Одержимый

Но теперь, слава богу, передача подходила к концу. Последние десять минут на линии была Мардж, проживающая в Эссексе. Скоро он с ней распрощается. Она разговаривала с ним таким тоном, какой он мог позволить себе лишь по отношению к кассирше в супермаркете, обсчитавшей его на авокадо.

Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, он сказал:

– Я думаю, Мардж, что вам стоит перечитать эту книгу о Фрейде еще раз. Понятие «коллективное бессознательное» ввел Карл Юнг, а не Зигмунд Фрейд.

– Я так не думаю, доктор Теннент, – с вызовом сказала Мардж. – И вы так и не объяснили мой сон. В нем у меня выпадали зубы. Что это значит?

В наушниках прозвучал голос редактора:

– Заканчивай, Майкл. Через минуту новости.

Майкл бросил взгляд на часы, висящие над звуконепроницаемым окном. Было почти семь.

– Это очень частый сон, Мардж. Пару недель назад я разъяснил его во всех подробностях одному из слушателей. В жизни человека существуют два периода, когда у него выпадают зубы: первый имеет место в детстве, когда молочные зубы сменяются постоянными и возникают все проблемы, связанные с взрослением и особенно с осознанием ответственности; второй период, – и в его голос прокралась едва заметная ехидная нотка, – тот, который, судя по вашему тону, переживаете сейчас вы. Это старение и связанные с ним страхи. Вы боитесь стать нежеланной, слабой, беспомощной. Беззубой.

– Но ведь об этом говорил Фрейд, – не сдавалась женщина.

Снова раздался голос редактора:

– Десять секунд.

– Мардж, я боюсь, нам придется на этом остановиться, – сказал Майкл. – Надеюсь, я вам сколько-нибудь помог. – Он щелкнул выключателем и стащил с головы наушники. По спине текла струйка пота. Аманда Кэпстик улыбнулась ему через окно и показала большой палец в ободряющем жесте: «Молодец».

Он улыбнулся ей в ответ и пожал плечами, потом последним глотком допил остатки чуть теплого кофе. Дверь студии открылась, и в ее проеме показался Крис Бимиш, редактор: шесть футов роста, борода, глаза маленькие и красные от усталости. Он задумчиво, словно в замедленной съемке, кивнул.

– Как прошло? – задал Майк свой еженедельный вопрос.

Бимиш выдал свой еженедельный ответ:

– Хорошо. Хорошая программа. Думаю, слушателям понравилось.

– Я был не в форме, – сказал Майкл. – Мне показалось, я взял слишком сухой тон.

– Нет, им понравилось, – повторил Бимиш. Он всегда с легкостью расписывался за триста восемьдесят две тысячи слушателей программы.

– Замечательно, – сказала Аманда Майклу через несколько минут, когда они проходили мимо охранника в пустынном фойе. – У вас весьма располагающий стиль общения со слушателями.

Он улыбнулся:

– Спасибо, но сегодня была моя не самая лучшая игра.

– Я бы хотела использовать кусочек вашей передачи в моем фильме.

– Конечно.

– Мы можем попробовать заснять это в реальном времени, чтобы ухватить спонтанность процесса. – Она помолчала, затем спросила: – Когда-нибудь думали о собственной телевизионной передаче? Как «В кресле психиатра» Энтони Клэра?

– Не уверен, что люди нуждаются в медиапсихиатрии, – ответил Майкл. – По правде говоря, у меня большие сомнения на этот счет. Десяти минут недостаточно. И даже получаса. Я начинаю думать, что приношу больше вреда, чем пользы. Трудно разговаривать с человеком, не имея возможности увидеть выражение лица, оценить язык движений. Вначале я надеялся, что смогу показать людям, чем полезна психиатрия. Теперь я в этом сомневаюсь.

Они подошли к дверям. Майкл чувствовал запах духов Аманды: тонкий аромат с мускусным оттенком. Он очень нравился ему. Через мгновение она исчезнет, а он поедет домой, навстречу еще одному одинокому вечеру. Разморозит что-нибудь из «Маркса энд Спенсера», посмотрит, что есть хорошего по телевизору, попытается что-нибудь почитать, или займется бумажной работой, или…

…напишет отчет, который затребовал от него коронер.

Ему отчаянно хотелось задержать ее подольше, но он так давно не разговаривал с женщинами на отвлеченные темы, не касающиеся работы, что способность к легкому общению, если она когда-то у него и была, исчезла без следа. И еще он боялся, что она замужем, и тайком бросил взгляд на ее пальцы.

Колец Аманда не носила. Ее руки были неожиданно маленькие и худые, лак на ногтях облетел, будто ее ничуть не заботила собственная внешность. Он счел это добрым знаком. Он с подозрением относился к совершенству. Слишком многие его пациенты грешили максимализмом в этом вопросе. Он любил, когда люди дают себе в чем-то послабление.

– Может быть, выпьем чего-нибудь, если у вас есть свободная минута? – спросил он и сам удивился, как легко это ему далось.

Их глаза встретились. У нее были красивые глаза, темно-синие, полные жизни. Она улыбнулась, взглянула на часы, затем отвела взгляд.

– Спасибо, но я… у меня встреча в восемь.

– Ничего, все в порядке, – сказал Майкл, скрывая разочарование за беспечной улыбкой и спрашивая себя, с каким молодым красавцем она собирается встретиться.

По дороге домой, медленно перебираясь в своем «вольво» через мост Патни-Бридж и двигаясь дальше по оживленной улице, он думал об Аманде. И о том, как она улыбалась ему сквозь стекло аппаратной. Он думал о том взгляде, которым она одарила его на выходе из здания. В этом взгляде определенно была симпатия.

Она отказалась от его предложения выпить вместе.

Но разве не было в ее отказе некоторого сожаления?

Ему еще представится случай. Они еще встретятся. Или… черт, он может попытать счастья и позвонить ей завтра. Почему бы и нет?

Ну конечно, ты волен сделать это, доктор Майкл Теннент, только чем ты можешь быть ей интересен? Ты на десять лет старше. Она молодая, яркая, энергичная девушка. Весь мир у ее ног. А ты старпер в «вольво».

Ты даже не можешь больше как следует выполнять свою работу. Доказательство этому в сегодняшней утренней газете. Лучше помолись, чтобы она не попала Аманде Кэпстик на глаза.

Но я ей нравлюсь. Определенно нравлюсь. У нее свидание – и что же?

Он решил позвонить ей утром.

В конце концов, она всегда может сказать «нет».

2