Убийца по прозвищу Англичанин

У Габриеля ушло полчаса на то, чтобы обследовать все четыре ящика.

Ничего.

Он вытащил средний ящик: ручки, карандаши, обрывки бумаги, бутылочка клея, скоросшиватель. Миниатюрный магнитофончик. Габриель взял его и осмотрел при свете фонарика. Ленты внутри не было. Он тщательно обследовал ящик. Магнитофон есть, а лент нет. Странно.

Он закрыл ящик, откинулся в кресле Рольфе и устремил взгляд на письменный стол. Средний ящик… что-то не так. Он открыл его, заглянул внутрь, снова закрыл. Открыл, закрыл. Открыл, закрыл…

Сам ящик был четыре дюйма глубиной, а места в нем было меньше. Дюйма на два, прикинул Габриель, – возможно, даже еще меньше. Он попытался вытащить ящик совсем, но что-то мешало. Потянул сильнее. Безрезультатно.

Он посмотрел на свои часы. Он находился в вилле сорок пять минут – наверное, так долго находиться тут было неразумно. Теперь он стоял перед выбором: уйти или довериться интуиции.

Он встал, ухватил ящик обеими руками и потянул как можно сильнее. Помеха была устранена, и ящик упал на пол, рассыпав все свое содержимое.

Габриель поднял пустой ящик и перевернул его. Крепкий, хорошо сработанный, ненормально тяжелый. Габриель внимательно оглядел дно. Оно было очень толстым – пожалуй, в дюйм толщиной.

Уйти или довериться интуиции?

Выполнить все аккуратно было невозможно – во всяком случае, если он хотел быстро получить ответ. Он прислонил ящик к боку стола. Затем поднял ногу и изо всей силы ударил в ящик. Раз, два, три, пока дерево не треснуло.

Дно ящика состояло не из одной панели, а из двух, одинаковых по размеру, наложенных одна на другую. Между ними лежал большой квадратный конверт, пожелтевший от времени, с клапаном, закрепленным обтрепанной бечевкой. Бумаги о происхождении картин? Очень уж сложно задумал Рольфе скрыть эти бумаги. Габриель сбросил рассыпавшиеся куски дерева и взял конверт. Пальцы у него дрожали, когда он вскрывал его.

Он достал содержимое – пачку старых тоненьких бумажек и выложил их на стол. Он осторожно их перелистал, словно боялся, что они могут рассыпаться от прикосновения. Кроны… песеты… эскудо… фунты… Документы были копиями переводов в валюте и банковских счетов времен войны. Габриель посмотрел на даты. Первый перевод – нескольких тысяч швейцарских франков стокгольмскому «Юнион-банк» – был произведен в феврале 1942 года. Последний – перевод средств Банку Лиссабона – был произведен в июне 1944 года.

Он отложил в сторону тоненькие бумажки. За ними был лист простой белой бумаги без герба или фирменного знака. С левой стороны листа шел перечень имен – все немецкие. С правой стороны – перечень двенадцатизначных цифр. Габриель прочел несколько строчек:

Габриель собрал все тоненькие бумажки и поднял клапан на конверте. Он уже собирался положить туда бумаги, когда почувствовал, что в нижнем углу конверта что-то есть. Он просунул туда пальцы и вытащил содержимое.

Две фотографии.

Он посмотрел на первую: Аугустус Рольфе, молодой, красивый, богатый, сидит в ресторане. Судя по состоянию стола, выпито много вина. Рядом с ним сидит полный, нездоровый на вид мужчина в гражданском платье, со шрамами на щеках. Габриель не признал его.

Он переключил внимание на вторую фотографию. Терраса в альпийском доме – Рольфе стоит у балюстрады и любуется великолепным видом, с ним – двое мужчин в форме. Габриель узнал обоих.

Одним был Генрих Гиммлер. Другим – Адольф Гитлер.

Габриель вложил фотографии и документы обратно в конверт. Конверт был для документов, слишком большой, чтобы поместиться в кармане, поэтому Габриель засунул его спереди за брюки и для большей безопасности застегнул молнию своей кожаной куртки. Он окинул взглядом стол. С ящиком ничего уж не поделаешь – он разбит на куски. Габриель засунул ногой обломки под место для сидения и прикрыл их креслом Рольфе. «Беретта» лежала на кожаном бюваре Рольфе. Габриель сунул ее в карман и повернулся к выходу.

Он медленно продвигался по дороге, которую прокладывал слабый свет фонарика в виде авторучки. Снова у него было такое впечатление, что он осваивает комнату по кускам – на сей раз в обратном порядке. С каждым перемещением света появлялось что-то новое: дубовый письменный стол, кресла восемнадцатого века, кожаная оттоманка…

В дверях стоял мужчина с револьвером, нацеленным в сердце Габриеля.

25

Цюрих

Габриель швырнул фонарик через комнату, вытащил свою «беретту» и упал плашмя на пол. Мужчина, стоявший в дверях, выстрелил. Оружие было с глушителем, но вспышка выстрела была видна и в темноте. Пуля разрезала воздух над головой Габриеля и разбила окно за письменным столом Рольфе. Прежде чем мужчина мог снова выстрелить, Габриель встал на одно колено и выстрелил в направлении вспышки. Пули попали в цель – Габриель понял это, услышав, как они раздирают тело и крушат кости. Он вскочил и побежал, стреляя на ходу, как его учили в академии. Как он это делал столько раз прежде. Очутившись над лежавшим мужчиной, он опустил руку, приложил дуло к его уху и в последний раз выстрелил.

Тело содрогнулось и застыло.

Габриель встал на колени и обыскал карманы покойника: ни бумажника, ни ключей, ни денег. В нескольких футах от тела лежал девятимиллиметровый револьвер «глок». Габриель положил его в карман и вышел в коридор.

Рядом с центральной лестницей была ниша, в которой несколько высоких окон выходили на улицу. Габриель посмотрел вниз и увидел двух мужчин, топавших по лестнице к главному входу. Он перебежал через коридор к окнам, выходящим в задний сад. Там другой человек с пистолетом в руке стоял, расставив ноги, и говорил по рации.

Спускаясь по винтовой лестнице, Габриель выбросил из своей «беретты» пустые патроны и вставил запасную обойму. Он шел тем путем, который показала ему Анна в ту ночь, когда водила его к тайному сейфу: через большую столовую, через кухню, вниз по задней лестнице, через винный погреб в подсобку.

Он подошел к двери со стеклянным верхом, которая вела в сад. Габриель открыл на несколько дюймов дверь и выглянул. Мужчина с рацией и пистолетом крался по заснеженной террасе. Остальные были в доме – Габриель слышал топот ног по первому этажу над ним.

Он вышел наружу и пошел через сад прямо на человека с пистолетом.

– Эй ты там! Ты не видел, куда пошел этот болван? – произнес он быстро по-немецки.

Мужчина посмотрел на него в недоумении. А Габриель продолжал идти.

– Что с тобой, дядя? Ты что, оглох? Отвечай же!

Мужчина поднес рацию ко рту, Габриель поднял руку и стал стрелять. Пять выстрелов, последний – в грудь мужчины с расстояния в три фута.

Габриель посмотрел вверх на дом. Он увидел лучи фонариков, игравшие на задернутых портьерах. Затем портьеры раздвинулись и появилось лицо. Послышался крик. Застучали по стеклу.

Габриель повернулся и побежал через сад к стене – семи футов высотой по его прикидке, с рядом железных шипов по верху. Оглянувшись, он заметил, что двое мужчин выбежали из дома. Один стоял на коленях над мертвецом, второй обозревал сад при свете мощного фонаря.

Габриель подпрыгнул и ухватился за металлические шипы на верху стены. Луч света упал на него, и кто-то закричал по-немецки. Он подтянулся, отталкиваясь ногами от стены. Пуля ударила в штукатурку, затем другая. Габриель почувствовал, как на руках у него появились рваные раны.

Он перебросил ногу через стену и попытался перевалиться на другую сторону, но куртка зацепилась за шип, и он повис, ослепленный, – голова его была отчетливо видна в свете фонаря. Он изо всей силы дернулся, так что шип отпустил его, и рухнул в соседний сад.

Конверт выскользнул из его куртки и упал в снег. Габриель подобрал его, снова засунул в брюки и бросился бежать.