Личный ущерб

— А он не очень разборчив, — возразил я.

— Послушай, Джордж, можешь говорить, что хочешь, но председатель окружного суда Мойра Уинчелл ордер на установку «жучка» подписала без звука.

В этом я не сомневался. Конечно, судью Уинчелл, седовласую надменную леди, факт прелюбодеяния женщины-судьи с адвокатом должен был потрясти, но я не верил, что Сеннетт действительно собирается предъявлять Магде какие-то обвинения, и сказал ему об этом.

— Джордж, я не представляю, что делать. — Он подался вперед. — Твой парень нас дурачит, определенно. Трахает даму-судью, а потом заявляется к ней с иском, который, разумеется, она решает в его пользу. Этого, надеюсь, добавлять не следовало? Мне нужно выяснить, что еще он скрывает. В Вашингтоне об этом пока не знают. И тебе, конечно, понятно, что сворачивать операцию я не хочу. Хотелось бы провести этот эпизод как дополнительную информацию, полученную в ходе расследования, но такое маленькое па я могу позволить себе в этом танце лишь однажды. В следующий раз они просто заткнут нам рот и упрячут Робби в тюрьму на срок от сорока до пятидесяти двух месяцев. Вот так вот, Джордж. Он должен раскрыться полностью.

Я был озадачен. Меня не столько удивила связь Робби с судьей Магдой Меджик — за годы работы я уже привык к удивительным глупостям, на какие оказывались способны мои клиенты, — сколько странное поведение председателя окружного суда. Она могла возмущаться поведением Магды сколько угодно, но требования закона здесь однозначны. Для того чтобы дать разрешение на установку «жучка» в кабинете судьи, власти должны располагать достоверной информацией, что ее встреча с адвокатом Робби Фивором связана с коррупцией. Откуда же взялась эта информация? Я спросил об этом Стэна и сразу пожалел, увидев, как он самодовольно усмехнулся.

— Джордж, пусть это останется для тебя маленькой загадкой. Как в таких случаях действуют спецслужбы, не твое дело. Но вспомни наш первый разговор. Я тогда тебя предупредил, что нам будет известен каждый его шаг.

Господи! Я тихо застонал, когда до меня, наконец, дошло. Все очень просто — в кабинете Робби они тоже поставили «жучок». Когда я сказал об этом Сеннетту, он и бровью не повел. Подошел к шкафу с электронным оборудованием и принялся внимательно осматривать каждое устройство, как покупатель в магазине.

Я заявил, что это подло — договориться с человеком о сотрудничестве, а потом подставлять, даже если этого требуют сумасшедшие из ККСО. Но так прямо разговаривать со Стэном, видимо, не следовало, потому что агенты ФБР о наших личных отношениях ничего не знали. Он почувствовал необходимость как-то защитить свою позицию, тем более что Макманис по-прежнему не проронил ни слова. Судя по всему, происходящее ему не очень нравилось.

— Джордж, — произнес Стэн, — если ты без ума от Фивора, это твое дело. Для меня же он просто троянский конь с магнитофоном под рубашкой, и все. Я бы с удовольствием заменил его роботом, но такое невозможно. Для победы в этой схватке с силами зла мне нужно, во-первых, иметь сделанные на месте преступления записи и, во-вторых, доказательства, что подкуп судей организован властями, и поэтому Фивор не имел возможности специально подставлять каких-то лиц, которых ненавидит. Если присяжные заподозрят такое, то, вероятно, признают невиновными всех, чего допустить нельзя.

— Но ставить у него «жучок», — возмущался я, — против правил. В договоре о сотрудничестве с властями подобное вторжение в частную жизнь не предусмотрено.

— Все сделано по закону! — отрезал Стэн. Как любой прокурор, он обижался, когда его обвиняли в злоупотреблении властью. — Мы все сделали точно по закону.

Он бросил на меня мрачный взгляд, взял с кресла пальто и надел его.

— Нет, я скажу тебе еще кое-что, Джордж, поскольку изумлен твоим ханжеством. Твой любимый клиент — адвокат, в том смысле, какой люди вкладывают в это слово, когда хотят подчеркнуть мерзость данной профессии. Фивор использует профессию юриста, принадлежностью к которой мы с тобой гордимся, для сводничества. И очень на этом разбогател. Когда же его застукали, он дал нам слово говорить только правду и ничего, кроме нее. И теперь оказалось, что он слово нарушает. Передай, пожалуйста, своему клиенту, что я сделаю все возможное в рамках закона, чтобы довести дело до конца. Я должен, Джордж. Потому что люди с той стороны, приятели твоего клиента, Бренданы, Косицы и прочие, для них закон не писан. Это страшные, безжалостные люди, Джордж.

Мой приятель Стэн Сеннетт стоял у двери и пристально смотрел на меня. Его глаз сейчас видно не было, их скрывали поля шляпы, но все равно этот взгляд прожигал насквозь.

— И если я не буду таким же жестким, как они, и не ухвачусь за любое преимущество, какое только подвернется, если я не стану это делать, Джордж, произойдет ужасное. Они ускользнут. И продолжат свои гнусности. Они победят, Джордж, а мы проиграем. Ты и я. А также профессия, которой мы гордимся. — Стэн открыл дверь и добавил: — Проигрывать я не хочу.

— При чем здесь коррупция? — бушевал Фивор, меряя шагами мой кабинет. — Если я оказал одинокой женщине немного внимания, это что, считается взяткой?

— Судя по магнитофонной записи, — заметил я, — это было не таким уж маленьким.

Он едва улыбнулся:

— Да, я ее трахаю. Ну и что? Мы знаем друг друга много лет. Магда — замечательный человек. Что вам о ней известно? До девятнадцати лет она была послушницей, жила в монастыре, а сейчас у нее на руках больная восьмидесятивосьмилетняя мать. Мы занимаемся этим у нее в кабинете, потому что Магда скорее умрет, чем позволит, чтобы все увидели, как она выходит из отеля с мужчиной. Джордж, эта леди потеряла девственность в сорок лет, да и то из-за каких-то странных принципов. Она вообще очень странная. Когда мама поехала навестить сестру, пригласила к себе на ужин кавалера, который давно ее обхаживал. Тоже поляк, кстати, но в отличие от нее знает язык. В общем, та еще история. Он нашептывал ей по-польски всякие ласковые слова. Магда ни слова не понимала, но говорила мне, что парень покорил ее прежде всего тем, что похож на европейца. А потом, представляете, ей вдруг стало настолько стыдно, что она через месяц съехала с этой квартиры. Вот что такое Магда!

Когда она работала в уголовном суде, мне довелось участвовать в четырехнедельном процессе под ее председательством. Манеры безукоризненные, но не помню, чтобы за все время она хотя бы раз улыбнулась. Ее способности судьи я бы оценил как средние, но не в этом дело. Для нас с Робби имело значение лишь то обстоятельство, что судья Магда Меджик многие годы рассматривала его иски.

— Мне нравится Магда, и все. Мы замечательно проводили время. Она мне нравилась, независимо от того, были у нее на рассмотрении мои иски или нет. Кстати, она не всегда решала дело в мою пользу. Бывало и так, и не раз, когда Магда лишь улыбалась и пожимала плечами. Мол, ничего не могу поделать, такая у меня работа.

— При данных обстоятельствах она в любом случае не имела права рассматривать ваши иски, — заметил я, хотя мне было ясно, что ее сгубило. Магда не могла отказаться от рассмотрения исков Фивора, потому что председатель окружного суда потребовала бы объяснений. А врать она не умела.

— И что, ее посадят? За то, что она трахнулась со мной?

— Наверное, нет, — ответил я.

На записи никаких разговоров о деле зафиксировано не было. Робби настаивал, будто при встречах им даже в голову не приходило упоминать какие-то иски. Я передал ему слова Сеннетта, что сейчас он обязан все выложить начистоту, абсолютно все о своих связях с судьями и другими должностными лицами. Что-либо скрывать в данной ситуации опасно.

— Мне нечего скрывать, — быстро проговорил Робби. — В самом деле.

— А Мортон? — спросил я.

Робби чуть не подпрыгнул. Очевидно, я его испугал или застал врасплох. Меня продолжало беспокоить, что когда-нибудь у нас с Сеннеттом состоится еще один откровенный разговор, такой, как сегодня. Но его предметом на сей раз будет Мортон, по уши погрязший в дерьме.