Книга судьбы

— Пятнадцать по вертикали ты угадал неправильно, — сообщил президент, когда я, положив портфель на колени, устроился поудобнее. — Здесь нужно написать «задыхаться».

Олбрайт обычно очень не любил, когда Мэннинг находил его ошибки. Сегодня, заметив Бойла на угловом сиденье, он вполне мог счесть, что у него появился новый повод для недовольства.

«Все в порядке?» — взглядом спросил я.

Прежде чем Олбрайт успел ответить, водитель утопил педаль газа, и меня качнуло вперед.

Через три с половиной минуты, считая от настоящего момента, прозвучит первый выстрел. Двое из нас упадут на землю в конвульсиях. И один уже не поднимется.

— Сэр, не мог бы я отвлечь ваше внимание на секундочку? — снова вмешался Бойл, на этот раз настойчивее, чем раньше.

— Рон, ты не мог бы просто наслаждаться поездкой? — обманчиво ласковым тоном обратилась к нему первая леди, и ее коротко подстриженные каштановые волосы легким облачком взметнулись вокруг головы, когда мы попали в ухаб на дороге. Несмотря на снисходительный тон, я разглядел холодное пламя, сверкнувшее в ее светло-зеленых глазах. Именно таким взглядом она одаривала своих студентов в Принстоне. Бывший профессор с ученой степенью по химии, доктор, первая леди умела быть жесткой. И еще она умела сражаться за то, что ей было нужно. И обычно получала то, что хотела.

— Но, мэм, это займет всего…

Она нахмурилась так, что брови сошлись на переносице:

— Рон, наслаждайся поездкой.

Именно на этом большинство людей и остановились бы, смирившись с неудачей. Бойл же продолжал настаивать, пытаясь передать папочку прямо в руки Мэннингу. Он познакомился с президентом еще в те времена, когда оба учились в Оксфорде и им было едва за двадцать. Профессиональный банкир и собиратель старинных магических фокусов, позже он получил в управление все деньги Мэннинга и сумел правильно распорядиться ими, что само по себе было выдающимся фокусом. На сегодня он оставался единственным человеком в команде Мэннинга, кто был с ним рядом, когда тот женился на первой леди. Уже одно это позволяло ему чувствовать себя неприкасаемым, когда пресса пронюхала, что отец Бойла был мелким мошенником, осужденным (дважды) за махинации со страховкой. И именно этой своей свободой он решил воспользоваться теперь, когда в лимузине подверг сомнению авторитет первой леди. Но рано или поздно любой свободе приходит конец.

Мэннинг незаметно покачал головой, и только тренированный глаз мог подметить этот его жест. Один-ноль в пользу первой леди.

Закрыв свою папочку, Бойл откинулся на спинку сиденья и наградил меня взглядом, который мог бы испепелить меня на месте. Ага, и тут я виноват.

Мы приближались к месту назначения, и Мэннинг молча уставился в светло-зеленое пуленепробиваемое стекло своего окна.

— Кто-нибудь знает, что сказал Кеннеди за три часа до того, как его застрелили? — поинтересовался он со своим лучшим массачусетским акцентом. — Знаете , прошлой ночью президента можно было запросто пристрелить.

— Ли! — упрекнула его первая леди. — Видите, с чем мне приходится иметь дело? — добавила она, с деланным смехом обращаясь к Калиноффу.

Президент взял ее руку и легонько пожал, бросив взгляд в мою сторону.

— Уэс, ты захватил подарок, который я припас для мистера Калиноффа?

Я принялся рыться в своем кожаном портфеле, магическом мешке со всякими хитроумными штучками, не отрывая взгляда от Мэннинга. Он коротко кивнул и почесал запястье.

«Не давай ему заколку для галстука… ищи другой, большой подарок».

К этому времени я уже более семи месяцев занимал должность его помощника. Я делал свою работу хорошо, поэтому нам не нужны были слова. Мы с ним сидели в одном окопе и понимали друг друга с полувзгляда. И я не мог не улыбнуться.

Как оказалось, это была моя последняя широкая улыбка. Через три минуты первая пуля снайпера разорвет мне щеку, мимоходом уничтожив столько нервных окончаний, что мое лицо никогда уже не будет таким, как раньше.

«Именно так, эти самые», — кивнул мне президент.

Из своего переполненного портфеля, в котором находилось все, что могло когда-либо понадобиться президенту, я извлек пару официальных президентских запонок и передал их Калиноффу, который наслаждался каждой долей секунды, проведенной на своем складывающемся, жарком и очень неудобном сиденье.

— Представляете, они настоящие, — заявил ему президент. — Так что не стоит выставлять их на аукцион в Интернете.

Это была та же самая шутка, которой он всегда сопровождал очередное вручение запонок. Мы все еще смеялись над ней. Даже Бойл, который начал растирать себе грудь, тоже улыбнулся. Нет лучшего положения и места, чем смеяться только вам понятной шутке вместе с президентом Соединенных Штатов Америки. И четвертого июля в Дайтоне, штат Флорида, когда вы влетаете на легендарный трек автомобильных гонок «Пепси-400 НАСКАР» [2]под команду стартера «Джентльмены, заводите моторы!» в мире не было лучшего заднего сиденья, чем наше.

Прежде чем Калинофф успел рассыпаться в благодарностях, лимузин остановился. Слева от нас замелькали красные вспышки — это вперед выскочили полицейские мотоциклисты с включенными сиренами. Совсем как в похоронной процессии.

— Только не говорите мне, что они перекрыли дорогу, — сказала первая леди. Она страшно не любила, когда для проезда президентского кортежа останавливали движение, потому что знала, что попавшие в эту пробку автомобилисты никогда не будут голосовать за нас.

Автомобиль медленно прополз вперед еще несколько футов и замер.

— Сэр, сейчас мы въедем на трек, — раздался с первого сиденья голос старшего группы. Снаружи бетонная пустыня взлетных полос аэропорта быстро сменилась бесконечными рядами навороченных автомобильных боксов.

— Подождите… мы что же, выезжаем на трек? — внезапно заволновался Калинофф. Он заерзал на месте, пытаясь разглядеть происходящее снаружи.

Президент ухмыльнулся.

— Неужели вы подумали, что мы всего лишь заказали пару мест в первом ряду?

Колеса подпрыгнули на металлической плите, которая лязгом напомнила мне непригнанную крышку смотрового колодца. Бойл все сильнее растирал себе грудь. В воздухе раздался негромкий рокот.

— Это что, гром? — спросил Бойл, поднимая глаза к ясному голубому небу.

— Нет, не гром, — ответил президент, прижимая руку к пуленепробиваемому стеклу и глядя, как собравшиеся на стадионе двести тысяч зрителей вскочили на ноги, размахивая транспарантами, флагами и руками. — Аплодисменты.

—  Леди и джентльмены, президент Соединенных Штатов! — проревел из громкоговорителей системы местного оповещения голос распорядителя.

Резкий поворот направо заставил нас наклониться в сторону, и лимузин выкатил на гоночную дорожку, представлявшую собой самое большое и идеально забетонированное шоссе, которое я когда-либо видел.

— Хорошие у вас здесь дороги, как я погляжу, — обратился президент к Калиноффу, откидываясь на спинку роскошного сиденья с кожаной обивкой, сделанного по его фигуре.

Итак, все, что нам оставалось, это с пышной торжественностью обставить свой выход. Если мы этого не сделаем, то все двести тысяч болельщиков, собравшихся на стадионе, плюс десять миллионов телезрителей, наблюдавших за действом из дома, плюс еще семьдесят пять миллионов любителей гонок НАСКАР по всей стране станут рассказывать своим друзьям, соседям, родственникам и незнакомым людям в супермаркете о том, что мы пришли принять обряд крещения и высморкались в сосуд со святой водой.

Но ведь именно для этого мы и привезли с собой кортеж. Нам не нужны быливосемнадцать автомобилей. Взлетно-посадочная полоса аэропорта Дайтоны располагалась фактически по соседству с гоночным треком. Здесь не было светофоров. Можно было не опасаться пробок на дорогах. Но на глазах у всех… Вы когда-нибудь видели президентский кортеж на гоночном треке? Это бурный восторг Америки, переходящий во всеобщее и мгновенное помешательство.