Дважды не живут

Теперь Следопыт, хоть и несколько рисковал жизнью, был предоставлен самому себе. И держал отчет исключительно перед самим собой. Ну, разве что, еще перед Танцором и Стрелкой. Но это были дружеские отношения, отношения людей, входящих в одну команду. И ничего постыдного в этом не было. Более того, он был как бы ответственен за жизнь старого ребенка – Деда. А это было приятно. Потому что давало ощущение силы и зрелости.

А вот с «на хрена» было довольно туманно. Тут Следопыт ощущал себя котом в мешке, которого несут то ли в виварий, то ли к реке, то ли на выставку рекордсменов породы. Понятие «игра» к тому, чем он сейчас занимался, не относилось никоим образом. Даже тараканы, участвующие в бегах, хоть и не знают об устройстве тотализатора, об ординаре и о двойных ставках, отчетливо понимают, что от них требуется как можно скорее добежать до финиша. А уж о лошадях и говорить не приходится.

Это было даже не спасение собственной шкуры, на которую посягают банкиры, что было бы вполне в жанре. То есть ты дичь, на тебя охотятся, и ты должен продержаться как можно дольше. А лучше – замочить всех, посягающих на твою драгоценную жизнь. Замочил и будь любезен, получи призовой чек с шестью нулями.

Собственно, все примерно так и шло. До тех пор, пока Дед вдруг не извлек непонятно из каких информационных отстойников сведение о том, кого и в какой последовательности надо мочить. И данная последовательность была предопределена отнюдь не обеспечением безопасности их команды, а какими-то довольно туманными требованиями типа «надо сделать так, чтобы этот козел не успел сделать того-то и того-то».

«Так дальше жить нельзя, – думал Следопыт, прикуривая следующую сигарету. – С этим надо что-то делать».

Кто, кто мог хотя бы отчасти пролить свет на этот мрак? Дед? Дед – невменяемый гений, который, может быть, и прекрасно все чувствует, но способен облечь эти чувствования только в лай, мяуканье, кваканье, завывание и рычание. Ведет себя, словно собака, увидевшая привидение.

И тут Следопыта осенило – Родионов. Рома Родионов – любимец фортуны, разъезжающий на перламутровом «БМВ». Программист Рома, с которым они расстались при весьма печальных обстоятельствах.

Но!

Что, если Безгубый не врал перед смертью, и Рому умертвили и превратили в программоида? Если так же поступили и с ним, с бывшим лейтенантом Осиповым, ставшим программоидом Следопытом, то, значит, они могут встретиться.

Могут встретиться и в том случае, если Безгубый врал, и каждый из них остался человеком.

Если же один из них остался в живых, а другой сосканирован и стал виртуалом, то встреча невозможна.

Следопыт вскочил и… Вспомнил, что Ромин телефон, записанный в мэйнфрейме, был уничтожен вместе со всей информацией.

На пиратском диске московских абонентов сотовой связи Романа Петровича Родионова не было. Пришлось лезть в базу «Би-Лайна». То же самое. Не было абонента Родионова и на «Телекоме», и на «MTC».

Следопыт начал соскальзывать в уныние. Значит, скорее всего, кто-то из них двоих убит, а второй жив.

Пришлось заводить джип: и ехать в Крылатское, где в прошлом году он был в гостях у Романа. Не без труда, по памяти. Следопыт нашел: тот самый дом, с охраняемым по периметра забором:, Вошел в сторожку, вежливо, чтобы не обозлить охранника, сказал, что, к сожалению, запамятовал номер квартиры Романа Петровича Родионова, к которому у него важное дело. Не напомнит ли ему его служивый:? Не нажмет ли на нужную кнопочку домофона?

Вопрос, конечно, был совершенно идиотский. Потому что служивый был прекрасно выдрессирован и цепко держался за свое место. Его должностные инструкции категорически запрещали делиться с незнакомыми любой информацией о жильцах дома.

Однако Следопьпу повезло. Охранник сказал, что, нет, Роман Петрович в доме не проживает. В конце прошлого года он съехал с квартиры в неизвестном направлении.

А это уже было почти доказательством того, что Роман мертв. А он, Алексей Осипов по кличке Следопыт, жив и является человеком.

Это, конечно, радовало. Но не слишком. Потому что какая Следопыту розница, кем быть. Поскольку и у человека, и у программоида совершенно одинаковые ощущения. И одинаковые 11лл:юзии по поводу устройства мироздания и своею места в нем.

Значит, спросить об игре было не у кого.

Можно было, конечно, отловить Весельчака, который проболтался Танцору о том, что знает его по «Мегаполису». Отловить и пытать до тех пор, пока не расскажет все, что знает. Однако это было из области фантастики. Убить его, конечно, можно. Но похитить…

С этими мыслями Следопыт вернулся домой. Достал из холодильника пакет с бифштексом и картошкой. Вывалил на тарелка. Согрел в СВЧ. Съел. Поставил чайник на плиту. Включил газ. Насыпал в чашку чайную ложку заварки. Залил кипятком. Выпил с лимонными вафлями. Закурил.

Снова подошел к мэйнфрейму. От нечего делать залез в базу МГТС. Родионов Роман Петрович…

Полудохлый сервер жадной, а потому нищей государственной телефонной компании, пережившей свой расцвет в тридцатые годы прошлого века, все обрабатывал и обрабатывал запрос. Создавалось ощущение, что гам, на МГТС, сидит немолодая уже женщина, подслеповатая, в очень сильных очках, и судорожно листает страницы толстенной книги, отыскивая в ней Родионова, Романа Петровича…

И – йес! Да, есть такой! Есть Родионов, Роман Петрович! Есть у него и телефон!

Однако адрес у этого самого абонента был довольно странный – Большая Филевская, район совершенно непрезентабельных панельных пятиэтажек времен Фиделя Кастро и покоренья космоса. Это настораживало. Поскольку Следопыт помнил, как сиял, как светился претворенной в жизнь американской мечтой Рома всего лишь полгода назад. И вдруг…

Посмотрел на часы и понял, что сейчас Родионов должен быть на работе, должен что-то там программировать на благо абсолютного зла, с которым он был связан узами трудового договора.

Однако наудачу набрал номер.

Еще не успел закончиться даже первый гудок, как на том конце провода схватили трубку. Именно схватили. И знакомый голос с совершенно незнакомой интонацией выпалил:

– Аркадий Модестович, слушаю!

Интонация действительно была совсем другой, нежели во время их последнего разговора. Было в ней что-то заискивающее, что-то не ставящее себя ни в грош. Что-то не вполне приличное.

– Алло, Рома! Это я – Леша Осипов.

– А, ты, – разочарованно сказал Рома. – Что тебе на сей раз нужно? – А в вопросе так даже ощущалась отчетливая усталость.

– Очень рад тебя слышать! Есть очень важное дело. Надо бы встретиться, поговорить!

– Спасибо, Леша, уже встречались, уже и говорили. И вот… – в голосе Родионова звучали уже новые ноты. Плаксивые. Да, именно плаксивые, что совершенно не лезло ни в какие ворота.

– Так я же говорю, важное дело. Прежде всего для тебя важное, – начал наобум врать Следопыт. Врать, чтобы добиться своего. Собственно, он уже понял, что Рома пролетел мимо своего былого благополучия. И теперь, вероятно, совершенно банально нуждается. Нуждается, как это ни дико звучит, материально.

– Ну, и что ты можешь предложить? – клюнул Родионов. Точнее, ухватился за соломинку. Ухватился сразу же, не раздумывая, забыв про былую свою надменность, про прущую из каждой поры гордость.

Да, – грустно подумал Следопыт, – если нет дворянских кровей, то гордость – это явление преходящее. Приходящее и уходящее вместе с деньгами и должностями».

– Ну, я бы попробовал помочь тебе, – сказал он без всякого злорадства, вспомнив свое унылое милицейское прошлое.

– И чем ты мне можешь помочь?

– Деньгами, – сказал Следопыт как можно естественней.

Но нет, Родионов не выругался и трубку не бросил. Видать, крепко сидел на мели.

– Приезжай.

– Прямо сейчас можно?

– Можно.

– Что привезти?

– Выпить-закусить, само собой. «А не спился ли он? – испуганно подумал Следопыт. – Хотя вряд ли. Слишком прагматичен».