Охота в Лагарте. За два часа до темноты

Баддингтон осторожно опустился на краешек стула, сложил руки ни коленах и, помиренная водянистыми главами, уставился на доктора.

— Вот… Зашел поболтать, — заговорил он, помолчав. — Все остальные либо заняты, либо спят.

— В походе всегда так.

— Нас совсем не качает — это потому, что мы идем под водой, не так ли?

— Именно так. В том-то и преимущество подводной лодки. Погода нам безразлична.

— Да, да… — Баддингтон рассеянно обвел взглядом каюту. — Я слышал, вы весело провели время в Скаисене?

— Недурно.

— Мне рассказывали, как вам удалось получить столик, — заметил Баддингтон, рассматривая названия книг на полочке.

— Это когда я обратился к метрдотелю по-русски? — удивленно спросил О’Ши.

— Бот именно. Представляю, как он рассвирепел, когда узнал, что вы англичане.

— Возможно, — засмеялся врач. — Не понимаю, почему он мне поверил. Не так уж хорошо я владею русским.

— А когда-то владели хорошо? — поинтересовался Баддингтон, потирая нос.

О’Ши посмотрел на Баддингтона так, словно впервые его увидел.

— Всех нас в семье научила русскому языку наша мать — русская по национальности. Она надеялась, что мы когда-нибудь побываем в России и встретимся с ее родственниками.

Баддингтон взглянул на свои башмаки, затем мимо врача на полку с книгами.

— Очень интересно. Когда она уехала из России?

— Она никогда не жила в России. Ее родители — русские эмигранты, и родилась она в Лондоне.

— Она жива?

— Нет. Давным-давно умерла.

Настудило неловкое молчание.

— Как продвигается ваше расследование, мистер Баддингтон? — спустя некоторое время заговорил О’Ши.

— Расследование? — удивился Баддингтон. — Какое?

— О состоянии кондиционирования воздуха.

— Ах да! Должай признаться, продвигается пока довольно-таки медленно. По крупицам накапливаю необходимые данные. Надеюсь, что до Портсмута мне удастся кое-что сделать.

— Сложная это штука — кондиционирование воздуха?

— Очень! — поспешно откликнулся Баддингтон — Но исключительно интересная.

— Но сомневаюсь, — кивнул О’Ши.

— Спасибо за беседу, доктор, — проговорил Баддингтон, вставая и слабо улыбаясь. — Мне пора идти. Работы по горло.

Вернувшись к себе, Баддингтон достал на шкафа запасную книжку и черный кожаный ящичек и вынул из него несколько термометров и гигрометров. «Надо потренироваться с этими приборами», — подумал он, сделал несколько проб температуры и влажности воздуха и занес их в записную книжку. Ее бывший владелец, несомненно, был человеком старательным — книжка была заполнена формулами, техническими заметками и зарисовками, выполненными с большой тщательностью. В течение следующего получаса Баддингтон расставил термометры и гигрометры в различных помещениях лодки и, в частности, в матросских кубриках и в реакторном отсеке. Потом он отправился в ракетный отсек, измерил там температуру и влажность и аккуратно занес и эти данные в книжку. Перед тем как покинуть отсек, он вынул из черного ящичка два прибора и прикрепил их к переборке взамен тех, что повесил здесь раньше. После этого он зашел к Шэдде, сказал, что хотел бы побывать в продовольственной кладовой, и спросил, где может ваять ключ от нее. Важно, добавил он, чтобы никто не знал об его намерении. На вопрос Шэдде, что ему нужно в кладовой, Баддингтон заявил, что, возможно, ему удастся там кое-что отыскать. Разумеется, он замерит в кладовой температуру и влажность, но пока ему не хотелось бы ничего объяснять. Шэдде не стал настаивать и через некоторое время передал ему нужный ключ.

Вскоре после полудня Шэдде пригласил к себе главмеха поболтать за рюмкой шерри. Формальным поводом для приглашения послужила необходимость обсудить вопросы, связанные с предстоящим ремонтом лодки в Портсмуте, на самом же деле Шэдде переживал очередной приступ мрачной меланхолии и нуждался в обществе, а из одиннадцати офицеров корабля только Риса Эванса считал достойным своей дружбы.

Они обсудили некоторые детали будущего ремонта, потом Шэдде с возмущением заговорил о том, что произошло на центральном посту утром, во время учебной торпедной атаки.

— Вы знаете, все это очень серьезно. С дисциплиной у нас из рук вон плохо.

— Не так уж плохо, как вам кажется, сэр, — возразил Эванс. — Вы слишком нервничаете последнее время. Вам бы следовало хорошенько отдохнуть.

Шэдде нахмурился.

— А я говорю — плохо! — внезапно крикнул он. — Очень плохо! Я нисколько не преувеличиваю. И прежде всего потому, что большая часть офицеров лодки — новички.

— Ну и что? Послужат, поднатореют, будут не хуже остальных справляться со своими обязанностями.

— Сомневаюсь. Возьмите сегодняшнее занятие. Полнейший провал!

— Вы серьезно?

— Вполне серьезно. — Шэдде устало откинулся на спинку стула. — Вся беда в том, что мы слишком давно не воевали и теперь не в наших силах вдолбить людям, что к делу надо относиться серьезно. Всякую учебу, все учебные тревоги они рассматривают как пустые затеи.

С неприятным удивлением Рис Эванс обнаружил, что у Шэдде начали седеть виски. Он встречался с ним по нескольку раз в день, но только сейчас заметил.

— Да, да! Как придуманные мною забавы, — горячился Шэдде. — Никто из них и мысли не допускает, что им придется воевать всерьез.

— Меня это вовсе не удивляет, — заметил Эванс, рассматривая на свет вино в рюмке, как обычно делал Шэдде.

— Вот видите, даже вы не хотите относиться к этому со всей серьезностью, — с упреком сказал Шэдде.

— Это очень трудно.

— Знаю. В том-то и состоит опасность. Не далее как сегодня утром первый помощник заявил на мостике о своем неверии в то, что когда-нибудь возникнет необходимость использовать «Возмездие» в настоящем деле. И это говорит офицер, первый помощник командира боевого корабля! Вы понимаете теперь, что я имею в виду? Вы понимаете, насколько это опасно? Мы же идем к новому Пирл-Харбору! А эти люди убеждены, что ничего подобного у нас произойти не может. — Шэдде отставил рюмку, оперся руками о колени, ссутулился и пристально посмотрел на Эванса. — Вы знаете, о чем я думаю?

— О чем же?

— О том, что совершенно неожиданно наступит день, когда наш корабль по-настоящему покажет, какую силу он представляет, — торжественно, с такой убежденностью заявил Шэдде, что Рис Эванс даже несколько растерялся.

— Меня бы это… меня бы это крайне удивило, — запинаясь, ответил он.

— Да, да, такой день наступит, — не обращая внимания на ответ Эванса и все так же в упор глядя на него, продолжал Шэдде. — И знаете, что волнует меня?

— Что это будет последний день нашей планеты?

— Вовсе нет, — раздраженно отмахнулся Шэдде. — Я боюсь, что именно тогда, когда придет время действовать, среди экипажа начнутся дискуссии и болтовня… если мы заранее не укрепим дисциплину и порядок. Не забывайте, что не меньше половины экипажа выступает за запрет атомного оружия.

Смущенный Эванс молчал.

Шэдде еще больше нахмурился.

— Да. И врач примется объяснять, что все они очень милые люди, но не всегда в состоянии определить, что хорошо, а что плохо, и что их нужно не наказывать, а благодарить и помогать им.

— Вы, конечно, шутите, сэр, — натянуто улыбнулся Эванс.

— Какие шутки! — воскликнул Шэдде. — Тут уж не до шуток!

Угрюмый, замкнувшийся Шэдде погрузился в свои думы. Спустя некоторое время Эванс решил заговорить на другую тему.

— После прихода в Портсмут вы намерены взять отпуск, сэр? — спросил он.

— Вероятно, — буркнул Шэдде.

— И, как собирались, отправитесь с женой на машине по Франции?

Шэдде встал и долго возился у полки, переставляя с места на место книги.

— Не думаю, — наконец отозвался он.

— Решили изменить свои планы, сэр?

— У меня нет никаких планов.

— Но вы же сами говорили мне об этом!

К удивлению Эванса, Шэдде резко повернулся к нему и гневно крикнул: