Зов издалека

Только в Большом Гетеборге, с Кунгбакой на юге, Кунгельвом на севере и Хиндосом на востоке, нашлось двести четырнадцать таких машин, модели девяносто первого, девяносто второго, девяносто третьего и девяносто четвертого годов. Короче говоря, машин было много.

— И это, как всегда, вопрос приоритета, — изрек Рингмар.

— Хочешь сказать, что машина — не главный приоритет? Спасибо, я знаю.

— Но ты считаешь это важным?

— Согласись, это была хорошая идея — с ночными камерами. — Винтер оторвался от списков и посмотрел на Рингмара.

— Хорошая… но двести четырнадцать… хотя могло быть и хуже. Если бы, скажем, речь шла об одной из обычных моделей «вольво».

— А могло быть и лучше. Я бы не возражал против «кадиллака-эльдорадо».

— Или «трабанта».

— Об этом можно только мечтать.

— Посадим двоих на это дело, — сказал Рингмар после паузы. — Залезут в авторегистр и найдут всех владельцев. И начнем с украденных.

— Кто в наши дни угоняет «эскорт»? А что, много машин в угоне?

— Спроси Фредрика. Он специалист по угонам.

— Для начала возьмем прокатные машины.

— И служебные.

— Служебный «форд-эскорт»? Ты шутишь?

— Небольшие предприятия. Мелкие, так сказать, — значительно произнес Рингмар, и оба улыбнулись. — Очень мелкие. Семейные. Пекари там, кровельщики…

— А потом личные машины.

— Думаю, большинство можно будет исключить сразу.

— Значит, двое, — подытожил Винтер. — Согласен. Пусть начинают прямо сейчас.

Перед ленчем у Винтера была назначена еще одна встреча. Он, ни о чем не думая, постучал в кабинет Велльмана. Тот не поднялся ему навстречу. Как-никак начальник. Он показал на стул. В окне за его круглой головой виднелся Новый Уллеви. Велльман весь состоял из мягких округлостей, не только голова.

Перед стадионом на площади было пусто — черное озеро, в котором кое-где поблескивали смятые пивные банки. Велльман постоянно пил минеральную воду, но все равно сидел потный. «Сидит и думает, почему я так не потею, — решил Винтер. — Да потому что твой костюм только зимой носить».

— Жарко, — сказал Велльман.

— Ты так считаешь?

— А тебе нравится жара?

— Иногда стимулирует… По вечерам вполне терпимо, хотя пользоваться этими вечерами не особенно удается.

— Я хотел только узнать, как продвигается расследование.

— Делаем все, что в наших силах, — не задумываясь отрапортовал Винтер, размышляя, стоит ли посвящать Велльмана в их автомобильные приключения.

— И ведь никто ее не хватился…

— Нет.

— А ты читал? — Велльман пододвинул ему стопку газет. — «У полиции нет никаких следов…» Вот что здесь написано.

— Хенрик! Ты же сам все прекрасно понимаешь.

— Но… у нас же есть следы?

Винтер посмотрел в окно. На асфальтовое озеро у стадиона вплыл большой автобус и остановился.

— Эрик! У нас же несколько следов!

Из автобуса никто не выходил. Странно. Винтер не мог определить, выключен двигатель или нет — автобус стоял к нему боком, и фар не было видно.

— Разумеется. Тебе-то не надо об этом докладывать.

— Нет, конечно. Но у меня пресс-конференция после ленча.

— Как будто я не знаю.

— Как это все скверно, — вдруг огорчился Велльман. — Какое все дерьмо. Вся эта суматоха…

— Что — дерьмо?

— Ужасно не люблю, когда нет имени. Есть имя — и все идет как по маслу. Не важно что — наркотики, драки…

— Тебе так больше по душе?

— Что значит — по душе? Мне все это не по душе. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Конечно. Если знаешь ответ с самого начала, след найти куда легче.

— Что? Что такое?

— Ты имеешь в виду, что если легко с самого начала, то и потом не трудно?

— Не придирайся к словам, Эрик!

— Что-нибудь еще?

— Нет, нет… ты знаешь, что делаешь.

— Особенно, когда меня не дергают каждую минуту.

Винтер все время поглядывал на автобус. Никто так и не вышел. К окну водителя подошла какая-то женщина, обменялась с ним несколькими словами и побежала. По Сконегатан, через парковку, прямо к их управлению. Винтер вгляделся — лицо ее было искажено страхом. По-видимому, она забежала в здание — отсюда, сверху, сказать трудно.

— Извини, — пробормотал Винтер и бросился к лифту.

23

Внизу творилось черт-те что. Женщина, которую он видел на улице, возбужденно говорила что-то дежурному, чуть не по пояс просунувшись в окошко стеклянной перегородки. Здесь уже были пять или шесть оперативников, бестолково суетились двое следователей. Вестибюль выглядел как всегда — велокурьеры, экспедиторы, адвокаты и их клиенты: наркоманы — кто на подъеме, кто в ломке, — проститутки, угонщики, мелкие воришки разных мастей, полупьяная шпана, клерки, которых выставили из ресторана, а они вернулись с монтировками, перебравшие дамы, оказавшие яростное сопротивление полиции. И еще десятка три обычных посетителей. Смена паспорта (у тех вообще отдельный вход), заявления об исчезновениях… Кто-то просто взял и зашел сюда — бог ведает зачем.

Начальник полиции порядка заговорил с перепуганной женщиной. Она все время оборачивалась и показывала в сторону Уллеви. Винтер подошел ближе.

Оказывается, в салоне сидит мужчина с маленьким мальчиком и угрожает убить себя и ребенка, а заодно взорвать автобус. Он показал оружие и какой-то шнурок, говорит: «Если я за него дерну, все взлетит на воздух».

— Займись оцеплением, — сказал один из оперативников стоящей рядом женщине в полицейской форме.

Все вокруг задвигались, как будто киноленту пустили вдвое быстрее. В вестибюле сразу стало тесно — прибывали все новые и новые полицейские. Всем патрульным машинам по радио было приказано немедленно вернуться в управление. Винтер посмотрел на улицу через стеклянные двери — автобус так и стоял на месте. Отсюда он казался меньше.

— Свяжись с Бертельсеном в иностранном отделе! — крикнул оперативник бежавшему к лифту парню.

Все ясно. Отчаявшийся человек в автобусе наконец выбрал… Да ничего он не выбирал. Никакого выбора у него не было. Скорее всего один из получивших десяток отказов, и теперь ему грозит высылка из страны. По дороге на околоземную орбиту… если доживет. Один из вселенских беженцев, летающих над планетой в своих ржавых кораблях… или в товарном вагоне, который с грохотом несется через болота и пустыни, никогда не останавливаясь в оазисах. Он и вправду может застрелить и себя, и мальчика. Такое уже бывало.

За несколько минут оцепили Сконегатан и пустили движение в обход.

Неизвестно откуда начали появляться зеваки, словно бы существовал еще какой-то, куда более быстрый, способ передачи информации. Наверное, так оно и есть — в управлении вечно толклись несколько репортеров. Он огляделся — в вестибюле уже скопилось больше людей в гражданском, чем полицейских. Журналистам повезло.

Винтер вышел на улицу. Зеваки тянулись со всех сторон, и полицейским приходилось применять силу, поскольку они мешали поставить оцепление. Праздник города сменился другим спектаклем… «И я ничем не лучше прочих любопытных», — обругал он себя и поднялся в свой кабинет с окнами на канал.

Он бросил взгляд в окно. Четверть часа назад все было пусто, а теперь… словно кто-то рассыпал по мостовой крошки хлеба и в одно мгновение площадь заполнили стаи орущих чаек.

Зазвонил телефон.

— Да?

— Бертиль. Перестрелка на Ворведерсторгет.

— Что?

— Три минуты назад позвонил свидетель. Говорит, настоящая гангстерская война. И у нас там есть патрульная машина, они подтвердили — да, стреляют.

— Ну и денек…

— Я что-нибудь пропустил?

— У нас тут драма с заложниками. Прямо под окнами.

— Я весь день сидел на телеф… Что ты сказал? Заложники?

— Автобус. Не важно. Ты кого-нибудь туда направил?.. Где, ты сказал, стрельба?

— Ворведерсторгет.

— Я знаю, где это.

— Там патрульная тачка, но наших никого. И у меня никого…