Поджигатель

Нагнув голову, Годли размашисто пошел прочь. Мы с Джаддом смотрели ему вслед. Я еще никогда не слышала, чтобы он так разговаривал с инспектором. Похоже, для Джадда это тоже было неожиданностью. Он вновь обернулся ко мне.

— Ну что ж, если босс желает тратить силы и время впустую, выполняйте его приказ — гоняйтесь за призраком, а потом возвращайтесь к работе над основным расследованием. Только избавьте меня от подробностей! Найдете доказательства, что это убийство серийное или наоборот, сообщите мне. Остальное меня не волнует.

— Хорошо, — буркнула я, слегка задетая его тоном, — буду продолжать начатое.

— Вот-вот, продолжайте. — Он просверлил меня взглядом. — Только не подумайте, Керриган, будто босс проникся к вам симпатией. Он дал вам эту работу, чтобы вы не облажались в основном расследовании и поменьше путались у него под ногами. Так сказать, убрал вас с дороги.

Его слова подтверждали мои самые худшие опасения, но мне удалось сдержать обиду. Джадд зашагал к выходу, по пути подхватив свое пальто. Мое лицо пылало, но это неудивительно: в диспетчерской всегда стоит дикая жара, батареи отопления работают двадцать четыре часа в сутки. Это не нравилось даже мне, хотя обычно я не жаловалась на излишнее тепло. Спертый воздух гоняли древние вентиляторы. Их было мало, и завладеть одним из них почиталось за счастье. Я решила, что в такое время дня один или два вентилятора наверняка остались без присмотра, и вышла на охоту, осторожно лавируя между столами. Под ногами валялись бумажки, пустые бутылки из-под воды, обертки от сандвичей и прочий мусор.

Несмотря на громкое название, диспетчерская полицейского управления представляла собой унылое офисное помещение сродни захудалому колл-центру. Здесь царила настоящая помойка. Практически на каждом рабочем столе стояли грязные кружки. Возле сканера кто-то вскрыл пакет диетического печенья, и несколько крекеров раскрошились. Беспрерывно снующие ноги затоптали мелкие бежевые крошки в волокна ковролина, и даже мне, не самому чистоплотному человеку на свете, очень хотелось взяться за пылесос. Впрочем, если бы этот нужный бытовой прибор стоял поблизости, уже включенный в розетку и готовый к работе, я бы ни за что не притронулась к нему на глазах у остальных офицеров. Пусть поищут другую дуру!

На работе я не мою посуду, не завариваю чай и не навожу порядок. Стоит хоть раз проявить слабость, оглянуться не успеешь, как будешь обслуживать всю оперативную бригаду.

Я вернулась к своему рабочему месту, торжествуя победу: мне удалось раздобыть мало-мальски рабочий вентилятор, который астматически хрипел и едва крутил лопастями, отчего листы на моем столе трепыхались и вскидывались точно крылья раненой птицы. Особой прохлады я не ощущала, но это не умаляло радости: я стащила сей бесполезный агрегат со стола Питера Белкотта, и только поэтому ни за что с ним теперь не расстанусь! Холодная диетическая кола из торгового автомата утолила мою жажду кофеина, а заодно послужила в качестве пресс-папье. Я собрала волосы на затылке, воткнула в них карандаш, чтобы закрепить временный пучок, и, зажав уши руками, погрузилась в чтение документов.

Но мое сосредоточение было недолгим. Неожиданно раздался щелчок, и вентилятор остановился. Я в бешенстве вскинула голову.

— А ну включи сейчас же!

Роб стоял возле моего стола, держа палец на выключателе, и покачивал головой.

— Что ты здесь делаешь, а? Посмотри на время — разве тебе не пора домой?

Я пожала плечами.

— Возможно, но мне хочется еще раз просмотреть эти папки.

— А ты упертая, Мэйв!

Он взял буклет с фотографиями третьего места преступления и начал лениво его пролистывать. Я тоже невольно смотрела на то, что осталось от Чарити Беддоуз, двадцати трех лет, высокой красивой аспирантки Лондонской школы экономики, которая унаследовала рост и голубые глаза от отца-англичанина, а волосы и цвет кожи — от матери-нигерийки.

На снимках изображалась тропинка, ведущая в рощицу, где убийца сжег тело, обуглившиеся ветки и кора. Крупным планом — нечто похожее на край отпечатка ноги, почерневшая кожа, скрюченное туловище с остатками одежды. Еще различить можно было ногу, чудом уцелевшую в огне, — смугло-коричневую, идеальной формы, от середины бедра до ступни. На икре виднелась длинная царапина: убийца тащил свою жертву по земле. Это было незадолго до ее смерти или сразу после — патологоанатом не мог сказать точно, была ли девушка жива и чувствовала ли боль. Но она наверняка что-то чувствовала. Четырнадцать травм черепа и лица — четырнадцать ударов, нанесенных тупым инструментом вроде молотка-гвоздодера согласно заключению патологоанатома. Травмы на кистях и предплечьях: девушка пыталась заслонить голову, но ее руки были связаны и драться с преступником она не могла. Выбитые зубы, переломанные кости, тело изувечено до неузнаваемости. Я от души надеялась, что родственники не захотят его увидеть. Пусть это жуткое зрелище не омрачит их память о любимом человеке.

Роб тихо выругался и бросил буклет на стол передо мной.

— Пойдем отсюда, крошка. Тебе надо отдохнуть и подкрепиться. Ты ужасно выглядишь.

— Спасибо за моральную поддержку.

— Всегда пожалуйста. — Он схватился за спинку моего стула и развернул меня лицом к двери. — Ну же, вставай! Выпьем по стаканчику и закусим карри.

— Никуда не пойду. Я дала себе слово, что перечитаю документы по этим делам, когда будет время.

— О Боже! — Роб прочесал пятерней свои волосы. — Ладно, сдаюсь. Читай свои документы, только не здесь, не в этой гнетущей обстановке. Я заберу папки, и ты поедешь домой. Привезу их позже, и мы вместе просмотрим дела.

— Хватит командовать! Я поеду домой, когда сама захочу и… Роб!

Он сгреб со стола все четыре папки и устремился к выходу.

— Пришли мне эсэмэску со своим адресом. Какую кухню ты предпочитаешь — индийскую или тайскую?

— Послушай, Роб, не валяй дурака!

— Ты права, возьму пиццу. Пиццу любят все.

Последнюю фразу он бросил через плечо и исчез за вращающимися дверями диспетчерской. Я осталась сидеть на стуле, беспомощно разевая рот. Меня переиграли, обвели вокруг пальца. Насколько я знаю Роба, он не отдаст мне папки до тех пор, пока я не приму его условия. Хотя, если честно, я не слишком возражала. В общем-то идея неплохая. Во всяком случае, так мне тогда казалось.

Открыв входную дверь, я услышала телефонный звонок, но не было сил бежать к аппарату. Прямо у порога скинув куртку и туфли, я устало побрела вверх по лестнице, держа их в руках. Все тело ломило. Я ощущала себя дряхлой развалиной. Когда поднялась на второй этаж, включился автоответчик, и я на секунду остановилась, прислушиваясь к маминому голосу. Что означает этот убитый тон: у нее действительно что-то стряслось или она, как обычно, давит на жалость?

— Очень жаль, Мэйв, что тебя нет дома. Я хотела с тобой поговорить. — Долгая пауза. — Может, позвонишь мне, когда будет время? — Еще одна пауза. — Никаких особых новостей. Просто мы давно не общались, и твой отец волнуется.

Я фыркнула. Папа волнуется? Вот уж ни за что не поверю!

— Я разговаривала с…

Я бросила куртку и туфли на диван в гостиной, потом, спохватившись, подняла туфли и виновато похлопала по лиловому замшевому сиденью, счищая оставшиеся на нем пыльные пятна. Ну кто покупает софу из лиловой замши? Эдакого монстра — длинного, жутко неудобного, зато страшно дорогого, как сказал мне Ян, когда я поставила кружку с чаем на подлокотник, отпечатав на нем ободок. По мне, так лучше уютный продавленный диванчик, где можно поваляться, посмотреть телевизор и погрызть шоколад. Зачем нужна мебель, если ею нельзя пользоваться?

Опять зазвонил телефон.

— Мэйв? Это мама. Твой автоответчик меня отключил.

Все правильно, даже у машины есть предел терпения. Не надо делать такие долгие паузы, тогда уложишься в десять минут.

— Я хотела сказать, — продолжила мама, — что разговаривала с твоей тетушкой Морин. Оказывается, Дениз беременна, в мае будет рожать. Разумеется, она говорит, что безумно рада, — а что еще она может сказать? Ни слова о том, собираются ли Дениз и Кормак жениться. Но я решила сообщить тебе эту новость. В самом деле счастливую. Морин скоро станет бабушкой! Она спрашивала о тебе, но я сказала, что у тебя в ближайшем будущем ничего подобного не предвидится. Я вообще сомневаюсь, что при твоей работе ты когда-нибудь родишь. Наверное, мне не суждено подержать… — Снова пикнул автоответчик, и наступила блаженная тишина.