Наемник

Сторож брату моему

Когда я, спотыкаясь под тяжестью шерстяного свитера и зимнего пальто в руках, щурясь на яркое солнце и радостные пальмы вокруг, спустился по трапу самолета, первое, что я сделал, – это чихнул. Затем еще раз. И еще.

Такая смена климата у меня неизменно выливается в простуду. Ужасно неудобно и странно. Последнюю пару недель я жил среди настоящей зимы, температура опускалась до минус двадцати градусов и даже ниже, но никаких отрицательных последствий это не вызывало. Но здесь, среди лавовых скал, излучающих настоящий жар, под заставляющим щуриться ярким солнцем я вдруг замерз. У Доктора, в суете сборов и прощаний, я так и не сумел наверстать ту бессонную ночь в Гарден-Сити. Я давно отвык от подобных излишеств и не мог уже, как в прежние времена, прыгать каучуковым мячиком. В результате какой-то спящий вирус вырвался на свободу и пошел гулять, стремительно размножаясь. Во время перелетов я был настолько занят невеселыми мыслями, что почти не мог спать. К моменту получения багажа в аэропорту острова – технически на следующий день – мои зубы уже вовсю стучали.

– Знаете, вы не слишком хорошо выглядите, – сказал капрал Уилсон, которому было поручено встретить меня. – А вы что, прилетели без семьи?

– Со мной все в порядке. – Но не успел я договорить, как все тело сотряс очередной чих, такой жестокий и внезапный, что я даже не успел поднять руку и прикрыть рот. Вылетевший изо рта сгусточек слизи прилип к борту микроавтобуса. – Планы изменились.

– Доброго здоровьечка! – сказал Уилсон. Он, однако, не заметил комочка слизи, поскольку переходил в этот момент на водительскую сторону. Выворачивая со стоянки, он спросил: – Ну как? Приятно провели Рождество?

Ответить я не успел. Сзади неожиданно раздался вой, заставивший меня буквально подскочить на месте.

– Что за?.. – Я обернулся и заметил на заднем сиденье клетку для перевозки животных. – Господи, – сказал я. – Что случилось с Руди?

Уилсон с несчастным видом объяснил:

– В первый день он насрал у меня под кроватью. Серьезная заявка, мне кажется. Все время, пока вас не было, он меня едва замечал. К концу отношения вроде немного наладились, но сегодня он снова насрал под моей кроватью. Такое впечатление, что он знал, что вы возвращаетесь, и спешил закончить начатое.

– Это совпадение.

– Поверьте, я очень рад, что вы наконец вернулись.

Он вел машину, а я закрыл глаза и прислушался к себе.

В горле саднило все сильней.

Уилсон высадил нас возле коттеджа, и я отдал ему бутылку виски и видеоигры, которые он просил привезти из Штатов. Капрал Уилсон поражал меня. Когда я был в его возрасте и служил за границей, меня тянуло смотреть по телику спортивные передачи и откровенный секс, как сейчас делают троглы. А Уилсону, кажется, вполне хватает игровых программ. И среди молодежи много таких. Не взрослеют они, что ли.

Я внес клетку в дом и отпер. Руди меховой молнией метнулся наружу, затем остановился и с упреком оглянулся на меня.

– Привет, приятель, – сказал я ему. – С Новым годом. Кис-кис?

Он отвел взгляд и бесшумно скользнул прочь, не оглядываясь на меня больше. Стоило открыть окна, чтобы выгнать застоявшийся воздух, как я снова расчихался. Попутно я обнаружил муравьиную тропу, которая поднималась вертикально по стенке и дальше поворачивала вдоль потолка. Но с муравьями я разберусь позже. Пока можно прилечь ненадолго, прежде чем начинать писать рапорт по № 4141, время есть. Я рывком открыл чемодан и обнаружил, что он полон игрушек. Вот черт! В суете отъезда ярлычки перепутались, и вместо своих вещей я притащил с собой рождественские подарки детей. Я устало стащил ботинки и отпихнул их подальше. Позвоню Бетани через минутку… чуть позже… только не сейчас…

Болезнь, конечно, дело малоприятное, но в данном случае я получил удобный предлог не ехать сразу на Омегу к Берти, а реализовать собственный план. Я дотащился до клиники, получил рецепт и трехдневный отпуск по болезни, затем дотащился обратно до коттеджа и завалился болеть.

Просыпаясь время от времени, я садился в постели и принимался стучать по клавиатуре лэптопа; кашлял и, несмотря на жару, постоянно пил горячий чай. По эту сторону экватора стояло лето. Есть не хотелось, аппетит вызывали почему-то только сухие крекеры. Я старательно писал рапорт о том, что на самом деле произошло с № 4141. Я хотел рассказать все до конца: как он умер и как мы вынуждены были избавиться от тела, потому что заключенный не был зарегистрирован. Очевидно, начальство Берти было уже в курсе (тот факт, что заключенный не был зарегистрирован, вовсе не означает, что его местонахождение никто не отслеживал, скорее наоборот); но в «ПостКо» ничего не знали; получалось, что я как контрактор – лицо, ответственное не только перед другим ведомством, но и перед собственным начальством, – не выполнил своих обязанностей. Кроме того, существовала еще проблема Зизу (или Зиззу?). Предположение о том, что элементарная путаница, примитивная орфографическая ошибка может до такой степени скомпрометировать наши спецслужбы, казалось совершенно нелепым, но не упомянуть о нем тоже было бы непрофессионально. На всякий случай.

Но задача оказалась неожиданно сложной – и не только потому, что у меня начался жар и потные дрожащие пальцы неуклюже скользили по клавишам. Буквы на экране разбегались перед глазами, как муравьи на стене в гостиной. С этими муравьями тоже проблема, я никак не мог придумать, что с ними делать. Первым делом я вытащил пылесос и всех их собрал, но двадцать минут спустя муравьи были на месте, все так же струились вверх по стене и затем вдоль потолка. Их движение казалось очень целеустремленным, только цель оставалась загадкой. Мне в лихорадке представлялось, что каждый раз это были одни и те же муравьи и что бороться с ними бесполезно, что бы я ни делал. От Руди не было никакой помощи. Он на муравьев даже не смотрел, предпочитал делать вид, что ничего не происходит. Я знал, что он притворяется, потому что, когда он перешагивал через них, его лапы с неповторимым изяществом поднимались чуть выше, чем обычно, чтобы не коснуться ненароком. Так что я оставил муравьев заниматься таинственными муравьиными делами, а сам провел день в постели; время от времени я задремывал, и тогда они мне снились; целые толпы муравьев проносились передо мной в бесконечном хороводе. Один раз я проснулся с криком: показалось, что у меня в постели муравьи. Но это всего лишь скринсейвер начал выписывать на экране компьютера свои бесконечные петли.

На второй день к вечеру я был близок к отчаянию; даже те предложения, которые мне удалось выжать и привести в грамматически корректную форму, выглядели совершенно неубедительно – не в последнюю очередь именно из-за корректной формы. Мне, разумеется, вовсе не хотелось попадать в неприятности или, скажем, считаться убийцей (я подчеркивал, что это был несчастный случай); я хотел рассказать правду, развязаться с этой работой, вернуться к семье – и все. Вести достойную жизнь. Пользоваться свободой. Но задача, которую я перед собой поставил, вынуждала записать, что

Задача оказалась непосильной. В моем профессиональном языке просто не оказалось слов, которыми можно было бы поведать полную правду.

Один раз мне послышался стук в дверь, но, когда я выбрался наконец из постели и доплелся до двери, там никого не оказалось. Я высунулся на улицу и посмотрел в обе стороны. Нет – в пределах видимости ни души. Я запер дверь и поплелся обратно в спальню. Этот случай меня немного встревожил. У меня что, бред начинается?

В следующий раз, услышав стук в дверь, я некоторое время колебался. Даже без термометра я понимал, что у меня жар. Может быть, как раз сейчас температура поднимается. Я моргнул и почувствовал жжение в веках. Прежде чем вылезать из постели, потянулся и сжал коленку, а затем с минуту разглядывал свое стеганое одеяло в голубую клетку. Нет, я не сплю. Все вокруг вполне реально. Так что уши, скорее всего, меня не обманывают.