Озеро смерти

По-моему, Брайан в основном боролся с мыслью, что в ком-то нуждается. Скорее всего потому, что мысль была жупелом, которого страшится любой пилот: такая идея грозила потерей управления. Но руки Брайана уже не влияли на траекторию.

— Можешь поверить, ведь я юрист, — сказала я, стараясь говорить не слишком мрачно.

Брайан немного сбавил обороты:

— К тому же адвокат-любитель.

— Через это придется пройти. — Я положила руку ему на плечо.

— Хорошо, я позвоню детективу Маккрекену.

Тут словно во сне мы услышали стук в дверь. Я оцепенела. Стук перешел в более настойчивый.

За дверью отчетливо прокричали:

— Полиция! Откройте!

Копы предъявили ордер на арест за убийство первой степени.

ГЛАВА 10

Брайан просил полицию соблюсти минимум приличий.

— Наденьте наручники в коридоре. Не делайте этого при сыне.

Они не согласились. Защелкнуть наручники выпало той же Лоре Йелтоу. Прежде чем вывести наружу, она сковала руки Брайана прямо в комнате. Мне она не сказала ничего, только косо взглянула, словно прикидывая степень моего соучастия.

На секунду я погрузилась в трясину отчаяния, потеряв всякую способность к действию. Потом увидела съежившегося у постели Люка — сидя на полу, он с дрожащими губами цеплялся за одеяло. Я взяла мальчишку на руки.

Он казался совсем не тяжелым: одни только локти и длинные худые ноги. Вздрогнув, Люк заплакал. Я принялась бормотать спасительную ложь, раскачиваясь взад и вперед и повторяя одно и то же.

— Все будет хорошо, — говорила я.

Солнце едва оторвалось от горизонта в золоте, ослепительном на фоне ясного голубого неба. Немного успокоив Люка, я посадила его в машину, и мы поехали в полицию. Раскрашенные бока «эксплорера» полыхали в рассветных лучах неестественно ярким красным цветом. Когда остановились у булочной, хозяин долго разглядывал машину сквозь витринное стекло.

Оказавшись в участке, я посадила Люка на стул в коридоре, вручив ему сладкую булочку и пакет молока. От полиции мне не удалось добиться вообще ничего. Маккрекен в эту смену не дежурил. Ни у кого не нашлось для меня никакой информации. Брайана все еще оформляли, и я смогла бы переговорить с ним лишь через несколько часов.

В гостиницу мы ехали мимо поворота к дому брата. Помимо собственной воли я убавила скорость и взглянула туда, где всего в шестидесяти ярдах стоял его дом. У дома на тротуаре сидели двое, по всей вероятности, часовые, следившие за ограждением.

Я затормозила.

— Что случилось? — спросил Люк.

— Точно не знаю. Не беспокойся.

Стоя посреди дороги, я отчетливо поняла, что от меня не требовалось никого искать. «Оставшиеся» сами ждали моего появления.

Нельзя выступать против «Оставшихся» с Люком на буксире. Добравшись до гостиницы, я позвонила Эбби Хэнкинс, спросив, не присмотрит ли она за ребенком. Эбби жила с Вэлли на Нэнси-плейс, в неброском типовом доме, на лужайке возле которого валялись брошенные их детьми игрушки.

Вэлли вышел к двери, держа в руке чашку кофе, с газетой «Лос-Анджелес тайме», зажатой под локтем. Он чмокнул меня в щечку.

— А… укротительница койотов.

Вэлли тихо улыбался, что придавало стоматологу несколько глуповатый вид. Наверное, потому, что вместе с очками в золотой оправе улыбка делала его похожим на игрушечного медведя.

Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышла Эбби. Несмотря на перевязанную руку, она казалась довольно бодрой. Я осторожно коснулась повязки:

— Как себя чувствуешь?

— Как старый ботинок, который не смогли прожевать. Пришлось накладывать швы. Что неприятнее, так это прививки от бешенства. Но могло быть хуже. Спасибо тебе, малыш.

К нам приковыляла совсем крошечная, едва научившаяся ходить девочка со светлыми волосиками и пухлыми ручками, в слюнявчике с картинкой. Губы и ладошки девочки были облеплены сахарной пудрой.

Обвившись вокруг ноги Эбби, она принялась рассматривать Люка.

Эбби посмотрела на мальчика:

— У Вэлли на завтрак пончики. Хочешь перекусить?

Люк прижался ко мне еще сильнее, и Эбби серьезно посмотрела на меня.

— Эбс, покажи Эван то, что я нашел, — сказал Вэлли.

— Ой, тебе понравится, — обрадовалась Эбби.

Устроив девочку на своем боку, она повела нас на кухню, оклеенную желто-зелеными обоями, для моего состояния чересчур кричащими. На столе лежал ежегодный школьный альбом с выдавленными на обложке собачьими лапами и надписью: «Следы лап».

— А помнишь, какими мы были сумасшедшими в нашей школе «Бассет»?

Книга напомнила о прощании с детством: прыщи, алгебра и первые месячные. Эбби раскрыла альбом на странице с фотографиями наших соревнований по бегу. Забег на восемьсот метров. Мы бежали так, словно остались без кислорода на Эвересте.

— Здесь есть и Брайан, — сказала Эбби, открывая страницу с портретами старшеклассников. — Люк, взгляни, здесь старое фото твоего папы.

Увидев снимок, я грустно вздохнула. Он был действительно хорош собой. Чистый облик юноши, пока не обремененного жизненным опытом. Кажется, я не сумела сдержать эмоции.

— Эй, подруга, что-то не так? — спросила Эбби.

Ничего не говоря, я вытерла глаза. Эбби тихо приказала Люку и Хейли отправиться к телевизору и захватить с собой коробку с пончиками. Потом я почувствовала, как ее рука легла на мое плечо.

— Вчера вечером убили человека, — выдохнула я. — Полиция думает, что это сделал Брайан.

Эбби не дрогнула. Шлюзы наконец прорвало, и она прижала меня к себе, взмахом руки отослав Вэлли, просунувшего голову в дверь. Дав прореветься, она выслушала мою историю до конца, ничему не удивившись, не испугавшись и не встревая со своим мнением.

— Делай то, что должна, — сказала Эбби. — Люк может остаться на весь день, если нужно.

Почему-то я знала: она не выронит эстафетную палочку.

В пикете у дома Брайана стояли две противоположности — Шилох и Глори. Шилох, чемпион по цитированию Библии, держала в руках плакате надписью «Убийца». Глори со своими большими сиськами напоминала Лару Крофт и выглядела не совсем прилично. На ее плакате было начертано: «Мученик». Они совершенно не подходили друг другу, но поблизости я не увидела других представителей «Оставшихся».

Видимо, эта церковь получала жизненные силы от одного человека — Питера Вайоминга. Я подумала: что за судьба ждет теперь их движение?

Машину я оставила напротив дома брата. Увидев, как я приближаюсь, Глори заметно напряглась. Еще крепче сжав кукольный ротик, Шилох поставила ноги чуть шире.

— Тротуар — общественная собственность. И ты не заставишь нас молчать.

— Демонстрируйте, что вам угодно. Я ищу Шенил Вайоминг.

— Мы тебя не боимся.

— Конечно, не боитесь. Не нужно паясничать.

Впрочем, побелевшие костяшки пальцев на древке плаката и неровное дыхание Глори выдавали ее состояние. Конечно же, она трусила, кусая губы и непрерывно моргая. Они меня боялись, да и скорбь выглядела вполне натурально. Долю секунды я казалась себе бессердечной.

— Сочувствую по поводу кончины преподобного Вайоминга.

— Если бы.

Дрожа, Шилох подняла вверх указательный палец. Плечи Глори затряслись, и она зарыдала. Слезы текли ручьем, огибая шрам возле уголка левого глаза.

— Мне необходимо поговорить с Шенил Вайоминг, — сказала я.

— Она в Энджелс-лэндинге, — ответила Шилох. Я непонимающе повела головой, и Шилох добавила: — Церковь отступила, наши ушли в глубь страны.

— Как их найти?

Она смотрела на меня целых полминуты, нервно поводя своим конским хвостом. Вероятно, собиралась с духом или просто старалась убедить себя в том, что перед ней стоит человеческое существо из плоти и крови, а вовсе не призрак, домовой или голем. Наконец она воткнула свой плакат в газон.

— Садись в машину. Тебя мы возьмем.

От города мы поехали на юг, в направлении пустыни, и совершенно неожиданно свернули на грунтовку. Местность становилась все более пересеченной до того момента, пока мы, преодолев очередной подъем, не выехали на небольшую песчаную равнину, уставленную пикапами, домами на колесах и обветшалыми хижинами.