Седьмой камень

— Значит, ты не можешь быть уверен, что тебе это не понравится.

— Я уверен, что не понравится!

— Ты никогда не узнаешь, если не попробуешь, Реджи.

— А разве убийство не считается незаконным деянием?

— Этот наказ был написан для нас и для тебя задолго до того, как возникли какие бы то ни было законы в любой ныне существующей в мире стране, — пояснил отец. — Кроме того, ты еще и сам полюбишь это.

— Откуда ты знаешь?

— Читай дальше!

И Реджинальд Воберн Третий отыскал путь сквозь строки древнего письма. Он следил за тем, как все более и более сложными и причудливыми становятся замыслы старинного наказа, поражался ошеломляющей логике людей, давно исчезнувших с лица земли, чтобы теперь, много веков спустя вернуться в новом обличье и нанести последний победный удар.

Это был своего рода вызов, и, хотя в точности исполнилось второе предсказание камня относительно того, как другие люди тоже откроют затерянный остров и как потомки Во, неузнанные, сольются с бурным человеческим потоком, который хлынет на остров, Реджинадьд так и не смог до конца поверить в последнее пророчество. Оно гласило, что первый сын первого сына по прямой линии, проводя свою жизнь в искусно созданной праздности, станет величайшим в мире убийцей.

И, разумеется, для этого требуется уничтожить тех, которые до сих пор считались лучшими.

Реджинальд подумал, что все это смахивает на некую игру. Однако все еще было неясно, понравится ли ему проливать чужую кровь.

Глава вторая

Его звали Римо, и он собирался удостовериться наверняка, что дети нужного ему человека находятся в пределах досягаемости. С другими детьми он бы так не поступил, но этот человек, умирая, должен был видеть смотрящие на него лица своих детей. Именно так когда-то убивал он сам. И таким способом заработал свое великолепное поместье в Корал Гейблс, штат Флорида, где за электроограждением, посреди чудесных лужаек, подобных дорогим коврам, красовался, точно роскошная драгоценность, сияющий белый дом с оранжевой черепичной крышей. Эта гасиенда была построена на наркотиках, насилии и смерти, в том числе и смерти детей.

Римо видел, как медленно поворачивались объективы телекамер, просматривая каждое звено ограждения. Механический ритм их движения был весьма размеренным и скучным, ускользнуть от этого слежения ничего не стоило. Римо никак не мог постигнуть, почему подобные типы больше доверяют технике, чем собственной врожденной порочности и изворотливости, благодаря которым они приобретали свое богатство. Застыв, точно каменный, он подождал, пока камера возьмет его лицо. Потом медленно провел указательным пальцем по собственной шее и улыбнулся. Когда камера перестала вращаться, вернулась к нему и осталась в этом положении, Римо снова улыбнулся и одними губами произнес:

— Ты умрешь.

Для начала хватит. Потом он подошел к главному входу, где в будке восседал огромный толстый мужик и жевал. Еда была так щедро сдобрена чесноком и перцем, что этих ароматов хватило бы на целый римский Колизей.

— Эй, ты! Чего тебе надо? — поинтересовался привратник.

Под его широким носом красовались маленькие черные усики. Волосы его были густыми и черными, как у большинства колумбийцев. И хотя служил он тут всего лишь привратником, но вполне вероятно, приходился братом или кузеном самому владельцу поместья Корал Гейблс.

— Я хочу убить твоего хозяина и хочу, чтобы при этом были его дети, — ответил Римо.

Из-за широких скули темных глаз его и самого можно было бы принять за индейца. Однако кожа Римо была белой. Нос — прямой, как стрела, и тонкий, губы тоже тонкие. Привлечь внимание могли бы разве что широкие запястья. Но привратник их не заметил. Из главного дома ему уже сообщили, что какой-то придурок выделывает перед камерами странные гримасы и о нем следует позаботиться.

Ему велели по мере возможности вести себя сдержанно. Сначала просто вежливо попросить уйти, а если не послушается, сломать ногу металлической трубой. Потом вы звать полицию и “скорую помощь”, которые его и заберут. Если же пришелец окажется уж слишком наглым, еле дует сломать ему и челюсть.

— Выметайся отсюда! — велел Гонсалес-и-Гонсалес-и-Гонсалес.

Это считалось вторым предупреждением. А всего надо было сделать три. Гонсалес прижал два пальца к маленькому передатчику, стоявшему в его будке. Таким образом он не собьется со счета. Осталось еще одно предупреждение.

— Нет, — ответил Римо.

— Чего?

— Я не собираюсь никуда уходить. Я здесь, чтобы прикончить твоего хозяина, — объяснил Римо. — Я намерен убить его и унизить. Мне сообщили, что его дети тоже тут.

— Чего? — проворчал Гонсалес.

Теперь уже сделаны все три предупреждения. Он потянулся было к шее незнакомца. Его огромные кулаки оторвались от передатчика, но замерли на полпути к шее нахала. Гонсалес внимательно посмотрел на свои руки. Пальцы, на которых он отсчитывал предупреждения, теперь болтались в воздухе. Гонсалес потерял счет и теперь не был уверен, сделал ли он все три предупреждения или все-таки нет.

— Эй, сколько раз я велел тебе убираться отсюда? — спросил Гонсалес. Может, чужак сам помнит?

— Я не собираюсь уходить. У меня дело к твоему хозяину.

— Нет, нет, — отмахнулся Гонсалес. — Я только хочу точно знать, сколько раз я повторял тебе, чтоб ты убирался отсюда. Как это было? Один раз? Или уже два?

— Не знаю, — ответил Римо. — Помню, ты в самом начале сказал “выметайся отсюда”.

— Верно. Эта первый.

— Кажется, был и второй раз, — припомнил Римо.

— Ладно. Три, — решил Гонсалес.

— Нет, было только два.

— Ну тогда считай, что получил еще раз.

— Еще раз что? — переспросил Римо.

— Три раза я предупреждал тебя перед тем, как удивить, — пояснил Гонсалес. Он уже начинал хитрить. — Ладно, получай третье предупреждение. Уноси отсюда свою задницу, пока я не переломал тебе ноги.

— Нет, — отказался Римо.

Гонсалес взялся за молоток. Ему нравилось слышать, как трещат кости, нравилось ощущать, как поддаются они под славным уверенным ударом. Нацелившись молотком на бедро наглого пришельца, Гонсалес хотел было попридержать парня свободной рукой. Однако же в руке, которой полагалось держать незнакомца, он вдруг ощутил какую-то странную легкость, объяснявшуюся тем, что рука больше ничего не держала. Она вообще пропала, а странный парень, кажется, даже не пошевелился.

Левая рука Гонсалеса превратилась в кровоточащий обрубок. Потом окошко в его будке захлопнулось, а дверь открылась, и Гонсалес увидел, куда делась его рука. Она шлепнулась ему на колени.

Он не заметил движения незнакомца, потому что оно полностью совпало во времени с его собственным. Он успел увидеть только молоток. Но не смог уловить невероятно быстрое движение, которым рука незнакомца оторвала ему кисть так же легко, как кухонные ножницы отрезают сосиску к завтраку. Кость отделилась от кости с такой скоростью, что у Гонсалеса даже не было времени ощутить боль.

Сначала только чувство легкости, потом рука на коленях, а затем наступила вечная тьма. Гонсалес не видел, как обрушился на его голову удар. Его последним ощущением было лишь поразительно ясное видение действительности. Гонсалес увидел передатчик. И на нем — два своих пальца. Значит, он остановился на счете два. Теперь все встало на свое место. Два предупреждения. Он это запомнит, если опять возникнет разговор.

Но больше ничего не было.

Римо почувствовал собак прежде, чем услышал или увидел их. Собакам присуща определенная, весьма характерная манера нападения. Эти животные привыкли жить в стае и, хотя их можно научить вести себя иначе, лучше всего они работают группами. Человека же, наоборот, надо приучать работать с партнерами. А кроме того на протяжении многих веков существовали люди, которых специально тренировали и воспитывали, чтобы они в одиночку могли достичь совершенства, могли полностью использовать все физические возможности, таящиеся в человеческом теле. Такой человек способен был издали почувствовать, как через просторную лужайку несутся на него разъяренные псы.