Чудо

Дело в том, что сегодня утром Лиз украдкой заглянула в служебную телеграмму, лежавшую на столе Билла Траска, ее шефа в Амальгамейтед Пресс Интернэшнл. Потом она получила от Траска задание на этот день и узнала, что поручено ее главной сопернице, Маргарет Ламарш. Все это вместе позволило Лиз понять, что она проигрывает, если уже не проиграла, в гонке за успехом. Ей показалось, что она участвует не в соревновании интеллектов и таланта, а в конкурсе красоты, а когда речь заходила о красоте, шансов у нее не оставалось.

В телеграмме из Нью-Йорка, поступившей на имя Траска, говорилось, что руководство требует в течение месяца сократить штат парижского бюро АПИ. Сотрудников из числа местных жителей — французов — должно стать вполовину меньше, штатных корреспондентов тоже. А учитывая, что корреспондентов было всего два — она и Маргарет Ламарш, несложно было подсчитать, что из них двоих останется только одна, причем оставшейся предполагалось значительно повысить зарплату и расширить круг полномочий. Проигравшая — а Лиз предполагала, что это будет именно она,— могла убираться ко всем чертям. Траск уже упомянул о грядущем сокращении, но не стал вдаваться в детали, однако Лиз знала правду и боялась ее.

Когда три года назад Лиз уволилась из газеты в Висконсине и поступила на более престижную работу в расположенное на Манхэттене агентство Амальгамейтед, а затем была направлена в престижное парижское бюро агентства, ее жизнь кардинально изменилась и наполнилась надеждой. Недавно она даже встретила молодого и привлекательного менеджера, парижанина, который находил Лиз интересной и рассыпался в комплиментах по поводу ее произношения. Эти отношения могли развиваться неторопливо — год, а то и два, но что она может успеть за тридцать дней? Если ее уволят, через месяц ей придется уехать из Франции, и тогда — прощай, Шарль! Прощайте и надежды заработать журналистскую известность. Максимум, на что сможет рассчитывать Лиз при таком развитии событий, это получить канцелярскую работу где-нибудь в Сидар-Рапидсе или Шайенне, выйти замуж за торговца страховыми полисами и родить двух детей-дебилов.

Значит, задача Лиз — не допустить, чтобы единственную должность штатного корреспондента, которая останется в парижском бюро АПИ через месяц, заняла Маргарет. Но теперь вот дело дошло до «конкурса красоты», и Лиз не нравились ее собственные перспективы. Лиз знала, что она гораздо более одаренный журналист, чем Маргарет, но с точки зрения привлекательности, бесспорно, уступает ей. Лиз была рабочей лошадкой, которая тащила на себе воз повседневных обязанностей и писала о самых прозаических вещах — от проблем французской экономики до автосалонов. Маргарет, в отличие от нее, поручали освещать самые «вкусные» задания: репортажи о показах мод, интервью со знаменитыми политиками, писателями и кинозвездами.

Задания, которые каждая из них получила сегодня утром, стали очередным подтверждением этой печальной закономерности.

Была одна тема, настоящий лакомый кусочек, и Лиз молила Бога, чтобы ее поручили именно ей, но тема досталась пустышке Маргарет.

От своих информаторов Траск, у которого был настоящий нюх на сенсации, получил сведения о том, что Андре Вирон, харизматичный министр внутренних дел, метящий в премьер-министры, балансирует на грани катастрофы, которая грозит обернуться общенациональным скандалом. Как оказалось, он поддерживал тайные связи с темной и скользкой личностью по фамилии Вейдман.

Этот Вейдман, владевший киностудией по производству порнофильмов и причастный к торговле кокаином, мошенническим путем заполучил крупные ссуды, причем не без помощи министра внутренних дел. Деньги поступили на его счета, но представленные им долговые обязательства оказались не заслуживающими доверия. Вопрос заключался в том, действовал ли Вирон без злого умысла, искренне поверив Вейдману, или же они были сообщниками и вдвоем набивали карманы фактически украденными деньгами. Траск безошибочно учуял в этой истории запах крупного скандала наподобие аферы Ставиского [2], которая потрясла Францию в тридцатые годы.

О, с каким наслаждением Лиз Финч вонзила бы зубы в этот сюжет! Но, увы, час назад он достался Маргарет Ламарш. А Лиз поручили совершенно бесперспективное, с ее точки зрения, задание: отправиться в отель «Плаза Атене» на пресс-конференцию парижского кардинала Брюне, на которой тот собирался сделать какое-то наверняка никому не интересное заявление религиозного характера. И вряд ли хоть кто-то в нью-йоркской редакции АПИ обратит внимание на сообщение об этом «событии».

Маргарет получила лакомое задание потому, что, по мнению Траска, была способна соблазнить Вирона и выудить у него правду. А Лиз бросили кость, поскольку природа не наделила ее качествами, необходимыми для того, чтобы соблазнить хоть кого-то.

Все это наглядно демонстрировало сейчас зеркало заднего вида.

Лиз видела копну рыжих волос, приобретших апельсиновый оттенок после недавних экспериментов с новой краской. Она видела хищную горбинку на переносице, которую даже римской назвать было нельзя. Слишком тонкие губы образовывали узкую полоску, а нижняя челюсть была словно подрубленной. Эта картина, которую не могла исправить даже безукоризненно чистая и гладкая кожа, приводила Лиз в уныние. К тому же она знала: то, что нельзя разглядеть в зеркало заднего вида, еще хуже. Ее груди были несовременно большими и отвисшими, бедра — чересчур толстыми, а ноги — кривоватыми. Если же добавить ко всему этому рост в метр пятьдесят шесть, получалась и вовсе катастрофа. Единственным достоянием, которым Лиз по праву могла гордиться, но которое — о жестокость природы! — невозможно увидеть с первого взгляда, был ее ум, светлый, цепкий и упрямый.

И еще безжалостный. Вот и сейчас он постоянно вызывал в воображении облик Маргарет Ламарш. Маргарет была рождена для того, чтобы стать моделью, и некоторое время действительно зарабатывала на жизнь, расхаживая по подиуму. На четыре года младше Лиз, в свои двадцать восемь она была высокой, стройной, грациозной, с блестящими темными волосами, точеными чертами лица гейши, красивыми пухлыми губами, маленькой грудью во французском стиле и длинными ногами. А также с примитивным мозгом. Но кого это волновало? Что за чудовищная несправедливость!

Лиз свернула на улицу Монтень, и тут в голову ей пришла другая мысль: а вдруг Траск поручил Маргарет столь сказочное задание вовсе не для того, чтобы та соблазнила министра внутренних дел Вирона, а потому, что сам хотел соблазнить ее? И возможно, уже соблазнил?

Лиз Финч тихо застонала. Если это предположение верно, а скорее всего, так и есть, ее шансы отвоевать единственное место репортера АПИ, которое останется в следующем месяце, равны нулю. Маргарет получит все: славу, деньги, престижную работу, а на долю Лиз останутся отбросы. Примерно такие же, какими она вынуждена заниматься сейчас.

Она подъехала к тротуару напротив «Плазы» и нажала на педаль тормоза. Швейцар в ливрее распахнул дверцу ее видавшего виды «ситроена» и одарил ее вежливой улыбкой, которую, увы, никак нельзя было назвать игривой. Лиз схватила с сиденья коричневую рабочую сумку, бесформенную и потрепанную, и поспешила в отель. В просторном вестибюле развалились в креслах несколько смуглолицых толстяков восточного типа, но ни один из них не удостоил ее даже взглядом.

Торопливо шагая к лифтам, расположенным во втором, меньшем по размеру вестибюле, представлявшем собой галерею, где гости за столиками пили послеобеденный чай, Лиз пыталась вспомнить, куда, черт побери, ей нужно идти. Она направилась было в зал Монтеня, но, не успев дойти до лифтов, все же вспомнила и резко остановилась. Когда Траск давал ей задание, он также вручил ей телеграмму, в которой говорилось, что кардинал Морис Брюне, архиепископ Парижский, намерен сделать важное сообщение на пресс-конференции в зале Режанс отеля «Плаза» в десять часов утра. Значит, ей нужен Режанс, самый величественный и важный из залов отеля.