Грязные деньги

Тот задумчиво закурил, застегнул молнию куртки под самый подбородок.

— Не знаю, Михаил Петрович. Он тебя же виноватым и сделает. Подумай… Может, до завтра они успокоятся?

— Ну, тогда до завтра, бывай.

Директор сел в машину и уехал. Прохожих почти не было на улице в этот час. Только вдоль забора возвышались палатки лагеря сопротивления, из которых вился жиденький дым — там грелись активисты. И еще у служебного входа в театр заметно было движение, люди входили и выходили. Долго никого не было видно, потом из ворот стройки вышли двое рабочих с большой сумкой.

— Куда это вы? — спросил охранник для порядка. Он их всех знал в лицо.

— А шо, нельзя? Погулять, може, — ответил один.

— За лекарством, — пробасил второй. — Болеют тут… некоторые.

— Ага. Тогда и мне купите лекарства.

Охранник протянул им несколько купюр.

— А тебе хиба можно?

— Давай-давай, возвращайтесь скорее. Мне все можно.

Вскоре «лекарство» получили все и перепились, как сапожники. Потому что сегодня было можно что угодно — так они чувствовали. Один охранник уснул прямо на посту, второй ушел спать к рабочим. Ворота закрыли. Свет в некоторых вагончиках еще горел, там пили самые стойкие. Слышались бубнящие голоса: под водочку языки постепенно развязались. Вспоминали село, кляли работу, ругали жизнь, проклинали строительство — правда, потихонечку, чтобы черти не услышали.

Ночь наступила так незаметно и естественно, словно всегда была здесь хозяйкой. А день, свет, солнце — это вам, дорогие мои, всего лишь приснилось. Кто знает, вдруг она права и все это нам снится, как утверждают некоторые философы? Поэтому на тихий звук никто внимания не обратил. Тихий потому что — это раз, да и слушать мало кто мог — это два. Низкий звук постепенно переходил в высокий и обрывался на визге. Потом сначала. Из бытовки, шатаясь, вышел рабочий в бушлате, но с голыми ногами, и сделал несколько шагов в сторону кабинок с биотуалетами. Зашел внутрь, долго там возился, чертыхаясь, что темно и лампочку никому вкрутить недосуг, потом вышел. И наконец обратил внимание на звук. Поднял голову…

В высоте, в черном небе плыло тускло освещенное пятно со смутно знакомыми чертами. Открыв рот, смотрел рабочий на это пятно, а когда узнал — заревел басом.

— Хлопци! Хлопци! Сюда! Мать моя… То есть, спаси Богородица и помилуй!!!

Не сразу из вагончиков вывалились хлопцы. После «лекарства» они с трудом стояли на ногах. Рабочий одной рукой тыкал вверх, другой испуганно крестился. Тогда хлопцы тоже посмотрели вверх. Раздался отборный мат и тут же испуганно смолк.

— Стойте, — хрипло произнес кто-то. — Стойте, стойте, это же…

— Не может быть! Нет!!!

— Бежим отсюда!

— Это же Федул! А-а-а-а-!!!

Высоко в воздухе плавал прямоугольник, очень похожий на гроб. Из него выглядывал Довгалюк, похожий на себя и непохожий, черный какой-то. Он улыбался… И бьющий по нервам, совершенно непонятный и от этого страшный звук все повторялся и повторялся.

Началась натуральная паника, застучали двери, закричали самые напуганные и суеверные. «Надо в церковь! К священнику, прямо сейчас!» — кричал кто-то. Никто головы вверх уже не поднимал, в окно не выглядывал. Разбудили мертвецки пьяных охранников, выволокли наружу. В небе уже ничего не было.

— Вы все алкоголики, — с трудом выговорил один охранник, держась за второго, который вообще не мог ничего произнести. — Это у вас белочка началась. Идите, проспитесь… — И он сел, почти упал на землю у ступеней, ведущих в вагончик.

Рабочие поняли — это все. Если по небу гробы летают, то… Значит, никаких правил нет, а бояться начальства глупо: нечистая сила страшнее. Поэтому приехавшее наутро начальство застало на объекте полнейший бардак и абсолютное, беспробудное безделье. Нескольких рабочих не хватало, остальные делать ничего не хотели и только просили, чтобы их отпустили домой.

— Да что у вас случилось, можете толком объяснить?!

— Гроб летал. Отам, вверху. Ночью.

— Что за выдумки, какой еще фоб! С ума сошли?!

— А в нем Федулка, как живой… Нельзя тут больше оставаться, Михась. Если ты черта не боишься — оставайся, дело твое.

— Но Федул еще жив! Это кто-то вас хочет напугать! А вы как дети!

— Какое там жив, когда он в этом… В коме. То есть без сознания. Если ему отключить те провода, то дышать перестанет. Не, это не жизнь…

Михаил Петрович не на шутку разозлился: очень уж явственно от людей несло запахом вчерашних возлияний. Что с ними делать, с этими тупыми и трусливыми людьми?

* * *

Ангелина Вадимовна Чернобаева наслаждалась. Ее рыхлое немолодое тело было погружено в бирюзовую воду мини-бассейна, по форме напоминавшего жемчужную раковину. Сама себя она воображала огромной розовой жемчужиной. Лежа в приятном бурлящем потоке, она вспоминала, как еще совсем недавно на курортах нашей необъятной страны принимала «жемчужные», хвойные или эвкалиптовые ванны. И это ей тогда казалось верхом комфорта. Получив заряд лечебных процедур, Чернобаева возвращалась домой и восхищенно рассказывала о целебных ваннах всем знакомым. Теперь, заведя свой собственный гидромассажный бассейн, она получала те же самые ванны, не выходя из квартиры. Ангелина с удовольствием принимала все новшества цивилизации, но эта ей нравилась особенно: направленное давление, водоворотный эффект и прочие штучки. Так оживляет уставшую кожу!..

На углу бассейна, за спиной жены олигарха сидела ее подруга Элла Кристалл. Она работала на одной из FM-станций и попутно исполняла почетную обязанность личной, как в старину говорили, наперсницы Ангелины. Настоящая фамилия ее была Иванова, нарочитый псевдоним Кристалл, с ударением на букву «и», на английский манер, она присвоила именно в силу обыкновенности собственной фамилии. Сейчас она втирала в шею и плечи купальщицы душистый бальзам для тела. Велась неспешная, ленивая, пропитанная ароматной влагой беседа.

— Ангелиночка! Ну позвольте мне присутствовать при вашей встрече с докторшей. Я же умру от любопытства!

— Элла, ты иногда становишься навязчивой.

— Я? Никогда! Как говорят французы, жамэ. Просто вы сами раскочегарили мое любопытство. Не вы ли рассказывали о том, как всего за один визит к доктору Лученко избавились от лишнего веса? Это просто какое-то колдовство, чудо какое-то. Если мне не изменяет память, вы в ту пору весили килограмм сто?

— Сто восемь, — вздохнула Ангелина Вадимовна.

— Благодаря советам этой докторши вы в считаные месяцы сбросили вес. До какого?

— А ты, глядя на меня, как думаешь? Я ведь с тех пор не поправлялась.

Элла внимательно оглядела крупное тело своей покровительницы. Сказала не очень уверенно:

— Я могу ошибаться, но мне кажется, вы сейчас весите не больше семидесяти пяти.

— Восемьдесят.

— Елки-палки, вам удалось похудеть на двадцать восемь килограмм! И не набрать за эти годы лишнего жира? Да вас просто надо занести в Книгу рекордов Гиннесса.

— Элла, потри мне, пожалуйста, спину жесткой мочалкой.

— Нет, вы мне все-таки должны рассказать про эту докторшу! Чем она вас лечила? Гипнозом, да?

— Нет. Она просто поставила правильный диагноз. Вот и все.

— Очень мило — «вот и все». Вы, конечно, уникальная женщина в смысле силы воли, и все такое. Но я никогда не поверю, что правильный диагноз может спасти от ожирения. Нужно ведь что-то еще? Какой-то комплекс, диеты, массаж, тренажеры там всякие. А вы секретничаете. Ну что вам стоит поделиться! Я бы тоже сбросила лишний вес.

Чернобаева критически окинула взглядом тщедушную фигурку своей собеседницы.

— Ты в уме? Что тебе сбрасывать, кроме трусов? Ты ж даже тени не отбрасываешь.

— Ангелина Вадимовна, ну зачем же вы так? — обиженно, со слезой в голосе прошептала Кристалл.

— Ну, прости, прости! Я не со зла. Ты же знаешь, я иногда могу грубо ляпнуть, но ведь это любя. Вот, возьми.

Она протянула руку и достала из зеркальной ниши флакон с розовой жидкостью.

— Что это? — внутренне ликуя, но со страдальческим выражением лица спросила приживалка.