Бей в точку

Я глянул одним глазком в окно.

От пристройки осталось пустое место. Зеленые клочки фибергласа падали на землю, как опавшие листья, и разлетались по всему двору. Можно было подумать, что работает мощный ветродув.

В соседнем окне промелькнула голова подростка, направлявшегося туда, где минуту назад стояла пристройка. Если бы он удосужился заглянуть в окно, то запросто мог бы увидеть меня.

Ему навстречу вышли из дома двое.

У одного, юноши лет восемнадцати, в руках был автомат Калашникова.

Второй был отталкивающего вида мужчина средних лет в бейсболке и летных очках. Невысокий, обросший плотным жирком, который частенько демонстрируют драчуны в питейных заведениях и о котором не ведают студенты мединститута. Он был вооружен вроде как бензопилой, только с пулеметом Гэтлинга вместо лезвия. И эта игрушка вся дымилась. Ничего подобного мне видеть еще не приходилось. [62]

Эти двое и подросток расшвыривали ботинками валяющиеся на земле обломки. Потом мужчина наткнулся на пролом в боковой стене дома.

— МЫ ИХ НЕ ГРОХНУЛИ, — проорал он.

Тут-то до меня и дошло, что все трое не пользовались берушами.

Стало ясно, что сейчас они подойдут к дому, и нам придется стрелять.

— Надо стрелять, — подал голос Скинфлик, стоя на коленях.

В кои-то веки он был прав. Приняв тактическое решение, я скомандовал:

— Ты берешь на себя толстого. Я убираю ребят.

Через мгновение оконное стекло разлетелось вдребезги. Это мы открыли огонь.

Распределяя роли, я рассуждал так: я стреляю сыновьям по ногам — в идеале ниже колена, — а в толстяка папашу даже Скинфлик не промахнется.

Проблема в том, что я несколько раз промазал. Попасть в ногу не так-то просто. Я расстрелял чуть не всю обойму, прежде чем ранил в лодыжку старшего и размозжил голень младшему.

А тем временем Скинфлик, использовав всю обойму, своего подопечного даже не зацепил. И Карчер развернул пулемет в нашу сторону.

Едва я успел свалить Скинфлика на пол, как в очередной раз грохнуло. Куски стены испарялись на глазах. Так в каком-нибудь фантастическом фильме путешествующий во времени герой изменяет что-то в будущем, а при этом предметы испаряются в настоящем.

Известковое облако сделало видимость нулевой. О том, куда делся Скинфлик, можно было только гадать. Наступили те самые мгновения, которые длятся как целая вечность. Я отполз подальше, за груду битых кирпичей. Когда я попытался откашляться, я понял, что себя почти не слышу.

В какой-то момент гуляющий по дому ноябрьский ветер расчистил белую пелену. От фасадной и торцовой стен мало что осталось. В потолке зияли дыры, через которые проглядывала спальня на втором этаже и трубы, из которых вода стекала по разрушенной стене. Просматривалось пространство до самой передней, где от картины с Иисусом и контрольной панели за ней практически ничего не осталось.

У подножия раскуроченной лестницы стоял Карчер-старший, а на полу перед ним валялся Скинфлик.

Он все еще держал в руках автомат, но по положению затвора было видно, что в рожке у него пусто.

— ХРЕНОВОЕ У ТЕБЯ ПОЛОЖЕНИЕ, СЫНОК! — заорал Карчер.

Похоже, слух возвращался к нему медленнее, чем ко мне.

— Я ТЕБЯ РАЗДЕЛАЮ, КАК СВИНУЮ ТУШУ, А КУСКИ ЗАСУНУ В ТВОЮ МЕРЗКУЮ ПАСТЬ.

Эту шушеру, воспитанную на «Крестном отце», хлебом не корми, только дай порисоваться.

Очевидно, Карчер до сих пор не осознал, что нас двое.

Я не спеша поднялся на ноги и всадил ему пулю точнехонько в лоб.

Об остальном вы прочли в газетах. А могли даже видеть реконструкцию эпизодов по кабельному каналу «Реальные преступления».

Старший сын Карчера, Кори, которого я ранил в лодыжку, умер от потери крови. Младшему, Рэнди, я наложил кровеостанавливающий жгут. Он скорее всего выжил бы, но, пока я ходил за нашей машиной, Скинфлик прострелил ему голову. Добро пожаловать в мафию, Адам Локано.

Когда мы загружали трупы в багажник, с лужайки перед домом за нами наблюдали те самые две женщины, что до поры до времени оставались на кухне. Старшая подвывала, стоя на коленях, младшая молча смотрела.

В ту же ночь трупы были расчленены и уложены в детские гробы патологоанатомом в одном бруклинском морге, который таким образом вернул мафии некий должок, после чего шесть гробиков навечно упокоились в «Земле горшечника». [63]

Перед нашим уходом я постарался разыскать приснопамятных украинских девушек. Одну я нашел на дыбе в карчеровском «офисе» и не сумел привести в чувство. Я бы ее увез, будь я уверен, что мы сможем оказать ей медицинскую помощь раньше, чем это сделают копы. [64]

Еще одна полуживая девушка сидела на цепи в комнате старшего сынка. А в сарае, тоже в цепях, я обнаружил два трупа.

Остальные содержались в подвале. С таким зловонием я никогда не сталкивался, ну разве что в мединституте.

По дороге мы остановились возле телефонной будки, где я встречался с парнишкой-посыльным. Я позвонил в полицию и сказал, куда им ехать и чего ожидать. Локано мы позвонили по сотовому. Избавившись от трех трупов, мы приехали домой и первым делом приняли душ. Скинфлик сразу напился и накурился, а я отправился к Магдалине.

После перестрелки мы со Скинфликом двух слов друг другу не сказали. И не только из-за полученного стресса. Мы оба понимали: его решение пристрелить четырнадцатилетнего подростка положило конец нашей дружбе.

А спустя две недели меня арестовали за убийство двух жен Леса Карчера.

ГЛАВА 17

Операционная сестра протягивает мне скальпель с крошечной головкой. Я легко провожу им сверху вниз, по вертикальной линии, нарисованной на животе Скилланте. Брюшная полость вместе с йодистым квадратом расходится примерно на дюйм. Какое-то мгновение, пока разрез не заполняется кровью, жировые стенки кажутся ломтями прессованного творога. Я возвращаю скальпель. Сегодня он уже не понадобится. Скальпели отлично режут, но остановить кровь им не под силу.

— Зажим, — командует Френдли.

— «Бови» и отсос, — говорю я.

«Бови» — это электронож, напоминающий шариковую ручку с металлическим наконечником и электрическим проводом сзади. Или, лучше сказать, миниатюрное стрекало для скота. Так что будь это не имя изобретателя, а производное от «bovine», было бы, наверно, больше смысла. [65]

Электронож не только режет, но и прижигает, закрывая кровеносные сосуды. (А заодно оставляет дорожку весьма уродливых обугленных швов, вот почему его не применяют на кожном покрове.) Идея в чем? Отсосать кровь из надреза и тут же прижечь открытую артерию с помощью «бови». Сделать это надо очень быстро, в долю секунды, пока снова не выступила кровь.

Я передаю отсос своему студенту — пусть лучше он выглядит как марионетка, тыча в рану эту штуковину. После его манипуляций, дождавшись появления крошечной алой капельки, я убиваю током очередной сосуд, прежде чем из него ударит струйка.

При такой скорости операция может растянуться на несколько дней, а у меня уже участились эти кратчайшие провалы сознания — что-то вроде колебаний радиосигнала. Со лба, прямиком в разрез, падают капли пота.

Наконец Френдли надоедает эта бодяга, и он начинает орудовать своим зажимом, смахивающим на иглоносые плоскогубцы. Он захватывает концы артерий, а мне остается только прикоснуться электроножом к металлу, который, пропустив ток, завершит дело. Теперь главное, чтобы его глаза не подкачали.

Но вот кровотечение остановлено. Френдли раздвигает своими плоскогубцами вязкую мембрану и захватывает новые поврежденные сосуды, которые я должен прожечь.

Френдли бросает взгляд на темнокожего медбрата.