Золотой гроб

Гости не очень-то церемонились по поводу протокола свадьбы, и многие поллитровки с бумажными пробками были уже початы. Молодые сидели скромно, потупив глаза в тарелки. Им было неудобно, что вся эта катавасия из-за них.

Вскоре объявился и Федор - среднего пошиба мужичок лет под 50, родственник брачующихся. Федор был гармонистом. Он пришел на свадьбу с гармонью, с женой, и с сильным желанием выпить, поскольку, не успев поставить на пол зачехленную гармонь, он одной рукой налил себе полстакана самогона, этой же рукой вылил содержимое в рот, и этой же рукой закусил. За столом напротив Федора сидела пухленькая экзальтированная дама лет 35-40. Дама была очень современной поскольку, несмотря на некоторый деревенский аскетизм в одежде других представительниц прекрасного пола, она имела потрясающее декольте. Оно было таким, что не требовало особого воображения, чтобы понять, что находится за ним.

- Кто эта дама - спросил я Валерку.

- О, это Мисс - Хахалы, буфетчица Любка. Она тут у нас самая главная и самая галантная девушка для всех потенциальных кавалеров. Уже и замужем побывала. Раз пять.

- Ну, это для Игоря, он тоже жених будь здоров какой!

Но Любку, похоже, не интересовали незнакомые гости, смахивающие на бедных туристов. Уже малость поддатая, она исподтишка лукаво поглядывала на Федора и застенчиво улыбалась.

- Это у них старая любовь - шепнул Валерий. - Федор частенько забегает к Любке в буфет опохмелиться, а Нинка, жена Федора страшно ревнует мужа к буфетчице и все норовит застукать их на месте 'преступления'. Тогда Федору будет несдобровать, Нинка баба решительная.

Свадьба началась. После первого поздравления все дружно опрокинули стопки и стаканы. Потом были опять поздравления и стаканы то и дело взметались над столом. Все хором и вразброд кричали "Горько!". Молодые смущенно вставали и, не тая робости, целовались. На лице жениха было написано, что хоть он и не закончил десятилетку, зато в семье будет справным мужиком. На полном губастом личике молодой было написано, что хоть и не впервой ей выходить замуж, зато эту брачную ночь она проведет, как и в прошлые разы, достойно. Валерий добросовестно исполнял обязанности тамады, и стаканы не успевали быть пустыми.

Настал черед нашего туристического поздравления. Перед этим Игорь пробился к хозяину и хозяйке дома и посоветовался с ними по поводу придуманного им с Саней действа. Хозяйка заулыбалась, стукнула в ладоши, а хозяин даже хлопнул его по плечу и сказал - Давай! Сразу видно, люди городские, с мыслями. Не то, что наше мужичье, им бы только водку глушить по поводу и без повода.

Валерка поднял руку, призывая всех к молчанию.

Игорь встал над столом с бумажкой в руке. Все в ожидании притихли, Санька, нагнувшись, вытянул руки под стол, вылавливал из мешка петуха.

Поэт поднял руку, окинул гостей лучистым взглядом и кратко, но громко продекламировал:

- Пусть песни свадьбы нежат слух,

У незнакомых и родных.

Пусть по утрам кричит петух

О новом дне для молодых!-

Краткости поздравления никто не удивился, зато рифма всем понравилась.

Гости закричали Ура и захлопали в ладоши! Саня разогнулся и подбросил вверх петуха. Задуманного Игорем эффекта не получилось. Вместо того чтобы затрепыхать крыльями и полететь под потолком, тем самым, олицетворяя радость, трепещущую и рвущуюся к полету любовь и жизнь, измученный речными приключениями петух не полетел. Он сначала сильно стукнулся о косяк, замахал крыльями, накренился, сорвался в штопор и плюхнулся в круглую салатницу, забрызгав майонезом и кусочками колбасы ближайших гостей. Затем он сразу же вскочил на ноги и, распустив крылья и угрожающе разинув клюв, сиганул по столу, сшибая по дороге бутылки с самогоном. Вся его петушиная грудь была в салате. Гости визжали и хохотали, подхватывая падающие бутылки. В конце стола петуха поймали, отдали хозяйке, и она его унесла в хлев к курам.

- Однако - сказал Саня, толкнув локтем Игоря намекая на стих и, сделав юмористическое лицо - Перепиши, повешу дома на стену.

- Ладно, ладно - засмеялся Игорь - я знаю, что нужно праздной компании.

Через час в доме лились песни, пол содрогался от беспорядочных плясок,

пахло килькой в томатном соусе и пролитым на скатерть самогоном. Ближе к ночи кто-то уже не удержался и упал с крыльца. Кого-то, ругаясь и волоча его ноги по сухому песку, протащили под фонарем через деревенскую площадь. Носки ботинок уносимого гостя оставляли на песке две неровные борозды, олицетворяющие для него два знаковых постулата: 'день прожит' и 'что несет нам день грядущий?' Кто-то спал прямо за столом. Один гость сначала задремал на подставленном под скулу кулаке, но через минуту его голова сорвалась и уткнулась в тарелку с макаронами. Гость на это мелочное обстоятельство не обратил внимания. Свадьба продолжалось.

ФЕДЬКИНА КОНФУЗИЯ

К раннему рассвету, шумное празднество пошло на убыль. Свои деревенские, взявшись под руки, с песнями шли по берегу вдоль светлеющей улицы по домам. Мы с Валерием, и всем байдарочным отрядом, прихватив пару бутылок самогона и закуски, устроились впереди дома на берегу реки, пили зелье и рассуждали о традициях деревенской свадьбы. Приезжие гости, кто сами, кто с помощью более трезвых гостей, разбрелись по разным уголкам обширного деревенского дома и брякнулись спать..

Видя, что бережно подготовленная в специально отведенной комнате белоснежная постель безнадежно занята, завалившимся прямо в ботинках людом, молодые, в нетерпеливом предвкушении брачного таинства, ушли ночевать к соседям. Федор еще минут десять наяривал на гармошке и перемигивался с Любкой. Он пил, как и все, но так, чтобы не упасть, поскольку Любка уже давно своим взглядом однозначно дала понять, что дело на мази и лишь бы дождаться конца свадьбы.

Нина, - Федорова жена, вместе с другими родственниками стала хлопотать по уборке столов, подметанию полов, мытью посуды и приготовлению к завтрашнему продолжению свадьбы. Местная Царица муз и красоты Любка, уже совсем откровенно подмигнув Федору и, показав глазами на дверь комнаты, покачивая круглыми аппетитными бедрами, продефилировала между столов, скрылась за дверью. Там, с грохотом столкнув с дивана пьяного гостя, заняла его место. Федор понял - пора! Он, пошатываясь (больше для того, чтобы жена поняла, что он опять в стельку пьяный) встал, отставил гармонь, подошел к столу и на глазах у хлопочущей с посудой супруги дрызнул еще пол стакана самогона.

Крякнул. Его шатало из стороны в сторону.

Нинка, видя такое дело, оставив

посуду, схватила мужа за пиджак и потащила в соседнюю комнату. Федька

вырывался у нее из рук и заплетающимся языком бубнил - Куда ты меня.., да

я.., да ты.., да выпить я хочу, как все но-рр-мальные люди ....

- Ты что, паразит,- возмущалась Нинка - нешто тебе не хватило, посмотрись-ка в

зеркало, вся морда наперекосяк. Уже светает, иди спать говорю, алкашь! - С

этими словами она с усилием впихнула Федора в комнату

и закрыла за ним дверь. Хитрецу Федьке..., только того и надо. Он,

осторожно перешагивая через попадавшихся на полу гостей, пробрался к дивану. И через минуту упал в объятия, измученной в ожиданиях буфетчицы. Но, неожиданно для себя получил легкое противление со стороны Любки.

-Ты что, дерзновенный! - возбужденно шептала она, слабеющими руками отталкивая гармониста. -А, если твоя жена услышит?

-Да как же она услышит, если она в другой комнате?

-Так ведь в другой комнате - это не в другой деревне? Погоди, Федьк. Ведь боюсь.

-Не противься, Любка - неожиданно твердо заявил Федор. - А то ведь я и снасильничать могу.

Такой бурной и продолжительной любви, наверное, отродясь не видела

деревенская комната. На улице уже кричали ранние птицы, орали петухи, а

среди храпа и сонного ворчания гостей, на диване разыгрывалась

удивительная французская сцена. Несмотря на свой хлипкий вид, Федька глухо рычал как трапезничающий африканский лев, а разведенка Любка, три дня не испытывавшая радости настоящей любви, забыв обо всем на свете, тонко кричала, словно израненная, но жаждущая жизни лань. Диван ходил ходуном, ритмично стукался своей деревянной спинкой о стену, и вот-вот должен был развалиться. Федька, еще не потеряв окончательного чувства реальности, закрывал Любке рот и умолял ее замолчать. Это не помогало. Любка кричала все громче и самозабвеннее.