Часовые свободы

Грузовик миновал городок Наранья, погруженный в темноту в стороне от дороги, и неуклонно двигался к автостраде U.S.-1 федерального значения на юг; игла спидометра трепетала около отметки сорок пять; ветер хлопал брезентовым верхом, ветер, который тревожил Гуди. В свете приборного щитка лица мужчин казались напряженными: лицо Гуди, вытянутое и бледное от усиленного внимания, с серыми глазами и светлыми волосами, почти бесцветными в скудном освещении, и более красное лицо Клэя с острым хищным носом и тяжелым подбородком, темными кустистыми бровями, нависающими над карими глазами.

— Как думаешь, они там, в кузове, не заснули? — спросил Клэй.

— Нет, за ними следит Джейсон, — ответил Гуди.

В кузове машины под трепещущим от ветра брезентовым пологом на длинных скамьях, расположенных вдоль бортов кузова, молча сидели двадцать один человек. Среди них только Джейсон был одет в военную форму. На остальных были дунгари [2] синего цвета.

Джейсон поднес руку к лицу и впился глазами в светящийся циферблат часов.

Им предстояло ехать еще несколько часов.

Ощущение изолированности у этой группы людей усиливалось кромешной темнотой под брезентовым укрытием.

Свет передних фар грузовика выхватывал из темноты узкую ленту двухполосного шоссе, прихотливо петлявшего то вдоль кораллового или песчаного берега, то по мостовым настилам над водой. С одной стороны трассы плескались воды залива Флорида и Мексиканского залива. С другой простирался Атлантический океан. Возникало навязчивое ощущение, что отработанные пары бензина выбрасывались назад только затем, чтобы связать цивилизованные края с едва обжитыми пустошами. Между Ки-Ларго и Ки-Уэст было сооружено сорок пять мостов, и порою казалось, эти мосты соединяли островки, существовавшие ради одного-единственного домика, скрывающегося в густых мангровых зарослях, или с полдесятка развалившихся хижин, скучившихся у берега, а в лучшем случае — небольшого скопления настоящих домов, магазинчиков и ресторанчиков, дополненного полицейским постом и отделением торговой палаты, теснящихся к дороге, как дешевые ночные клубы, кричащими огнями пронзающие ночную темноту. Порой в темноте невозможно было отличить необитаемые островки от заселенных, погруженных в сон. Грузовик несся на юго-запад по неосвещенной автостраде, окруженный с двух сторон темным водным пространством, мимо мелькали деревни, кучки жилищ, пустынные ленты кораллов и песка, переплетенные заросли ризофоры, и все это создавало угнетающее впечатление молчаливой плоской темноты где-то на краю света.

Первое, что ожило с приближением рассвета, была водная гладь.

Задолго до восхода солнца вода начала приобретать краски; ее глухая чернота насыщалась глубокой бархатистой синевой; а затем постепенно, по мере зарождения зари, синие тона светлели и меняли оттенки, незаметно перетекая из цвета в цвет по всему спектру, так что к тому времени, когда грузовик достиг моста Семь миль, перед ним по обе стороны шоссе раскинулись ошеломляющие своим простором и сиянием дали океана и залива.

Джейсон Тренч откинул свисающий брезент и настороженно смотрел на убегающий назад длинный мост, по которому они ехали. Солнце еще не показалось над горизонтом, но гребешков волн уже коснулось предрассветное серебро, и каждая волна казалась изрезанной узорчатой филигранью, которой в старину украшали ножны дорогого оружия. Мост прямой стрелой безжалостно пронзал море, шоссе убегало назад по мере того, как с постоянной скоростью грузовик удалялся от наступающего рассвета.

Джейсон взглянул на часы. Они показывали пять минут седьмого, половина моста уже позади, и через двенадцать минут небо озарит утреннее солнце. При мысли о предстоящем его внезапно охватило сильнейшее возбуждение, и он опустил брезент, словно не желал видеть, как начнет розоветь небо. Рассвет означал начало операции, а он терпеть не мог начинать. Отъезд от склада в Майами, долгий путь по мосту — все это было лишь прелюдией, вступлением к действительному началу, которое наступит, когда они пересекут три маленьких островка, лежащие дальше к западу, потом Байя-Хонда и, наконец, приблизятся к Охо-Пуэртос и указателю «S-811», где резко свернут с шоссе U.S.-1. Вот тогда наступит момент приступить к действию. Это будет рассвет во всех земных смыслах, и он ожидал этого начала с острым возбуждением, которое каким-то образом сочеталось с холодящим грызущим страхом. Если что-нибудь пойдет не так...

Этого не будет, сказал он себе.

И все же, когда он выпустил из рук брезент, когда обернулся посмотреть на остальных мужчин, сидящих в кузове, он подумал, не лучше ли было бы осуществить эту операцию ночью. Почему он решил начать на рассвете? А если жители этого жалкого, заброшенного городка встали в пять часов и теперь ожидают их на пороге с вилами в руках?

Жители этой дыры не встают в пять утра, напомнил он себе. Мы знаем привычку вставать и ложиться каждого человека в Охо-Пуэртос и знаем, что в воскресное утро там никто не шевельнется раньше половины восьмого. Доктор Танненбаум и его жена Рэчел по воскресеньям встают в семь тридцать и отправляются в Маратон позавтракать и купить нью-йоркскую «Геральд трибюн». Только сегодня утром им придется проснуться самое позднее в шесть двадцать, и они не поедут ни в Маратон, ни куда-либо еще. Следующий человек, которого придется разбудить в этой деревне в воскресное утро, это Лестер Пэрч, он живет в первом доме от берега и по воскресеньям заводит будильник на восемь. Его официантка и наемный повар, каждый в своей машине, приезжают из Биг-Пайн к восьми, но Лестер открывает свой ресторанчик для посетителей только в девять, слишком поздно, чтобы заловить чету Танненбаум, которые к этому времени уже завтракают в Маратоне. Адриана, жена Лестера, по выходным спит до десяти. Как правило, к десяти просыпаются все обитатели Охо-Пуэртос, за исключением живущего в третьем доме от берега холостяка Рика Стерна, чаще всего проводящего ночь в обществе какой-нибудь девицы, которую накануне подцепил в Маратоне. Он не отрывает голову от подушки часов до одиннадцати, а затем перекатывается на спину и дремлет еще минут десять, набираясь сил для утренней потехи со своей кралей. Сегодня утром его ожидает маленький сюрприз.

Джейсон улыбнулся.

Он снова взглянул на часы и мельком подумал, сколько раз с тех пор, как три часа назад они покинули склад в Майами, он смотрел на них и ничего не видел. Затем перевел взгляд на сидящего напротив молодого рыжеволосого парня со стрижкой ежиком, который опустил голову, уставясь в пол, и тихо сказал:

— Бенни, думаю, настало время раздать оружие. Мы почти на месте.

Ни слова не говоря, Бенни поднялся и посмотрел на огромного негра, сидящего через три человека от него. Широко расставляя ноги, чтобы не потерять равновесие, они перебрались в голову кузова, где на полу высилась покрытая грубой пятнистой тканью угловатая груда. Бенни сдернул ткань и стал передавать винтовки могучему негру. Некоторые винтовки были новыми, другие — уже использованными, но все они были приобретены в оружейных магазинах, потому что ни в одном штате не требовалось лицензии на покупку или обладание оружием, за исключением револьверов. Винтовки были разных систем и калибров, начиная от «Моссберга-22» с семизарядным магазином и кончая «Саваджем 30-06», и колебались в цене от 17,25 доллара за однозарядную винтовку «Спрингфилд-22» до 155 долларов за «Винчестер-243». Все винтовки были помечены, и Бенни с негром вручали каждому человеку ту винтовку, на которой значилось его имя. Пока они продвигались вдоль скамей, Джейсон встал на ноги.

Мужчины тщательно осматривали свое оружие, щелкали затворами, надевали патронтажи на пояс. Он покашлял, чтобы привлечь их внимание.

— Мы приближаемся к Охо-Пуэртос, — сказал он.

Люди затихли. Раздался последний щелчок затвора, лязгнул металл, и наступила тишина.

— Через несколько минут наш грузовик свернет с автострады и по шоссе S-811 въедет в деревню, — сказал Джейсон. — Мы сделаем все остановки, которые отрепетировали на прошлой неделе, но на этот раз все будет по-настоящему. На этот раз мы приводим наш план в действие.