Магический круг

Однако значительно вероятнее, что настоящее послание Сэм спрятал среди противоречивых сообщений, ответвлявшихся от второго амперсанда. И все они так или иначе должны быть связаны с реальными местами Солнечной долины.

Амперсанд в шестой строчке соединял два слова: «долина» и «день». Поднимаясь с юго-восточной стороны таблицы к северу, можно было прочесть: «Солнечная долина & день» [21]. Далее начинались трудно прослеживаемые разветвления.

Одно из них, возможно, намекало на «полдень», но после этого я заплутала в буквенном лабиринте. Немного погодя я нашла около «долины» слово «десять» и, следуя по некой петле к началу фразы, прочла: «Десять утра номер тридцать семь». Черта с два Сэм стал бы так возиться, чтобы передать столь элементарное сообщение. Более хитрым пока было словечко «приют», которое я в итоге выискала возле этого амперсанда. Новое послание гуляло по всей таблице: «Приют ресторан в восемь вечера накинь желтый шарф». Можно подумать, что он способен узнать меня только по шарфику. Нелепость какая-то.

Кроме того, хотя мы могли встретиться в окрестностях Солнечной долины, где находились три городка, два горных хребта и обширные долины, покрытые редколесьем, я была уверена, что Сэм предпочел бы встречу на самой популярной у лыжников Лысой горе, потому что мы оба знали ее очень хорошо. Учитывая мою заштопанную руку и плачевное физическое состояние, я не слишком стремилась вновь встать на лыжи. Но, видимо, особого выбора у меня не будет.

Однако я чувствовала, что пока не нашла нужное мне послание. Возможно, куда-нибудь меня приведет слово «полдень», только непонятно, куда именно. Я выискала слово «иди», которое вроде бы могло быть частью какой-то длинной фразы, но мне не удавалось найти связь. Я вновь присмотрелась к таблице. Выделилось слово «на», рядом с которым стояло слово «по». У меня уже начали уставать глаза, хотя я старательно водила пальцем по этому буквенному лабиринту.

Наконец я обнаружила кое-что важное: «для нас свят». Это буквосочетание поворачивало на восток от слова «день», а потом спускалось к югу. «Для нас свят» — какой день для нас может быть святым? Пределом моих религиозных познаний являлся День всех святых. Мои детские посещения церкви ограничивались теми случаями, когда Джерси приглашали выступить во время богослужения, и сейчас я даже не могла толком сказать, что подразумевается под этим днем: то ли День всех душ, то ли масленица — но все равно ни один из этих праздников не выпадал на грядущее воскресенье. И хотя все лыжные склоны в Солнечной долине имели особые названия, не было среди них ни Хэллоуина, ни Марди-граса. Однако, как ни странно, главные склоны Лысой горы действительно были названы в честь праздничных событий: Рождественский, Пасхальный, Первомайский и Каникулярный. И вероятно, не случайно.

Прищурившись, я вновь уставилась на таблицу. Уже целый час я разгадывала этот хитроумный кроссворд, и моя подживающая рана отчаянно чесалась и зудела. Слова «для нас свят» вроде бы сочетались с несколькими найденными раньше словами, такими как «иди» и «на», но потом след вновь терялся. Черт побери, Сэм! При чем тут какой-то наш святой день и куда именно идти!

От четырех упомянутых мной «праздничных» склонов ответвлялось множество других, не таких высоких и сложных. Глубоко вздохнув, я закрыла слезящиеся от напряжения глаза и попыталась представить общую трехмерную картину этой горы. Например, если выйти с кресельного подъемника к верхней обзорной вышке, то можно увидеть три вышеупомянутых склона — все, кроме Первомайского; а если потом спуститься оттуда своим ходом, то сверху лыжный маршрут пройдет путь, сильно смахивающий на тот, по которому буквы в таблице складываются в слова! Точно, даже если вернуться в самое начало послания, к обнаруженным мной в таблице словам «Солнечная долина», то — если память мне не изменяет — именно по такой трассе взбирается на гору и сам лыжный подъемник!

Я поняла, что нашла верный ход, и опять мысленно представила себе общий вид, открывающийся с горной вершины. От подъемника лыжня сначала резко идет вниз, а потом вновь поднимается, переваливая через небольшую горку, и далее сворачивает на большое кочковатое поле. Открыв глаза, я поискала слово «поле» рядом с тем местом, где в действительности находилось бы это поле, если считать буквенную таблицу своеобразной картой местности. Не сразу, конечно, но я нашла это слово — оно складывалось из букв, следующих друг за другом по кривой в соответствии с реальной лыжней, — и сразу за ним слова «с кочками». Мое сердце учащенно забилось.

Однако я расшифровала еще не все сообщение.

За «кочками» обнаружилось слово «спуск», и я знала, что за кочковатым полем действительно начинается пять разных лыжных маршрутов, но воспоминаний об их названиях у меня было не больше, чем о «святом дне», случайно обнаруженном мной в начале пути. Я могла вспомнить лишь примерные географические очертания, номера подъемников и их трассы, да еще таблички с уровнями сложности в начале каждого маршрута: зеленые, синие или черные, с кругом, квадратом или ромбом. Непонятно только, помогут ли мне такие сведения.

Я напомнила себе, как хорошо Сэм знал меня. Сразу за словом «спуск» я увидела букву «ч» и, пройдя от нее по крючковатой загогулине, получила два слова: «черный ромб». За кочковатым полем от очередного подъемника начинался спуск именно по маршруту с черным ромбом. Если я правильно поняла, то мне надо подняться на вершину следующего склона. Я проверила, какие слова можно найти по соседству. Вот что сложилось: «далее следуй такой тропой через», и еще одно, заворачивающее на север слово: «рощу». Поскольку «роща» заканчивалась в крайнем столбце таблицы, я предположила, что это конец послания. И значит, именно в роще мы должны встретиться с Сэмом в воскресный полдень.

Итак, теперь я четко видела путь, проложенный словами по буквенному лабиринту: я поднимусь на третьем подъемнике к обзорной вышке, прокачусь на лыжах по кочковатому полю и сверну на самый сложный маршрут с черным ромбом. Все было просто, за исключением крутизны этого спуска: мне не хотелось растянуться там с больной рукой. Эта лыжня, как я поняла, приведет меня на другой склон горы, подальше от туристов, на окраину курорта, где Сэм мог чувствовать себя в безопасности, оставляя для меня какие-то знаки на лесных тропинках и заменяя их в любой момент в случае необходимости.

Я очень гордилась, что мне удалось расшифровать эту своеобразную матрицу из 26 строк и 26 столбцов, хотя, конечно, именно Сэм был по-настоящему гениален, привязывая свою шифровку к географии местности, чтобы прочесть ее мог только тот, кому она знакома так же хорошо, как ему.

Я собралась уже закрыть маячившую на экране матрицу, как вдруг вспомнила, что не разгадала еще одного, более глубокого уровня послания.

Я дважды щелкнула мышкой по звездочке, но ничегоне произошло. Тогдая повторила ту же процедуру с первой буквой из Солнечной долины и в итоге щелкнула по последней букве в слове «рощу». Матрица сразу исчезла, и вместо нее появилось сообщение:

И подписано: «Роб ле Окаесо».

Роб ле Окаесо являлось анаграммой Серого Облака — известного только мне тайного имени Сэма. В детстве, загадывая друг другу головоломки, мы придумали несколько подобных анаграмм с нашими именами. Так у Сэма появилось еще несколько имен: Лао Б. Соереко и О. С. Обелаокер. А это означало, что первая часть этой строчки тоже была некой анаграммой, содержавшей закодированное послание от Сэма, Похоже, мне предстоял долгий вечерок.

Но оказалось, что не такой уж долгий. Я весьма преуспела в загадочных анаграммах, на что Сэм, видимо, и рассчитывал.

Первые два слова в этой анаграмме — «пой сон» — могли означать, что речь в сообщении идет о нереальном певце. Учитывая, что Сэм был формально мертв, весьма возможно также, что он намекал на какие-то духовные песнопения.