Афера

– А где здесь Кастера разбили, Багси?

– На Литтл-Бигхорн, это приток нашей реки, милях в тридцати к северу отсюда.

– И с каким же племенем шла война?

– Сиу.

– Но ведь вроде в этих краях живут кроу.

– Так оно и есть, – кивнул Багси. – В этой своей части Бигхорн рассекает резервацию кроу прямо посредине. Им принадлежат земли по обе стороны реки. Позвольте дать маленький совет, босси. Если вам понадобится отлить, не отходите далеко от берега.

– Это еще почему?

– По закону кроу могут арестовать вас за нарушение права частной собственности. Нам разрешается ловить с берега, но заходить без дела на поля – нет. Так решило федеральное правительство Соединенных Штатов Америки. – Последние слова Багси прозвучали иронически. О Филипелли он знал больше, чем показывал.

– Неужели они действительно могут арестовать?

– Ну да, а разве вы на их месте поступили бы иначе? Поставьте себя в их положение. Вы видите какого-то прощелыгу, расхаживающего по вашим полям с принадлежностями для рыбалки, которые на вид стоят столько, сколько вам за всю жизнь не заработать. Он расстегивает штаны и начинает поливать вашу землю, а вам остается разглядывать белый, как лилия, зад. И не исключено, что этот белый, как лилия, зад, принадлежит отдаленному родичу кого-нибудь из тех, кто сто лет назад отнял у вас землю. Так чем же плохо пугнуть его как следует?

Филипелли рассмеялся.

– Да, но здесь такая открытая местность, что за много миль можно человека увидеть. А уж в лодку-то вернуться я всегда успею.

– Во-первых, чуть ниже по реке растительность меняется. Появляются тополя, кусты, высокая трава и прочее. Там уж вам никого не увидеть, если захочет подкрасться. Во-вторых, индеец при необходимости за былинкой укроется. В-третьих, и это самое главное, индеец проводит немалую часть жизни в обществе двух предметов – бутылки виски и ружья. Иногда с ним и то и другое, и, уж поверьте мне, это не самое лучшее сочетание. Увидев, как вы поливаете его землю, индеец вполне способен открыть пальбу, не важно, в лодке вы или нет. В общем, сегодня я без них вполне обойдусь, так что сделайте одолжение, не уходите далеко от берега.

– Я правительственный чиновник высокого ранга и хожу, куда мне вздумается. К тому же с нами два отлично подготовленных агента секретной службы. Так что ничего с нами не случится.

Багси оглянулся на спутников, изо всех сил старающихся не отстать от них.

– Эти ребята тоже никого не заметят, – фыркнул он. – Они и рта раскрыть не успеют, как на том свете окажутся.

– Судя по вашему тону, – заметил Филипелли, – вам нравится, как в Америке обращаются с коренным населением. Это хорошо.

– Лично мне на это наплевать, мистер Филипелли. Я прожил здесь пятьдесят лет, и за все это время не видел ни одного индейца, который хоть пальцем о палец ударил бы. По мне, так лучше бы их вовсе не было, сплошная головная боль. Но я практический человек. Они здесь есть и никуда не денутся, и мне приходится с ними жить. А знаете, мистер Филипелли, отчего они в потолок плюют? Оттого, что вы, сердобольные либералы из Вашингтона, испытываете комплекс вины за то, что случилось бог знает сколько лет назад. Точно так же никак не забудете, что когда-то кинули эту громадину на Японию. Вот теперь вы и решили, что должны им все давать. Землю, машины, ежемесячные пособия – все. Я не говорю, что в свое время мы правильно обошлись с этими людьми. Ни один человек, находясь в своем уме, не станет этого утверждать. Слушаешь иные истории о том, как солдаты вырезали целые деревни, насиловали, – ушам не веришь. Самый настоящий кошмар. Когда говорят, что белые – высшая раса, я просто смеюсь. Но беда вот в чем: давая человеку все, что нужно для жизни, вы лишаете его инициативы. Вы отнимаете у него волю. Индейцы берут деньги, которые мы им даем, и покупают на них виски. Потом они напиваются, бьют жен и попадают в автомобильные аварии. В конце концов, они превращаются в законченных алкоголиков. Надо оставить человеку нечто, к чему он стремился бы. Иначе он пропадет. Любой пропадет, будь он индейцем, белым, китайцем, черным, это значения не имеет.

Филипелли собрался возразить – он вообще по природе был большой спорщик, – но тут на излучине реки лодку внезапно понесло вперед.

– Внимание, босси! – Багси приналег на весла.

Филипелли вывернул руль. Впереди вскипали белые буруны, вода перекатывалась, обтекая огромные валуны. Встав посередине лодки и не выпуская из рук весел, Багси умело маневрировал между камнями. Там, где вода течет плавно, он прошел бы с закрытыми глазами, но в районе порогов скорость течения непрерывно меняется. Добравшись до них, Багси вновь уселся на место и повел плоскодонку по пенящейся воде.

Воздух тут был прохладнее. Филипелли крепко вцепился в планширы, пытаясь предугадать, в какую сторону качнется лодка. Ярость порогов достигла своего пика, и вот они остались позади, а лодка вновь вошла в тихие воды.

– Потрясающе! – Филипелли вновь занял свое место у носа. Его возбуждала мысль о том, как славно оказаться в таком заброшенном месте, недоступном для вашингтонских бюрократов.

– Да ничего особенного. Настоящих порогов на этой реке нет, разве что много южнее. – Багси извлек из ведерка со льдом, покачивающегося рядом с сиденьем, банку пива, дернул с треском за кольцо, сделал большой глоток и вытер рукавом рот. – Не желаете?

– Да нет, слишком рано еще.

Багси проворчал что-то и покачал головой.

– Эй, босси, гляньте-ка сюда.

Филипелли посмотрел туда, куда Багси вытянул свой скрюченный палец. Поначалу он ничего не заметил – слишком сильно отсвечивало в воде яркое солнце, даже черные очки не помогали. Но, привыкнув, он понял, на что показывает Багси. Плавники. Плавники форели. На вид целый косяк – кормится мошкой, плотно покрывающей поверхность воды.

– О Господи, да там не меньше сотни!

– Как минимум, три сотни.

– Фантастика! И солнце так высоко. Не думал, что такие косяки появляются до заката.

– Здесь бывает. Я просто забыл сказать, а вы ведь впервые на Бигхорне. Словом, готовьтесь к представлению. Если погода хорошая, форели здесь всегда полно.

– А какой, коричневой или радужной?

– Коричневой в основном. – Багси обернулся – охранники только-только подходили к порогам. Он знаком велел им грести к берегу – а то еще всю рыбу распугают. Те уже три раза чуть не перевернулись, поэтому с облегчением сделали то, что велено.

– Ну что ж, босси, здесь и остановимся, – прошептал Багси. Так полагалось профессионалу. Он огляделся. – Они тут звонцами кормятся да мальками. Да и рыбешки-то небольшие, самые крупные – дюймов восемнадцать.

Теперь в Багси тоже проснулся охотничий азарт, ничуть не меньше, чем у Филипелли, это по глазам его было видно, по голосу слышно.

– Узел Адамса, босси. Шестнадцатый. Так будет лучше видно наживку, да и вы сразу заметите, если какая-нибудь большая дура клюнет. Вот. – Багси извлек из своего залатанного бушлата небольшую консервную банку и протянул Филипелли крючок с наживкой.

У того аж руки задрожали, и он сделал глубокий вдох, чтобы хоть немного прийти в себя. Глупо, право. Ведь это всего-навсего рыбалка. Однако Филипелли так и не удалось унять дрожь в руках, когда он продергивал леску сквозь ушко крючка.

Положив весла на борт, Багси неторопливо направил лодку к берегу. В десяти футах от него он ступил на мелководье и наполовину вытащил лодку из воды, закрепив корму тяжелым металлическим якорем.

Филипелли высматривал своих телохранителей. Они тоже вытаскивали на берег свою лодку в семидесяти ярдах выше по реке, невдалеке от порогов, не сводя при этом глаз с директора.

Филипелли взял удочку и, не мешкая, подвязал крючок с насадкой. Мгновение спустя крохотный поплавок – перья, клочок шерсти животного, нить – лениво опустился на воду. Это было подобие крылатого насекомого. В таком виде оно будет скользить по воде, прежде чем взлететь, – в противоположность куколке, когда мушка напоминает доисторическое существо и как бы ползает или ковыляет по дну в поисках пищи.