Остров Свиней

— Я дежурный по участку Каллум Стразерс, — через некоторое время сказал он. — Дежурный по отделению рассказал мне вашу историю, и вот я думаю… — Он по очереди окинул нас взглядом. — …правда ли это?

— Правда.

— Вы все приехали со старого доброго Куагача? Все трое?

— Только я, — сказал Оукси и кивнул в сторону Анджелины. — И она.

— И что вы собираетесь мне рассказать? Что видели там дьявола? Маленькую противную бестию, которая ползает по лесам?

Я почувствовала, как напряглась сидевшая рядом со мной Анджелина. Опустив голову, она принялась ожесточенно почесывать свою стриженую голову. Грудь ее вздымалась и опадала, губы бесшумно шевелились, она что-то бормотала вполголоса, словно уговаривала себя оставаться на месте и не убегать. Оукси повернулся к Стразерсу и смерил его тяжелым взглядом. Глаза у него налились кровью, как бывало всегда, когда он выходил из себя.

— Ваш сержант рассказал вам о том, что произошло?

Стразерс опустил веки и кивнул:

— Да. Но если честно, я слышу эту историю не в первый раз. Когда речь идет о старом добром Куагаче, люди любят приврать. Человеческие останки опять плавают возле полуострова Крейгниш? Я хочу спросить — за кого вы нас принимаете?

— Больше не произносите этого слова.

— Какого слова?

— Приврать.

«Ого, — подумала я, — сейчас будет еще одна драка». Но Стразерс неожиданно смягчился. Войдя в комнату, он сел и пристально посмотрел на Оукси.

— Наши диспетчеры в Говане должны отправить на Куагач людей, чтобы взглянуть, что там происходит. — Он посмотрел на висящую на стене большую карту. — Они должны были послать кого-то с Лохгилпхеда, и этот человек должен был нанять там лодку, не знаю, в Ардферне или еще где-нибудь, потому что поездка не может начаться на Стрэтклайде, до тех пор пока… — Он осекся. — Пока мы не узнаем, что происходит. Так что получается… — Стразерс присвистнул и с сомнением посмотрел на часы, — что через два часа мы узнаем, как там обстоят дела.

— Это не обман. Разве мы похожи на подростков?

Секунду-другую Стразерс ничего не говорил. Затем открыл шкаф и, достав оттуда какую-то папку, ногой закрыл дверцу.

— Вот что я вам скажу. Почему бы мне не сделать то, что положено? То есть взять у вас показания! Давайте-ка, освежите свою память.

Первым вместе со Стразерсом ушел Оукси — с каменным лицом, все еще вне себя от гнева. Мы с Анджелиной остались с ужасным кофе в пластиковых чашках, который принес дежурный сержант. Между собой мы не разговаривали. Анджелина сидела напротив меня, съежившись, ее поза не располагала к общению. Она перестала непроизвольно почесываться и теперь держала руки между колен, опустив лицо и время от времени поглядывая на дверь, словно ожидая, что кто-то вот-вот сюда войдет. Я оперлась подбородком на руки — так, чтобы Анджелина не могла видеть, что я за ней подсматриваю. Казалось, будто женщина сидит на большой подушке. Я вспомнила, как она прореагировала на слова Стразерса, и внезапно мое сердце учащенно забилось, ладони вспотели. Мне пришла невероятная мысль — о той штуке, которую она таскает под пальто. Почему она не снимет пальто? Она же в нем изжарится…

Человеческий хвост — это звучит фантастически, не правда ли? Но вы как врач должны знать, что каждый год сотни детей рождаются с хвостами, просто в большинстве случаев их удаляют в первые же часы. Крестцово-копчиковое новообразование, рудиментарный человеческий хвост… Я видела статью об этом в одном журнале в клинике. Существуют различные виды человеческих хвостов, некоторые из них относятся к гемангиомам. [14]Я смотрела на Анджелину с застывшей улыбкой на лице, и в голову мне лезла вся эта научная терминология. Другие хвосты имеют какое-то отношение к расщеплению позвоночника. В том журнале были фотографии. На одной был изображен индийский мальчик с длинной, прикрытой кожей жировой трубкой, свисающей с нижней части позвоночника. Как же это называлось? Спина бифида оккульта? Расщепление дужки позвоночника? Но тот хвост казался довольно маленьким — не больше дождевого червя. Тот, который на видео, был намного длиннее.

И тут мне пришло в голову кое-что еще. Щелк-щелк-щелк — все быстро встало на место, и я едва сдержала улыбку. Пожалуй, вся эта ужасная история может иметь и свои положительные стороны. У Оукси сейчас в руках гораздо более интересный сюжет, чем рассказ о Центре здорового образа жизни. Несколько статей на первых полосах таблоидов — конец нашим финансовым проблемам. Анджелина расскажет Оукси все, что ему нужно знать о Малачи. Но эта история поможет не только Оукси — Кристоф умрет от желания в ней поучаствовать. Я представляю себе его лицо, улыбающееся с газетной страницы, когда он стоит после операции возле постели Анджелины, может, даже держит ее за руку. А кто ее нашел? Я! От возбуждения у меня зачесались ладони.

Я посмотрела на дверь, затем откинулась назад, отхлебывая кофе и улыбаясь. Мое сердце стучало ровно, так как я знала, что Анджелина Дав скоро нам поможет. Сначала она поможет Оукси. А потом мне.

5

Новости поступили от диспетчера не через два часа, как предсказывал Стразерс, а уже через пятьдесят минут. И сразу все изменилось. За то время, пока Оукси давал показания, участок из тихой заводи превратился в чрезвычайно шумное место: вокруг деловито сновали какие-то люди с бумагами и объемистыми папками, в кабинетах звонили телефоны, хлопали двери, трещали полицейские рации. Для всего этого должны были использовать здание суда в Лохгилпхеде, но там шел ремонт, поэтому штаб по расследованию инцидента устроили здесь, в Обане, в чересчур маленьком здании, и к обеду то тут, то там в коридорах возникали споры между местными полицейскими и женщинами из группы ХОЛМС, [15]только что прибывшими из Глазго со своими компьютерами. Вокруг зазвучали голоса: «Нам негде поставить машины!», «Что?! Здесь только один женский туалет? Во всем здании?». «И вообще здесь только один сломанный кипятильник, которым можно обжечься, если зазеваешься», — подумала я.

В обед мы с Оукси молча сидели за столом в кабинете Стразерса и поедали сандвичи из супермаркета, словно конторские служащие в дождливый обеденный перерыв. Анджелина не могла есть. Она попыталась, но было видно, что с тем же успехом она могла глотать камни. Когда Стразерс пришел за ней, чтобы получить ее показания, она встала, но дрожала так сильно, что пришлось вызвать женщину-полицейского, чтобы ее увести.

— Она в шоке, — сказал Оукси. — Вы там с ней поосторожнее.

Через десять минут его увел детектив, представившийся «старшим уполномоченным по идентификации». Ему нужно было помочь составить список пропавших. Это заняло часа два, и все это время я оставалась в кабинете одна. Делать мне было абсолютно нечего — разве что читать листовки типа «Что делать, если вас арестуют?», «Безопасность в Лохе», «Программа для кадетов: вы считаете, что слишком молоды, чтобы служить в полиции?» и разглядывать карту района. Никто не говорил, когда заберут наши вещи из бунгало, хотя я много раз об этом спрашивала, а у меня не было телефона, чтобы послать текстовое сообщение.

— Никто даже не предложил мне чашку чая, — пожаловалась я Оукси, когда они с Анджелиной вернулись в кабинет. — С самого обеда абсолютно ничего. Против чашки чая я бы не возражала.

В четыре часа из Думбартона прибыла группа молчаливых, мрачных людей в штатском под началом главного регионального инспектора — он чуть постарше Кристофа, лет пятидесяти пяти, очень худой и суровый, рост, как у баскетболиста, а лицо длинное и серьезное — настоящий профессор. Войдя в кабинет Стразерса, он не поздоровался, а сразу прошел мимо нас к окну и прижался носом к стеклу. Я знала, что находится за окном — маленькая автостоянка, две машины с опознавательными знаками и мусорные баки. За всем этим крыши домов… потом багрянистые, покрытые вереском холмы, пустынные и чужие.