Икона, или Острова смерти

На лестнице послышались мягкие, приглушенные шаги хозяйки. Я закрыл крышку в ту секунду, когда она появилась на пороге.

— Мистер Гарт, — сказала она, протягивая мне конверт. — Я забыла еще вот это.

— Кто принес посылку, kyria? [16]

— Ах, Матерь Божья… Он хорошо мне заплатил, чтобы я сберегла ее для вас. — Ее черные глаза любопытно сверкнули, когда она взглянула на коробку.

— Кто вам заплатил?

— Мужчина. Не грек. Но по-гречески хорошо говорит. Может, американец. Высокий. Mavro…

Она ждала, что я предложу ей заглянуть в коробку.

— Мавр? Черный? Чернокожий мужчина? — уточнил я.

Она слегка откинула голову и пощелкала языком.

— Нет. Не черный. Черные волосы и moustaki… — Она жестом изобразила усы и бороду.

Под описание не подходил ни один человек из тех, кого я знал.

Я поблагодарил ее.

— Все в порядке, kyria. Это всего лишь необходимые мне для работы вещи, которые я заказал в Афинах. — Я выпроводил ее за дверь прежде, чем греческое любопытство взяло над старухой верх. Чтобы почтенная женщина не чувствовала себя разочарованной, я польстил ей, похвалив красоту маленького садика. Пухлые щеки хозяйки стали алыми, как розы. Цветы были ее гордостью и счастьем.

— Вы хороший парень, мистер Гарт. — Она погрозила мне пальцем. — Вы хороший парень, но плохо живете. Пьете слишком много узо. Мало едите. Мистер Гарт, я от вас прямо с ума схожу. Идемте, я дам вам pastitso [17]и свежего хлеба.

Хозяйка была настроена очень решительно, но я вежливо и твердо отказался, пообещав заглянуть к ней вечером на ужин и стаканчик домашнего вина.

Юджин собирался уходить. Шествуя мимо, он игриво ткнул меня под ребра.

— Ах, мистер Гарт, — передразнил он. — Вы пользуетесь определенным успехом у зрелых женщин.

На конверте не было марки: вероятно, письмо вручили вместе с посылкой. Я открыл его так осторожно, как будто внутри лежала бомба. Текст послания был отпечатан, подписи под ним не стояло. Он имел форму криптограммы.

Ясно, что «паломничество» — это 15 августа, когда люди со всей Греции едут на Тинос, чтобы причаститься благодати святой иконы. «Посейдон» — отель, расположенный неподалеку от порта. Я сунул письмо в коробку с драгоценностями и спрятал ее под кровать. У меня было желание еще кое-что сделать, прежде чем присоединиться к Юджину в баре.

В зарослях бугенвиллей пели птицы. На улицах царила тишина и прохлада. Я не спеша шел в тени нависающих над улицей балконов, разыскивая нужный дом.

Вот он. Номер девять. Я поднялся по знакомой кривой лесенке на террасу. Старуха, подметавшая гальку, положила метлу и подошла к воротам. На ее загорелом, обветренном лице появилась беззубая улыбка.

— Мисс Геллер дома? — спросил я.

Она нахмурилась, ее блестящие маленькие глазки с подозрением рассматривали меня.

— Линда Геллер, — уточнил я. — Американская kyria. Она здесь?

Выражение ее лица изменилось. Старуха взяла метлу и зашагала прочь, удостоив меня лишь пожатием плеч.

— Линда Геллер — она что, уехала? — Я был настойчив.

Старуха что-то кратко ответила хриплым голосом. Я разобрал слово «efieghe», что означало: Линды здесь нет, она уехала.

Я умоляюще сложил ладони.

— Куда? Pou?

Старуха снова равнодушно пожала плечами; на ее лице появилось выражение безразличия. Она упрямо поджала губы, как будто обладала каким-то тайным знанием, и принялась подметать.

Озадаченный, я спустился по ступенькам и подумал, что Линда по крайней мере могла бы оказать мне любезность и написать на прощание пару слов.

К черту Линду. Пора приниматься за работу. Дома я установил мольберт с фотографией тиносской иконы, взял другую старую икону, купленную в Афинах, и положил ее на рабочий стол.

Сначала я смазал поверхность иконы растворителем, а потом начал соскребать изображение святого Иоанна. Затем я сунул доску в духовку, чтобы она побыстрее высохла, и покрыл ее подцвеченным гипсом, чтобы можно было работать темперой, после чего снова подсушил.

Я взял стеклянную палитру, достал разнообразные баночки с сухой гуашью, купленной в Афинах, и все их открыл. Тщательно выстроив их короткими аккуратными рядами, в порядке возможных цветовых сочетаний, достал из холодильника яйцо, разбил его и вылил в чашку, осторожно отделил желток от белка и перелил в отдельную посудинку.

Поставив на стол рядом с собой бутылку с дистиллированной водой, я взял специальный нож, выскреб из баночки немного сухого пигмента и перенес его на стеклянную палитру. В середине кучки сделал небольшое углубление и добавил туда несколько капель воды. Затем начал смешивать пигмент с водой с помощью ножа, и время от времени используя днище стакана, чтобы размолоть гранулы. Потом я положил пигмент в маленькую кофейную чашечку и принялся проделывать то же самое с оставшимися красками.

Далее я взял желток и опрокинул его на бумажную салфетку, держа этот импровизированный мешочек над пустым стеклянным кувшином. Я осторожно проколол желток кончиком кисти и вылил его в сосуд, после чего вернулся к плите, вынул загипсованную заготовку, поставил ее на другой мольберт и начал угольным карандашом набрасывать изображение Богородицы с младенцем. Закончив, я взял перо и смахнул почти весь уголь, оставив едва заметный абрис. Маленькой кисточкой, обмакнутой в светло-коричневую тушь, я обвел контур, подчеркнув тени на лице Пресвятой Девы и складки ее пышного одеяния.

Первая стадия заняла у меня минут десять, потом я снова занялся желтком — обмакнул в него кисть и смешал со свежемолотым пигментом. Я начал понемногу наносить темперу, чтобы копия стала неотличимой от оригинала.

В конце такого утомительного процесса я опять убрал копию в духовку, чтобы она покрылась патиной и потемнела — «состарилась». Окончив работу, я закурил сигару. Ощущение было такое, словно я только что занимался любовью. Я сидел на кушетке, любуясь своим детищем. Оно было великолепно — отличная работа, точное воспроизведение тиносской иконы.

На лестнице послышались шаги. Я нервно приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, кто там. Хозяйка.

— Да, kyria, в чем дело? — нетерпеливо спросил я.

Она протянула мне розу.

— Возьмите, мистер Гарт. Вы такой добрый. Я хочу вам подарить.

Я улыбнулся, взял розу и поблагодарил ее. Она кивнула и зашагала вниз. Так приятно быть любимым. Я почувствовал себя настоящим жуликом. Хозяйка считала меня таким милым — а я сидел здесь и снимал копию со священной иконы, чтобы Рик и его дружки могли завладеть бесценной национальной святыней.

Глава 31

В «Дублинере» мне передали записку от Юджина: «Встретимся на каике, срочно».

Юджин взял напрокат джип и уже ждал меня в машине. Димитри сидел на заднем сиденье. Когда мы выехали из порта, Юджин поделился новостями. Полиция, по слухам, вот-вот должна была раскрыть некие международные махинации с произведениями искусства. В связи с убийствами Брайана и Гиацинта был задействован Интерпол; Рэндольфа Фредерикса допрашивали.

— А как же амфоры?

Димитри ободряюще похлопал меня по плечу и хитро подмигнул.

— Не бойся. Они надежно спрятаны. Никто не найдет.

Мы ехали по гравиевой дороге, прочь из города, по направлению к мельницам и старой студии Ролстона.

Я повернулся к Юджину.

— Я думал, вы унесли амфоры из студии.

— Димитри так и сделал, — ответил Юджин. — Но когда он там возился, то обнаружил кое-что интересное. Должно быть, это связано с той странной надписью на стене…

Я уже успел забыть таинственную эпитафию.

— «Panaghia tha se foneisei». Святое убивает, — напомнил Юджин.

— По-моему, она всего лишь означает следующее: Джон понял, что умирает, несмотря на все свои призывы к Богородице.