Меморандум Квиллера

– Что ж, надеюсь, вы его схватите, – сказал я наконец.

Поль продолжал молчать, ведя свою игру.

– Но думаю, что вы ошибаетесь. По слухам, он находится в Аргентине.

Теперь мы заговорили оба, и я знал: он понимает, что выиграл.

– Его видели в Берлине неделю назад.

– Кто?

– Свидетель на процессе.

– Я могу поговорить с ним?

– Он “упал” с десятого этажа на следующий день после того, как сообщил нам об этом.

– Олбрихт?

– Да.

– Он мог ошибиться.

– Он хорошо знал Цоссена. Вам это известно.

– Значит, таково мое задание? Цоссен?

– Это лишь часть задания.

– Итак, вы предлагаете мне взяться за это…

– Да.

– …зная, что я хотел бы видеть его на скамье подсудимых. Не выйдет. Теперь их больше не вешают, – неожиданно для себя сказал я, хотя верил, что Поль говорил правду. – Однако, сообщите мне все сведения и не задавайте больше вопросов.

Он одобрительно молчал.

– Я измотался, понятно?

– Конечно. После шести месяцев…

– Не разговаривайте со мной так, словно вы сестра милосердия!..

Он вновь замолчал. Гул голосов под сводчатым потолком стал громче – зрители из фойе устремились в зал.

– Ладно, Поль, не тяните. Приканчивайте меня.

– Тысячи нацистов все еще проживают в Германии по фальшивым документам. Американское бюро генерала Гелена исподволь освободило сотни офицеров СС и вермахта, когда генерал Хойзингер продиктовал свои условия штабу НАТО, и с тех пор они реорганизовали германскую армию, которая является сейчас, пожалуй, самой многочисленной и хорошо вооруженной армией в Европе. Германская авиация по своей мощи в настоящее время превосходит британские воздушные силы. Германский генеральный штаб ведет секретные, направленные против НАТО, переговоры с Испанией, Португалией и африканскими странами; им созданы базы ракет типа “земля – земля”. Множество гитлеровских офицеров вернулись к власти и пользуются влиянием, заняв ключевые позиции как в гражданской, так и в военной сферах. Они получили свои нынешние посты несмотря на то, что их прошлая деятельность хорошо известна. В самом генеральном штабе активизируются реваншисты. Это убежденные нацисты, готовые на все, когда наступит подходящий момент. Если…

– Вам сообщили все эти подробности в Центре? – перебил я.

– Я не начальство, а такой же исполнитель, как и вы.

– Если я возьмусь – пока что еще не решил – за это задание, то не раньше, чем смогу убедиться в справедливости вашей аргументации. На это потребуется не один день. Я лично считаю, что Германский генштаб способен развязать войну с тем же успехом, что и ку-клукс-клан.

– Позвольте мне напомнить вам сказанные обвинителем от Соединенных Штатов на Нюрнбергском процессе слова: “Германский милитаризм будет хвататься за любую возможность, которая поможет ему восстановить силы для развязывания новой войны”.

– Нельзя начать войну без народа.

– Народ никогда не начинает войн. Войны всегда затевают политиканы и генералы. Десять лет назад – и всего лишь десять лет назад после окончания кровопролития – в честь Кессельринга был созван слет бывших фашистских солдат. Народ протестовал, но полиция разогнала демонстрантов.

– Народ все еще протестует, об этом свидетельствуют хотя бы процессы.

– Но теперь проведение процессов становится все более затруднительным. Военных преступников, признанных виновными, больше не вешают, зато свидетелей обвинения убивают. Времена меняются.

Я сидел, закрыв глаза. Огни в зале погасли. Поль молчал. Он хорошо понимал, что, когда желаешь убедить кого-либо, нужно делать паузы и давать собеседнику время на размышление.

– Все это политика, – неуверенно произнес я. – Оставьте ее себе.

Он не ответил.

– Я не утверждаю, Поль, что держу палец на пульсе истории или знаю, какое будущее ожидает человечество. Просто я чертовски устал. Вы ошиблись ложей, как я уже говорил…

Поль шевельнулся, и я открыл глаза. Откуда-то он достал небольшую папку из искусственной кожи. По-видимому, он прятал ее под пиджаком. Иначе я бы уже заметил ее. Он положил папку мне на колени.

– Это вам.

Я не прикоснулся к папке.

– Будь проклято ваше появление, Поль.

– Мы выделили человека, который будет прикрывать вас, – мягко произнес он.

– Мне не нужно прикрытие.

– А что будет, если вы окажетесь в тяжелом положении?

– Я сам из него выберусь.

– Знаете ли вы, какой вас ждет риск, Квиллер?

– А у КЛД было прикрытие?

– Да, но очень трудно уберечь человека от выстрела с дальней дистанции.

– Они разделаются со мной таким же способом, если уж до этого дойдет. Никакого прикрытия, Поль. И не вздумайте прикреплять ко мне людей без моего ведома. Я предпочитаю действовать в одиночку.

Запульсировала вена на ноге, предвестник судороги. Я шевельнулся, и папка скользнула на пол. Я оставил ее там, где она упала.

Заиграла музыка.

– Можете положиться на двух людей, – произнес Поль.

– Никаких людей!

– Один – американец, Фрэнк Брэнд; другой – молодой немец, Ланц Хенгель. Они…

– Пусть они оставят меня в покое.

– У вас есть связной…

– И связной мне не нужен.

– Ваш связной – я.

– Тогда и вы держитесь от меня подальше! Если уж я возьмусь за это, то только на своих условиях.

Они не должны были посылать этого Поля, ловить меня на крючок. Ублюдки… Чарингтон мертв – давай другого! Интересно, кого они найдут после меня? Шесть тяжелых месяцев – и теперь опять! И только потому, что я оказался под рукой, а в их распоряжении был крючок с наживкой. “Существует только один способ убедить его, – так, наверное, говорили они, стоя вокруг письменного стола в просторном лондонском кабинете, где пахло свежим лаком, – и этот способ – сказать ему, что Цоссен в Берлине”. И они задымили сигарами и послали за Полем.

Мне было безразлично, соответствовал ли истине монолог относительно возрождающегося фашизма или нет. Услышав про Цоссена, я не нуждался ни в каких других приманках. Поль зря тратил время.

Начиналась судорога, и я прополз на четвереньках обратно в ложу и сел в кресло, будто только что вернулся после антракта. Поль сделал то же самое и аккуратно обтер руки о колени. Я сидел с закрытыми глазами, размышляя.

Я понимал, что сам во всем виноват. Много лет я действовал сугубо конспиративно, как был обучен, поэтому, когда меня направили сотрудничать с федеральной комиссией “Зет” для выявления военных преступников и предания их суду Ганноверского трибунала, я не видел надобности вылезать на свет божий. Иначе мое лицо за эти полгода стало бы известно всем, в том числе и людям, вооруженным винтовками с телескопическим прицелом.

Однако это могло бы и не заботить меня, так как я ездил из Ганновера в Берлин и обратно с охраной в шесть человек, словно какой-нибудь премьер-министр. Но именно мои настояния на соблюдении конспирации и привели к тому, что я сам попался на крючок. После шести месяцев я знал Берлин как свои пять пальцев, как собственную физиономию, хотя сам не был известен в Берлине никому.

Не удивительно, что они остановили свой выбор на мне.

Некоторое время Поль, должно быть, думал, что я откажусь. Затем, поняв, что все в порядке, положил папку мне на колени. В ней, очевидно, содержалась информация, которую они могли мне предоставить: имена и фамилии, досье, разработки, указания – все, собранное в архиве Центра, полный и исчерпывающий анализ предстоящего поля действия. Но они обратились ко мне еще и по другой причине – потому что я знал больше их.

– Поль, – позвал я.

Он сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на сцену. Он наклонился ко мне.

– Дайте указание, чтобы мой телефон не прослушивался больше. Если я услышу в трубке пощелкивание, я хочу быть уверенным, что это включилась противная сторона.

– Хорошо.

– И никакого прикрытия.

– Ладно.

– Связь как обычно – почта и биржевые бюллетени.

– Приемлемо.