Кровавый риск

— Готов, — сказал Ширилло.

Они взялись, тяжело дыша, пока все мышцы живота не натянулись до боли. Такер ощущал своё тело как стеклянную бутылку, наполненную под давлением газированным безалкогольным напитком, пот из него шёл градом. Но он не отступал, не имело значения, приведёт ли это к разрыву мышц, перенёс бревно на несколько дюймов, преодолел бочком разочаровывающе короткую дистанцию перед тем, как они вынуждены были бросить его. Тогда Ширилло сел на бревно, чтобы отдышаться, дыша как собака, которая пробежала длинный путь по жаре в середине июня.

— Не бездельничай, — сказал тут же Такер.

Он чувствовал себя так же плохо, как и парень, только, возможно, даже хуже — он был, в конце концов, на пять лет старше Ширилло, на пять лет слабее; и у него было двадцать восемь лет лёгкой жизни, которые противопоставлялись двадцати трём годам воспитания жестоким гетто, которые были у парня — но он знал, что являлся одним из тех, кто никогда не бросит, придумает, что сделать, разделит с ними часть фанатичной решительности для того, чтобы помочь в трудную минуту. Это было не самым страшным для Такера. Больше он боялся провала. Он сказал: «Давай же, Джимми, Христа ради!»

Ширилло вздохнул, встал на ноги и ещё раз перешагнул сосну. Как только он нагнулся, чтобы схватить её, Харрис открыл огонь из Томпсона, поливая лес вокруг них с ужасным шумом. Ширилло осмотрелся, но не смог ничего увидеть из-за «доджа» с того места, где находился, снова нагнулся и схватился за бревно, отдал все силы, которые имелись, на последний, яростный заход. Вместе они осилили большее расстояние, чем в прошлый раз, когда были вынуждены его бросить. Отпущенное, дерево приземлилось на выжженную дорогу с тихим пыльным глухим звуком.

— Достаточно далеко? — Спросил Ширилло.

— Да, — сказал Такер, — Теперь двигай задницей!

Они побежали обратно к машине. Ширилло скользнул за баранку и завёл двигатель. Это было достаточным сигналом для Харриса, который не использовал Томпсон почти целую минуту. Большой мужчина подпрыгнул и оказался снова на заднем сиденье «доджа». Такер сидел впереди с Ширилло и возился с ремнем безопасности. Он защёлкнул его в то время, когда Джимми удлинил свой, повернулся к Харрису и спросил: «Попал по шинам?»

— Нет, сказал Харрис. — Одна вещь беспокоила его: он уважал Такера и хотел, чтобы молодой человек платил ему тем же. Если бы с этой работой всё сложилось удачно, она должна была стать последней; сейчас же, так как они лажанулись, ему снова потребуется работа, и он предпочтёт работать с Такером больше, чем с кем-либо ещё, даже после этого фиаско. — Ублюдки сообразили очень быстро, дали задний ход до того, как я успел попасть в какую-либо покрышку. — Он тихо ругался и тёр свою смуглую шею, его голос был слишком слабым, чтобы Такер мог слышать отдельные слова.

— Они идут? — спросил Ширилло.

— Как коп с метлой под задом, — сказал Харрис.

Ширилло рассмеялся и сказал: «Держитесь». Он вдавил педаль газа до отказа, отбросив их назад и на мгновение пригвоздив к сиденьям, продвигаясь по длинному, испещрённому тенями отрезку дороги.

— Почему они не оставят нас в покое? — спросил Харрис, смотря вперёд, Томпсон был у него на коленях. Его лицо было таким же, как и остальное тело: сплошные рубленые линии. Его лоб был массивный, его чёрные глаза под ним были глубоко утоплены и заполнены сплошь холодным интеллектом. Его нос, сломанный не однажды, был луковицеобразным, но при этом не нелепый, его рот был линией с отсутствующими губами, которая сморщивалась в верхней части его большого квадратного подбородка. Все эти грубые углы сталкивались вместе, образуя вид невыносимого разочарования. — Мы не взяли их деньги.

— Тем не менее, мы пытались, — ответил Такер.

— Мы даже потеряли Бахмана. Разве этого недостаточно?

— Не для них, — сказал Такер.

— Железная Рука, — сказал Ширилло. Они прижались слишком сильно к наружной части дороги: сосновые сучья скребли по крыше как длинные отполированные ногти, а рессоры пели как плохой альт.

— Железная Рука? — спросил Харрис.

— Так обычно называл их мой отец, — сказал Ширилло, не отводя глаз с дороги.

— Мелодраматично, не так ли? — спросил Такер.

Ширилло пожал плечами: «Мафия сама по себе — не степенная и рассудительная организация; она такая же мелодраматичная, как дневная мыльная опера. Они всё время проигрывают сцены прямо как в дешёвых фильмах: убирают конкурентов, избивают владельцев магазинов, которые не хотят платить за охрану, используют зажигательные бомбы, шантажируют, распускают слухи о детях в школе. Мелодрама не делает их менее реальными».

— Угу, — сказал Харрис, бросая тревожные взгляды в заднее окно, — Но не могли бы мы поехать чуточку быстрее, как думаешь?

Дорога понемногу повернула на восток и сузилась так, что огромные сосны и изредка вязы и берёзы стали ближе — как покровители пьесы, последний акт которой игрался без отдыха и достиг кульминации. Внезапно дорога снова соскользнула вниз, а пыль стала влажной и превратилась в толстый слой грязи.

— Где-то поблизости подземная река, — сказал Такер.

От основания возвышенности дорога шла понизу на протяжении ста ярдов [16], где начинался другой склон. Вот здесь, укрытый нависающими деревьями и расположенными по бокам тысяче-слойными стенами глинистого сланца, «додж» уперся, кашлянул, грохотнул как Демосфен [17], изрыгающий изо рта камни и утерявший последнюю грацию.

— В чём дело? — спросил Харрис.

Ширилло был не так сильно удивлён, так как ожидал этого через некоторое время. Тем не менее, он был удивлён по-своему. «Бензобак был пробит, когда мы свернули на грязную дорогу», — сказал он им. «Я наблюдал, как индикатор мало по малу падал последние полчаса — это указывало на то, что отверстие маленькое — но я не видел никакого смысла заставлять всех нервничать до тех пор, пока мы не стали на самом деле пусты».

Они вышли и стали в узкой долине, где очертания утреннего раннего тумана все еще гнало медленно ветром сквозь деревья — призрак без дома.

Харрис повесил пулемёт через левое плечо, на чёрном кожаном ремне, и сказал: «Ну, дорога чертовски узкая для того, чтобы они могли проехать вокруг «доджа». Так что если нам нужно идти, то пошли».

Такер сказал: «Мы не собираемся идти так далеко, когда они прямо за нами на хорошей машине», — его тон не оставлял пространства для дебатов. «Мы заберём у них этот «мустанг».

— Каким образом? — спросил Ширилло.

— Ты увидишь через минуту, — Он пробежал вокруг носа «доджа», открыл водительскую дверь и кинул дробовик на сиденье. Он выкинул их резиновые маски на дорогу. Сняв машину с ручного тормоза, он перевёл коробку передач в нейтральное положение. — Вы двое становитесь сзади и толкайте, — сказал он.

Они заняли противоположные концы заднего бампера, а Такер подпёр плечом дверную раму и медленно двигался вперёд, держа одну руку на руле, предохраняя машину от вклинивания в глинистый сланец, который подходил близко с обеих сторон. В том месте, где дорога начала идти вниз, Такер схватил дробовик и отпрыгнул с пути. «Отпускайте её!».

Ширилло и Харрис стояли сзади и смотрели, как чёрная машина громыхала неуклюже вниз первые несколько ярдов нисходящего склона. Когда наклон стал круче, машина набрала скорость и подалась влево. Она ударилась о глинистую стену, полетели искры, заскрипела, пошла вправо, как животное, ищущее убежище, стукнулась о другой каменный склон, заскользила боком, когда склон резко пошёл вниз, её подбросило на ямке, которую они не могли уже разглядеть сверху. Её начало разворачивать, как будто этого было достаточно, и она собиралась вернуться обратно на возвышенность, затем она грациозно перевернулась с сильным грохотом, который ударил по ним как волна. Она проскользила ещё двести футов перед тем, как остановилась, её шасси смотрело на них.