Красный шторм поднимается

— Что вы думаете об участии фрицев в этом деле?

— Те, с кем мне приходилось действовать в море, показались хорошими ребятами. Никто не может быть настолько безумным, чтобы попытаться уничтожить все советское руководство. — Моррис пожал плечами, и по его Темному лицу пробежала мрачная улыбка. — Видите ли, помощник, в мире нет правила, гласящего, что все, что в нем происходит, должно быть разумным.

— Черт побери, шкипер, вы правы. Думаю, эти противолодочные ракетные установки могут нам пригодиться.

— Боюсь, вы попали в точку.

— Тебя отправляют в море? — спросила Марта Тоуленд.

— Да, меня попросили, и именно там мое место, нравится мне это или нет. — Бобу не хотелось смотреть в глаза жене. Уже достататочно плохо было то, что он слышал в ее голосе нотки приближающейся истерики. Он не хотел, чтобы в ее жизни поселился страх, но у него не было другого выхода.

— Боб, неужели все обстоит так плохо, как мне кажется?

— Трудно сказать, милая. Может быть, но никто не знает определенно. Послушай, Марти, ты помнишь Эда Морриса и Дэна Макафферти? Сейчас оба командуют кораблями, и им тоже приходится выходить в море. По-твоему, я должен оставаться в тихом безопасном месте на берегу?

Ответ его жены был сокрушительным:

— Они — профессиональные морские офицеры, а ты — нет, — холодно произнесла она. — Ты играешь в военные игры и служишь на флоте две недели в году, просто притворяясь, что все еще являешься морским офицером. Боб. Ты — штатский, работаешь в гражданском разведывательном агентстве и не имеешь никакого отношения к флоту. Ты ведь даже плавать не умеешь! — Сама Марта могла давать уроки плаванья дельфинам.

— Так уж и не умею! — возразил Тоуленд, понимая всю абсурдность этого спора.

— Не умеешь! Я не видела тебя в плавательном бассейне уже пять лет. Ну послушай, Боб, что, если с тобой что-то случится? Ты отправляешься в море заниматься своими идиотскими играми и оставляешь меня с маленькими детьми. Что я скажу им?

— Скажи им, что я не струсил, не убежал, не спрятался. Я… — Тоуленд отвернулся. Он не ожидал, что все так обернется. Марти выросла в семье морского офицера. Она должна понимать это. Но сейчас по ее щекам текли слезы и губы дрожали. Он сделал шаг вперед и обнял ее. — Марти, ведь я буду на авианосце, понимаешь? Это самый большой корабль на флоте, самый безопасный, лучше всех защищенный. Его окружают и охраняют десятки кораблей, в задачу которых входит не подпустить к нему противника. На нем сотня боевых самолетов. Я нужен им, чтобы помочь разобраться в том, что затевает неприятель. Узнав это, мы сможем не подпустить его к нашим берегам. То, что я делаю, Марти, необходимо для всех нас. Во мне нуждаются. Адмирал — командующий Вторым флотом — попросил, чтобы ему послали именно меня. Я важен для него — по крайней мере так ему кажется. — Он нежно улыбнулся, стараясь скрыть ложь. Авианосец действительно самый охраняемый корабль флота, потому что играет в нем ключевую роль; в то же самое время для русских он является целью номер один.

— Извини меня. — Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. — Как дела у Дэнни и Эда?

— Они куда более заняты, чем я. Подводная лодка Дэнни находится где-то в…, понимаешь, в данный момент она гораздо ближе к советским берегам, чем когда-нибудь придется находиться мне. Эд готовится к выходу в море. У него эскортный корабль, он будет, наверно, охранять конвои и другие корабли от подводных лодок. У каждого из них семьи. По крайней мере у тебя появилась возможность повидаться со мной, перед тем как я уйду в море.

Марта повернулась и улыбнулась впервые с того момента, как Тоуленд неожиданно вошел в дом.

— Только будь поосторожней.

— Буду чертовски осторожен, милая. — Но какое это будет иметь значение?

Глава 13 Приход чужаков

Виной всему было уличное движение. Конверт был доставлен, как обещано, в соответствующий почтовый ящик, и ключ, что находился у него в кармане, открыл замок. Во время инструктажа его предупредили о минимальном количестве личных контактов. Майор был недоволен тем, что из-за этого пришлось показаться на людях, но ему уже и раньше доводилось работать с КГБ, и для того, чтобы операция прошла успешно, он нуждался в новой информации. К тому же, по лицу майора промелькнула улыбка, немцы так гордятся своей почтовой службой…

Он свернул вдвое большой конверт и сунул его в карман пиджака, прежде чем выйти из здания почты. Вся его одежда была изготовлена в Германии, так же как и темные очки, которые он надел, прежде чем выйти на тротуар. Майор посмотрел в обе стороны, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Никого. Офицер КГБ пообещал ему, что убежище будет совершенно безопасным, что ни у кого нет ни малейшего подозрения, что они находятся здесь. Может быть. Такси ждало на другой стороне улицы. Майор торопился. Автомобили остановились у светофора, и он решил пересечь улицу прямо у почты, вместо того чтобы идти к переходу на перекрестке. Майор был русским и не привык к странным европейским правилам, согласно которым пешеходы тоже должны соблюдать дисциплину. Он был в сотне метров от ближайшего к нему полицейского, и водители машин, застывших на улице, чувствовали, что полицейский стоит к ним спиной. Как для русского майора, так и для американских туристов было бы неожиданностью, узнай они, что законопослушные немцы, садясь за руль автомобиля, резко меняются. Майор сошел с тротуара на мостовую в тот самый момент, когда зажегся желтый сигнал светофора и машины тронулись с места.

Он не успел заметить резко взявший с места «пежо». Автомобиль не успел набрать скорость, она достигла всего двадцати пяти километров, но и этого оказалось достаточно. Правый бампер машины ударил майора в бедро, развернул его и бросил на фонарный столб. Майор потерял сознание, еще не успев понять, что случилось. Может быть, это оказалось к лучшему, потому что его ноги остались на мостовой и задние колеса «пежо» переехали и раздавили обе лодыжки. Особенно пострадала его голова. Из перерезанной крупной артерии брызнул на тротуар фонтан крови. Майор неподвижно лежал лицом вниз. Машина тут же затормозила, с водительского сиденья выскочила женщина и подбежала к телу. Послышался крик ребенка, еще никогда не видевшего столько крови, и оказавшийся рядом почтальон бросился к перекрестку, чтобы позвать к месту происшествия полицейского, который стоял в центре транспортной развязки. Другой человек вошел в магазин и вызвал машину «скорой помощи».

Транспорт на улице замер, и это позволило водителю такси выйти из машины и пересечь улицу. Он попытался протиснуться поближе, но над неподвижным телом уже склонились несколько человек.

— Он мертв, — заметил один из них. Действительно, лицо пострадавшего было настолько бледным, что всякая помощь казалась излишней. Майор находился в состоянии глубокого шока. В похожем состоянии находилась и водительница «пежо». Из глаз ее текли слезы, а грудь сотрясали рыдания. Она пыталась объяснить окружающим, что этот мужчина сошел с тротуара прямо ей под колеса, что у нее не было возможности вовремя остановиться. Она говорила по-французски, что затрудняло общение.

Растолкав собравшуюся толпу, водитель такси был уже у самого тела, на расстоянии вытянутой руки. Необходимо было забрать конверт…, но в это мгновение появился полицейский.

— Все назад! — скомандовал он, вспомнив уроки, преподанные ему в полицейской академии: прежде всего установить контроль над обстановкой. Опыт подсказал ему также, что не следует и прикасаться к телу, и он поборол инстинктивное желание проверить, жив ли пострадавший. У пострадавшего повреждена голова, возможно, повреждена и шея, а в таких случаях им должны заниматься специалисты. Кто-то из толпы крикнул, что уже вызвал «скорую». Полицейский кивнул, надеясь, что она прибудет достаточно быстро. Составлять протоколы о транспортных происшествиях куда более рутинное дело, чем вот так вот смотреть, как потерявший сознание — или мертвый? — человек истекает кровью на тротуаре, нарушая этим установленный порядок. Через мгновение полицейский поднял голову и с облегчением увидел, что лейтенант полиции — старший смены — пробирается через толпу.