советников» и молодой человек по имени Деррик Мичэм.

Питтман задумался. Когда Джилл поделила между ними ежегодники, ему достались журналы за 1933 — 1936 годы. Ему было известно, что «Большие советники» окончили Академию Гроллье в 1933 году. Но теперь казалось, что, внимательно изучая букву "М" в поисках Миллгейта, он не встречал в ежегоднике за 1933 год никакого упоминания об учащемся по фамилии Мичэм.

Конечно, память могла подвести. И все-таки...

Питтман прокрутил пленку вперед к оценкам весеннего семестра за этот предмет и негромко присвистнул от изумления. Список сократился от шести до пяти имен.

Деррик Мичэм больше не числился среди учеников Академии.

"Но почему? — размышлял Питтман. — Может быть, заболел? За предыдущие семестры он получал только наивысшие оценки, так что из-за трудностей в учебе не мог оставить курс «Политические науки». Кроме того, Питтман подозревал, что учащиеся в Гроллье не могли выбирать для себя сами программу и отказываться от того или иного курса. Скорее, Академия отказывалась от своих учеников.