Черный лед

Босх сел в свой «каприс», развернулся и выехал из переулка. Объехав квартал, он вернулся на ту же улочку с южной стороны. Подходящее место для парковки нашлось у мусорных контейнеров; Босх встал туда и сразу же увидел, как Рикард, сутулясь, бредет по аллее ему навстречу. Гарри поспешно выбрался из машины и пошел вперед. Они приближались к дверям склада с двух сторон, но Босх скрывался в тени, а Рикард, в засаленном грязном свитере и с какой-то немыслимой сумкой в руке, шагал прямо по проезжей части и громко пел. Из-за шума дискотеки Гарри не разбирал слов, но ему показалось, что переодетый коп исполнял невнятной, пьяной скороговоркой известную песню Перси Следжа «Когда мужчина любит женщину».

Как бы там ни было, Рикард привлек к себе внимание собравшейся у дверей группы. Балдеющие девицы даже пытались подпевать ему, но потом бросили и просто захлопали в ладоши. Благодаря этому Босху удалось приблизиться к складу почти вплотную. Теперь он находился за четыре машины от дверей и за три – от того места, где Тидж прятал свою бутылку с фенциклидином.

Проходя мимо вереницы припаркованных у тротуара машин и весьма правдоподобно покачиваясь, Рикард внезапно оборвал на полуслове песню и повел себя так, словно вдруг увидел сокровище. Он остановился, повернулся и, вытянув перед собой руки, ринулся в промежуток между двумя авто. В следующее мгновение Рикард уже вынырнул обратно, с пивной бутылкой в руках. Он собрался было убрать ее в свою сумку, когда молодой парень, ловко проскользнув между автомобилями, приблизился к нему и тоже схватился за драгоценный сосуд. Но Рикард и не думал выпускать добычу. Он потянул бутылку на себя, разворачивая Тиджа таким образом, что парень оказался спиной к Босху.

Гарри, уже не таясь, двинулся вперед.

– Это моя бутылка. Я ее нашел! – плаксивым голосом взвыл Рикард.

– Но это я поставил ее туда, дружище, – возразил Тидж. – Отпусти-ка, пока она не разлилась.

– Пойди и найди себе такую же. А эта будет моя!

– Отдай!

– Ты уверен, что она твоя?

– Моя!

Босх так сильно толкнул подростка в спину, что Тидж выпустил бутылку и, переломившись пополам, уткнулся лбом в багажник ближайшего автомобиля. Гарри прижал его шею локтем и повернулся к Рикарду. Тот рассматривал бутылку. Все было проделано так неожиданно, что ни капли содержимого не пролилось.

– Раз ты говоришь, что она твоя, значит, так и запишем, – сказал полицейский. – Кстати, ты арестован.

Босх снял с пояса наручники и, приподняв голову задержанного, стащил его с багажника. Вокруг них понемногу начинала собираться небольшая толпа.

– Отваливай, ребята! – громко сказал Рикард. – Возвращайтесь внутрь и продолжайте нюхать свой веселящий газ. Уродуйте свои барабанные перепонки и дальше. Все это вас не касается, если только вам не хочется окунуться в дерьмо вместе с этим парнем.

Он наклонился к самому уху Тиджа и спросил:

– Правильно, дружище?

Никто из зрителей не сдвинулся с места, но Рикард сделал в сторону угрожающий шаг, и зеваки торопливо разошлись. Девицы вернулись на склад, и музыка, вырвавшаяся из открытой двери, заглушила победоносный смех Рикарда. Потом он повернулся и схватил Тиджа за руку повыше локтя.

– Идем. Воспользуемся твоими колесами, Гарри.

Они поехали в полицейский участок на Уилкокс-стрит. Сначала все молчали. Босх и Рикард ни о чем не договаривались заранее, но Гарри был склонен уступить инициативу копу из БАНГ. Тот сидел на заднем сиденье вместе с задержанным. В зеркале заднего вида Босх видел неухоженные грязные волосы Тиджа, падавшие на плечи. Лет пять назад ему следовало бы поставить скобки на передние зубы, но по одному его виду Гарри понял, что парень вырос в доме, где подобные мелочи никого не волновали. В ухе Тиджа болталась золотая сережка, взгляд был отсутствующим, равнодушным, но больше всего Босху запал в душу вид его зубов – кривые, выступающие вперед, они яснее ясного говорили о той нелегкой, беспросветной и безрадостной жизни, какую приходилось вести этому парню.

– Сколько тебе лет, Кервин? – спросил Рикард. – Только не пытайся обмануть меня. У нас в участке есть твое досье, я всегда могу проверить.

– Восемнадцать. И можешь подтереться своим досье, мне плевать.

– Ву-уу! – выдохнул Рикард. – Скажите пожалуйста – восемнадцать! Похоже, Гарри, мы с тобой поймали совершеннолетнего сопляка. Значит, нам не придется везде водить его за ручку, прежде чем сдать в детскую комнату. Этот мальчик пойдет у нас в «Семь тысяч», и мы посмотрим, как скоро его превратят в девочку.

«Семью тысячами», по ассоциации со справочным телефонным номером 555—7000, большинство копов и преступников называли тюрьму предварительного заключения округа, которая находилась в центральной части города и представляла собой четыре этажа шума, ненависти и насилия, расположенных прямо над штаб-квартирой шерифа. Каждый день там кого-то пыряли ножом, каждый час кого-то насиловали, и всем было на это плевать, ну, кроме тех, кого насиловали и резали самодельными ножами. Помощники шерифа, обязанные поддерживать на этажах закон и порядок, называли их отделом БУЧ – Без Участия Человека, и Босх прекрасно понимал, что Рикард выбрал самый эффективный путь, чтобы выжать из этого парня информацию.

– Пойдешь туда упакованным и с номерочком на ноге, – продолжал наращивать давление Рикард. – Здесь, в бутылочке, по меньшей мере две унции наркотика, пижон, и тебе светит статья «хранение с целью продажи». Ты спекся, парень.

– Чтоб ты сдох!

Каждое слово Тидж произносил с явной насмешкой. Он шел ко дну, но сдаваться не собирался. Босх заметил, что Рикард выставил руку с зажатой в ней зеленой пивной бутылкой в окно. Он не желал, чтобы испарения наркотика оставались в салоне, вызывая у полицейских головную боль.

– Как нехорошо, Кервин! Особенно если учесть, что человек, который сидит за баранкой, хотел бы заключить с тобой сделку… Что до меня, то я с удовольствием предоставил бы тебе возможность заключать сделки с братишками в «Семи тысячах». Через пару дней ты начнешь брить ноги и примерять розовое бельишко, выкрашенное гавайским пуншем.

– Отвали, свинья. Мне нужно позвонить.

Они ехали по бульвару Сансет, направляясь к Уилкоксу. До полицейского участка оставалось совсем немного, а Рикард еще не приступил к тому, ради чего все это затевалось. Похоже, парень не склонен был ни к каким компромиссам, раз его даже не интересовало, чего от него хотят.

– Позвонишь, когда мы решим, что тебя можно пропустить к телефону, пижон. Ты белый и чувствуешь себя крутым, но это не надолго, уверяю тебя. Я знаю таких, как ты: в тюрьме все ломаются очень быстро. Впрочем, сам увидишь. Если, конечно, не захочешь нам помочь. Нам, видишь ли, очень нужно поговорить по душам с твоим дружком Дэнсом.

Босх свернул на Уилкокс-стрит. До полицейского участка оставалось всего два квартала. Задержанный упрямо молчал, и Рикард дал ему несколько минут, чтобы обдумать свое положение, после чего сделал еще одну попытку:

– Ну, что скажешь, парень? Дай нам адрес Дэнса, и я выброшу эту дрянь прямо у тебя на глазах. Не будь дураком и не думай, что «Семь тысяч» сделают из тебя настоящего мужчину. Это тебе не крещение, совсем нет. Это конец пути. Неужели ты этого хочешь?

– Я хочу, чтобы ты сдох.

Босх свернул на дорожку, ведущую на заднюю стоянку. Здесь им предстояло оформить арест, зарегистрировать вещественные доказательства и отвезти парня в центр. Гарри знал, что теперь им придется идти до конца. Арестованный молчал, и они должны были показать ему, что полицейские не блефуют.

Глава 12

К поискам Портера Босх вернулся не раньше четырех часов утра. Он уже выпил в участке две чашки крепкого кофе и теперь держал в руках третью. В «каприсе» Гарри был один; Рикард любезно согласился доставить Тиджа в тюрьму.

К сожалению, парень так и не заговорил, а его броня, сцементированная агрессивным нежеланием идти на контакт, ненавистью к копам и ложной гордостью, так и не дала ни единой трещинки. Рикард воспринял его упорное молчание как личный вызов и возобновил свои угрозы с таким рвением, которое не на шутку встревожило Босха. В конце концов он предложил Рикарду закончить и попросил зарегистрировать задержанного. Выйдя из комнаты для допросов, они уговорились встретиться в «Семи тысячах» в два часа после обеда. К этому времени Тидж уже должен был провести в тюрьме часов десять и, так сказать, ощутить ее на вкус. Чтобы принять окончательное решение, этого вполне хватило бы.