Сердце России

И вдруг Елену осенило!

— Я что, ревную?! — ужаснулась девушка. — Лучшую подругу? И к кому?! Я даже в глаза его не видела!

Эта внезапная догадка, видимо, отразилась на ее лице, потому что Светлана Азарова, перестав улыбаться, бросила на дочь обеспокоенный взгляд.

— Что с ней сегодня творится? — подумала она. — С Борисом, что ли, поссорились?

Однако взглянув на помощника своего мужа, Светлана тут же отогнала эту мысль.

Борис Незалежный никогда не затрагивал сердца ее дочери, да и сам он не испытывал пылких чувств к Елене. Они стали настоящими друзьями восемь лет назад, сразу после того как первокурсник Незалежный впервые появился в их доме. Елене тогда было девять лет. Их дружба, ничем не омрачаясь, продолжалась до сих пор.

Пару лет назад, когда девушке исполнилось пятнадцать, Борис по доброте душевной предложил ей исполнять обязанности "ее парня". Идея Елене понравилась. Во-первых, она не хотела выглядеть в классе белой вороной, в то время как большинство ее школьных подруг начинали крутить первые серьезные романы. Во-вторых, ей нужен был надежный спутник, который сопровождал бы ее в кино, в клубы, на дискотеки, в общем, туда, где развлекалась молодежь, и где живой по характеру девушке нравилось проводить свободное время. В сердечных делах Борис предпочитал девушек повзрослее.

Одноклассницы завидовали Елене, считая, что у нее с этим молодым симпатичным мужчиной настоящий роман, а, значит, сама она невероятно опытна в любовных делах. Опытна, но скрытна, потому что на все интимные вопросы любопытных подруг девушка отвечала загадочным молчанием.

На самом деле никакого опыта в любви у Елены Азаровой не было вовсе. Талантливая от природы, привлекательная внешне девушка росла в атмосфере родительской любви, сама очень любила мать, отца, брата, но женственность стала пробуждаться в ней совсем недавно, и до сих пор она не встретила никого, кто вызвал бы в ней настоящее пылкое чувство.

Впрочем, Елена и не спешила это чувство испытать: жизнь ее и без того была интересна и насыщенна. Она много читала, охотно училась, серьезно занималась спортом и этим летом вместе с аттестатом о среднем образовании и золотой медалью получила первый разряд по синхронному плаванию. Она прекрасно, как и ее мать, играла на рояле, пела. В июле без посторонней помощи и особого труда Елена сдала экзамены и поступила в Университет на факультет иностранных языков. Способности к языкам у нее обнаружились еще в детстве, и к шестнадцати годам она уже свободно владела английским и французским. Настолько свободно, что во время прошлогодних каникул довела в Париже до белого каления переводчика туристической группы, немолодого уже мужчину, из благих побуждений взявшись исправлять его "рязанский акцент".

Елена еще раз незаметно взглянула на подругу. Она по достоинству оценила ее красиво уложенные черные волосы и красное с белым вечернее платье. Обратила внимание на легкий, со вкусом исполненный макияж, на неброские, но дорогие украшения…

И чувство ревности, испытанное ей впервые, стало стремительно набирать обороты.

— Вырядилась, тоже мне, — недовольно подумала Елена, вспомнив, что сама она сегодня даже не удосужилась привести в порядок роскошную копну своих золотистых волос. — Как на великосветский бал, честное слово!

Ирина нетерпеливо взглянула на часы и повернулась к подруге. Глаза девушек встретились, и Елена вдруг смущенно покраснела и опустила взгляд.

Ирина тотчас поняла, что напрасно она сегодня так с ней разоткровенничалась.

— Дернул же меня черт за язык! — подумала она с досадой.

Ирина вспомнила их утренний разговор, и это чувство досады на саму себя усилилось.

В отличие от своей подруги, Ирина имела кое-какой опыт в амурных делах. Ее броская внешность и темперамент легко привлекали к ней и сверстников, и мужчин постарше. Наиболее с ее точки зрения достойным Ирина иногда отвечала взаимностью, хотя по-настоящему была влюблена только в одного. В того, кто четыре года назад исчез из города после случившейся трагедии, а три дня назад возник внезапно, как чертик из табакерки, и разнес половину ресторана, вступившись за нее и за ее родителей.

— Представляешь, — возбужденно рассказывала она сегодня утром Елене, отправившись прогуляться с ней по сосновому бору сразу после приезда к Азаровым, — их там шестеро было, этих азербайджанцев, целая банда! Обкуренные, что ли, я так и не поняла. Стали ко мне приставать, лапать, отец врезал одному, мама еще одного бутылкой огрела, так они навалились всей гурьбой, разве отобьешься?! Вдруг за их спинами кто-то как рявкнет по-азербайджански: "Стоять, ишаки!"…

— Откуда ты знаешь? — удивилась Елена. — Ты что, понимаешь азербайджанский?

— Мама понимает, она же майор миграционной службы, потом нам с папой перевела. Для азербайджанцев, говорит, слово «ишак» — самое тяжкое оскорбление. Так вот, эти обкуренные уроды сначала застыли, как вкопанные, потом развернулись да как заверещат: "Ты кого ишаками назвал?!". И к нему…

— А дальше? — нетерпеливо спросила Елена.

— А дальше все происходило так быстро. Он — как молния! — Ирина не скрывала восхищения. — Один через столы летит, второй. Мне показалось, минуты не прошло, а эти подонки уже по всему залу валяются, столы переломаны! Один только, страшный такой, со шрамом на щеке, на ногах остался, нож выхватил…

— Нож?!

— Да там не нож был, подруга, настоящий кинжал! Так он с этим кинжалом — на Илью…

— Его зовут Илья?

— Ты слушай! Я сама его вначале не узнала, так изменился. Бросается на него этот азер с ножом, а Илья его руку перехватил, вывернул, нож левой рукой забрал, оглянулся вокруг, да так спокойно, увидел пальму в углу, шагах в десяти, и метнул этот кинжал левой рукой, и — точно в ствол, представляешь?! Мы только к этой пальме повернулись, посмотреть, куда нож попал, слышим: хруст позади, назад поворачиваемся, а этот, со шрамом, уже лежит без сознания, и рука сломана, а Илья стоит спокойно и руки салфеткой вытирает.

Ирина волновалась, заново переживая события трехдневной давности. Елена поморщилась.

— Этот твой Илья, он что, монстр какой-то? — спросила она подругу, пытаясь вообразить себе мужчину, способного за минуту уложить шестерых.

— «Твой», скажешь тоже, — вздохнула Ирина. — Был бы он мой, я бы… Ты дальше слушай. Отец с мамой пришли в себя, кричат: "Илья!". Он улыбнулся, подошел, маме руку поцеловал, с папой поздоровался и спрашивает: "Здесь хорошо кормят?".

Елена рассмеялась. Похоже, этот «монстр» обладает все же чувством юмора!

— Папа спрашивает: "Ты нашу дочь узнал?". Я стою, сама не своя, а Илья смотрит на меня с улыбкой и спокойно так говорит: "Ирина, ты стала настоящей красавицей". Как будто я сама не знаю! А я-то, дура, надеялась, что он глаза выпучит от восхищения и тут же мне в любви признается!

— Не признался? — улыбнулась Елена.

— От него дождешься, — вздохнула Ирина. — Я в него с тринадцати лет влюблена! Как первый раз его дома у нас увидела, так и….

— Он бывал у вас дома?

— Бывал, редко, правда. Он у отца на факультете учился, так папа в нем души не чаял, считал своим самым талантливым студентом. Мама тоже очень тепло к нему относилась.

— В чем он был талантлив? — Елена слушала подругу с возрастающим интересом.

— Во всем! Он и учился лучше всех, папа говорил, что у него феноменальная память, и в плаванье выступал за Академию, и на ринге…. Ни одного старта не проиграл! У него было свободное посещение занятий, так он в Академии почти не появлялся. Догадайся, почему? — спросила Ирина, останавливаясь.

Елена тоже остановилась и с любопытством посмотрела на подругу.

— Студентки ему проходу не давали! Мало того, что Илья был лучшим спортсменом Академии, он на втором курсе выступил в концерте перед Восьмым марта, стихи свои читал, так бабы — уревелись!

Вот как, еще и стихи! Елена была ошеломлена.

— Он, наверное, пользовался своей популярностью? — спросила она. — Я имею в виду — у студенток? — добавила она смущенно.