Земля будет вам прахом

По пути к лифту я прошел мимо приоткрытой двери, за которой увидел девушку, сидящую на краю кровати. Девушку с голубыми волосами — официантку из «Сестер Райт». У нее было мокрое лицо, и она смотрела в пол. Я помедлил, решив, что это не мое дело. А потом все же шагнул к двери:

— Что с вами?

Она либо не услышала меня, либо тоже решила, что ее проблемы не имеют ко мне отношения.

Машины Кори и Брук на парковке не оказалось. Мне очень хотелось отправиться прямо к ним, чтобы продолжить разговор. Но я понимал, что делать этого не следует, а иногда соображения такого рода меня останавливают.

В одном ряду со мной стояла полицейская машина, и, подойдя, я увидел в ней помощника шерифа Грина — того полицейского, которого я встретил в управлении. Он опустил окно.

— Что вы здесь делаете, сэр?

— Навещал друга.

— Я думаю, шерифу не понравится, что вы вмешиваетесь в чужие дела.

Я подошел к его машине:

— Это ваше мнение или он просил передать?

— Какое это имеет значение? — Он посмотрел на меня спокойными вежливыми глазами, входившими в противоречие с бледной полнотой лица. — Я бы на вашем месте просто принял это к сведению.

Он завел машину и медленно выехал с парковки, вероятно даже не понимая, что я выкинул его из головы еще до того, как он успел добраться до дороги.

Снова включив телефон, я увидел послание на голосовой почте. Я прослушал его и невольно улыбнулся: я-то считал, что в рамках английского языка такая комбинация благодарности, изумления и брани невозможна.

В ответ я послал эсэмэску:

Я отправил послание Беки, сел в машину и двинулся обратно в Блэк-Ридж. Выворачивая на дорогу, я увидел знакомую машину, которая выруливала на больничную парковку, — темно-зеленый внедорожник, притормозивший рядом со мной, когда я ездил в свой старый дом. За рулем сидел тот же человек.

Но мысли мои были далеко.

Была середина дня, когда я понял, что проголодался. Точнее, мне казалось, что проголодался, и я начал искать, где бы поесть, но не нашел ничего, отвечающего моим потребностям. В конечном счете я выбрал место напротив мотеля, где когда-то провел несколько недель, затворившись от мира и пытаясь алкоголем заглушить боль и несчастье. Сегодня после двух бессонных ночей мои глаза и мозг высохли, и полчаса я не делал ничего — только сидел.

А люди тем временем появлялись из мотеля, исчезали в нем, проходили мимо по улице. Проезжали машины. Наверху плыли облака. Начал моросить дождь, потом перестал, потом пошел снова. Постепенно стало холодать. Наконец я понял, что это ощущение у меня в животе — предвестие зарождающейся паники. Только я не был уверен, в связи с чем. Я поймал себя на том, что разглядываю дверь в четвертый номер мотеля; прошло какое-то время — и мне стало казаться, что я заперт внутри, что мир за пределами этой комнаты сам стал огромной комнатой и я не могу найти выход. Я знал, что означает это чувство, хотя оно уже давно не посещало меня. Я знал, каково это, когда кажется, будто ты заперт в помещении без дверей, будто тебя похоронили заживо. А еще знал, что таверна «Горный вид» — приятное заведение и у них есть бочковое пиво, какое мне нравится.

Но я поехал в кофейню на Келли-стрит и сел там, уставился в окно, пытаясь сообразить, что еще можно почерпнуть из рассказа Эллен. Я не сомневался, что ее зубная щетка где-то в доме, а рассеянный ум мог и не уследить, как быстро расходуется мыло. Другие вещи, вероятно, были взяты Робертсонами, как она и считала вначале, или просто потерялись в подводных течениях домашнего быта.

Ей нужно было утешение, нужно было уехать и начать все заново. Найти свой собственный Марион-Бич.

А она вместо этого бодалась с Кори и Брук, и это злило меня. Я начал видеть в ней тень того типа, который (после смерти любимого человека) торчал в номере мотеля и предпринимал отчаянные попытки пробить лбом стену. Она отрицала это, но я подозревал, что происшествие на дороге неслучайно и Эллен готова шагнуть со своего собственного утеса в пропасть. Если бы в свое время рядом оказался кто-то, кто подтолкнул бы меня, я был бы уже на том свете.

Раздался тихий стук. Я поднял глаза и увидел Кристину, которая стояла на улице и барабанила костяшками пальцев по стеклу. Ее волосы, все такие же черные и неухоженные, казалось, необъяснимым образом подросли.

Она подмигнула, одним движением поздоровавшись и простившись, и двинулась по улице в сторону работы. Я как мог растягивал чашку кофе, но наконец допил, расплатился, вышел на улицу и направился следом.

В баре было довольно людно, и меня обслуживал какой-то парень, которого я не видел прежде. Лишь полчаса спустя Кристина подошла к моему месту у окна, чтобы вытряхнуть пепельницу. Вываливая окурки в ведерко, она скорчила гримасу.

— Вы не курите?

Она отрицательно покачала головой.

— Странно. У вас вид настоящей курильщицы. Я говорю это как комплимент.

— Курила когда-то, — сказала она. — Когда жила здесь раньше. А когда уехала — бросила. И не только это.

— Наркотики? Алкоголь? Вежливые манеры?

— Все вместе. Слышала про Эллен. Как она?

— Понаставила себе синяков. А с чего вы взяли, будто мне это известно?

— Просто слышала, что вы были неподалеку — только и всего. Я не…

— Вы видели нас вместе вчера вечером, — не отставал я. — Мы что, походили на пару?

— Да нет.

— И тем не менее сорок восемь часов спустя мы достаем фарфоровый сервиз и заказываем струнный квартет?

— Слушайте, как вам угодно. Меня это не касается. Хотите еще пива?

Я сказал, что хочу, и смотрел в окно, пока она не вернулась с кружкой. Она собиралась тут же уйти, но я поднял руку.

— Прошу прощения, — сказал я. — Но мне хотелось бы знать, с чего вы взяли, будто я причастен к этой истории.

— Да ни с чего я не взяла, — отмахнулась она. — Откровенно говоря, мне это до лампочки. Правда-правда. Но мне сегодня наращивали волосы в парикмахерской напротив, и я слышала, кто-то говорил, что Эллен, слава богу, идет на поправку. Нашла кого-то нового. Ну, что-то в этом роде. Хотя, мол, всего четыре месяца прошло. Бла-бла-бла.

Я постарался говорить ровным голосом:

— Это была Брук Робертсон?

— Не хочу я лезть в чужие дела. Городок маленький, языки у людей длинные. Кое у кого вдобавок большие уши.

— В любом случае нужно слушать, что говорят женщины, — сказал я, — но не верить этому. Я думаю, с Эллен не все в порядке.

— Возможно. Но я не считаю, что наш разговор может к чему-то привести.

— Прошу прощения.

— Принято. Но сейчас я ухожу. Найдите себе кого-нибудь более куртуазного.

— Ну, это несложно. Даже здесь. — Я дождался, когда она начнет поворачиваться и добавил: — Вы и в самом деле платите кому-то, чтобы ваши волосы выглядели таким образом?

Она хотела было съязвить, но прикусила язык и ушла.

Четыре кружки пива спустя мне пришла в голову мысль (такое начало предложения обычно не приводит к хорошему концу), и я вышел из бара позвонить. Я узнал номер в справочной и попросил, чтобы меня соединили.

— Пирс, — услышал я после короткой паузы.

— Это Джон Хендерсон.

— Вы в баре?

— Нет, уже вышел. У вас хороший слух.

— Да, хороший. Я говорил с помощником шерифа Корлиссом, если вы по этому поводу. Больше такого не повторится. Еще он обязательно попросит сестру не трепать языком.

— Спасибо. Но я по другому поводу. Хотел попросить вас об услуге.

— Ну.

— Женщина, о которой я говорил, — вдова Джерри Робертсона. Она вчера попала в автокатастрофу.

— Я слышал.

— Я был у нее в больнице. Похоже, Брук и Кори Робертсон портят ей жизнь. Я подумал, может, кто-то из полиции поговорит с ними — выразит надежду, что женщина, перенесшая такую утрату, получает необходимую в трудное время поддержку.