Время Полицая (СИ)

- Ну а что я тебе еще мог предложить? - вздохнул Вадим.

- Я согласилась?

- Разумеется.

- Так уж разумеется?

- Ты сказала, что перед тем, как дать окончательный ответ, мы должны рассказать друг другу самые дурацкие истории своей жизни.

- И что я рассказала?

- Про Верку, про то, как ты опустила ее на семьсот рублей.

Настя отвернулась.

- Hу? - продолжал Вадим. - Теперь попроще стало? Ты мне веришь?

- Тебя навела Верка?

- О, ля-ля! - От отчаяния Вадик воткнул в зубы сигарету и щелкнул зажигалкой. - Никто меня не наводил - в глаза не видел твою Верку!

- Здесь не курят.

- А мне пофиг. - Он затянулся: - Я не здесь. Меня здесь нет второй день. Меня никто не желает знать, я нигде не числюсь; любимая девушка смотрит на меня как на эскимоса, какой-то упырь занимает мое место и требует, чтобы я вернул тридцать тысяч баксов родному отцу, друг, которому я верил как самому себе, целый год копил деньги, чтобы отправить меня к праотцам...

- Молодой человек, сейчас же потушите сигарету! - потребовала буфетчица.

- Сейчас, - кивнул Вадим.

- ... Слышите, что вам говорят? - не унималась женщина за стойкой.

- Ладно, ладно. - Он потушил сигарету в пустом стакане.

- Вообще совесть потеряли! Если еще раз увижу, что кто-то курит... – распалилась буфетчица.

Вадим повернулся к буфету:

- Родная, думаешь мне еще раз светит сюда приходить? Думаешь, у тебя самый классный кабак в Европе?

- …Что?

- Ничего.

Пока он парил мозги буфетчице, Настя, от греха подальше, решила избавиться от странного незнакомца: взяла ранец и поднялась из-за стола.

- Э, ты куда?! - Подскочив со стула, Вадик схватил ее за руку: - Ну-ка, сядь!

- Отпусти меня!

- Ни за что. Теперь ты никуда не уйдешь. Ты слишком дорого мне досталась, любовь моя.

- Никакая я тебе не любовь. Отпусти!

- Тс-с-с-с! - Он улыбнулся, положив палец на губы. – Садись!

- Зачем?

- Я еще не все рассказал.

- Не понимаю, что тебе от меня надо, если сумка уже…

- Любви, подснежник. Несколько минут любви и понимания.

- Несколько минут?

- Хотя бы.

- Хорошо, - согласилась Настя. - Пять минут.

Она вернулась на стул.

- Пожалуйста, сиди спокойно, - попросил Вадим, запросто вынув из-за пояса револьвер. Пушка легла на стол между ним и девушкой: - Это же не трудно?

- Хочешь, чтобы я обратилась в милицию?

- Думаешь, они тебе поверят? Менты реагируют на трупы, Настена. Дела сердечные не для милиции. Найдут покойника с пробитой репой - заведут дело, не найдут – будут его ждать.

- У меня есть друзья.

- А что, им жить надоело, да? - Вадим весело улыбнулся и убрал оружие на место под ремнем. - Нет у тебя друзей, Настена, я же знаю. Поэтому будь цыпой, не огорчай тех, кто тебя любит. У нас ведь с тобой одна такая узенькая дорожка... – Он неторопливо провел ногтем по крышке стола узенькую дорожку: - У тебя и у меня. Сейчас с нее спрыгнуть - один хрен, что броситься вниз с десятого этажа. Мы спали вместе, понимаешь? На Композиторов у нас такая классная немецкая кровать – cупep! – зеленая, мягкая, большая, о, как мы были счастливы! Я не собираюсь лишать нас обоих этого счастья. Но ты же сама видишь, какая у нас жиденькая дорожка. - Если не будешь классной девчонкой, моей невестой, не сделаешь того, о чем я тебя попрошу ради твоего же блага... Даже не знаю, как это сказать... - Вадик озадаченно уставился на свой указательный палец, прочертивший линию вдоль стола. - Клянусь, причинять боль, убивать, там, наносить любые телесные повреждения собственной жене - не мое. В натуре я гуманист. Будет страшной несправедливостью по отношению ко мне, если ты меня вынудишь сделать что-нибудь этакое. Поэтому давай даже не будем обсуждать. Поговорим лучше о приятном.

- Поговорим, - неуверенно кивнула Настя.

Вадим достал два железнодорожных билета и положил их на место, по которому проходила "узенькая дорожка":

- Сегодня мы уезжаем в Таллинн.

- Этого только не хватало! - Настя закатила глаза. - С какой стати?

- Это мой приятный сюрприз. Уверен, ты его оценишь. Таллинн - сказочное место. Почти Италия, только хлопот меньше: визы оформлять не надо, вечером сел в поезд - утром уже там. Тебе понравится. Ты влюбишься в Таллиннские улочки, я гарантирую, они имеют совсем другое измерение. Прикинь: на каждом перекрестке стоят гномы. Я покажу тебе Пириту, Ранну. Ратушную площадь, уличных музыкантов. Ни одной вонючей машины в центре города, - обещаю - тишина, покой. А потом мы сходим в Нигулисте, любовь моя, это такой костел, в котором всегда холодно и красиво. Ты поднимаешь взгляд, и лучи холодного света падают на тебя вместе с музыкой. Обалдеть!

Вадим замолчал. Настя выглядела обалдевшей.

- Поверь, я никого не любил так, как тебя, - выдержав драматичную паузу, подвел черту Вадик.

- Это все, что ты хотел сказать? - спросила Настя.

- Пока да.

- Несколько минут внимания закончились? Я могу идти?

- Попробуй, - разрешил Вадим.

Настя поднялась и пошла к выходу. Он последовал за ней в коридор. Но догонять не стал - вытащил пушку и прицелился в розовый дутик, исчезающий в темноте коридора.

- Ну и катись, - проворчал он, когда Настя скрылась за поворотом.

Вадим спрятал револьвер и вернулся в буфет. Очередь у стойки рассосалась. Он взял двойной кофе и неторопливо выпил.

Пятнадцать минут спустя он вышел из Университета. Темнело. Через дорогу перебежала фигурка на каблуках: в белых джинсах и розовом дутике. Настя шла к нему.

- Надумала? - На лице Вадима мелькнула улыбка победителя.

Настя остановилась в двух метрах:

- И с какой только радости я тебе верю?

- Я же объяснил, у тебя и у меня - одна узенькая дорожка. Мы нужны друг другу.

- Не знаю, на фиг ты мне нужен, но я, кажется, еду.

- Знаешь, я почему-то в этом не сомневался.

- Потому что ты больной, - вздохнула Настя, - просто больной.

- Если б я сомневался, я б тебя убил, любовь моя, просто убил.

Они поймали тачку и покатили к Витебскому Вокзалу.

16

4 декабря, 1991.

За ночь, проведенную в поезде Ленинград - Таллинн, Вадим не сомкнул глаз. Он смотрел на спавшую Настю и думал о том, что только любовь в этом непредсказуемом мире имеет реальную силу и что даже во сне вокруг лица его подснежника с русыми лепестками живет едва уловимая матовая дымка - собственность немногих близоруких созданий прекрасного пола в нежном возрасте, сохраняющая рассеянное очарование девства. В этой дымке были заколдованы потертые джинсы, потресканные кроссовки и лохматый свитер, который Насте связала мать на пятнадцатилетие и в котором она была, когда он впервые ее увидел; от нее веяло теплым домом возле спящего под снегом синеглавого собора, белыми подушками из хрустальной комнаты невесты, толстыми тетрадями с ее стола и даже усердным Гошей - черепашкой Насти, - часами подпирающего дверь ее комнаты...

На земле лишь три стихии позволяют смотреть на себя бесконечно долго: огонь, вода и небо. И вот, когда к ним примыкает четвертая - представитель рода человеческого - ты уже расписался в любви. Той ночью Вадим видел Настю такой, какой ее видел Создатель: не от человеков - от стихии. А в стихию либо с головой, либо не ногой: в небе человек растворится, в воде захлебнется, в огне сгорит...

Он понял, что никогда раньше не смотрел столь долго - ни на кого. Его цветок возродился из небытия, и цена ему была вечность.

Таллинн встретив их легким морозом, полным безветрием и тишиной. Перед тем, как кинуть якорь в гостинице, Вадим полтора часа водил Настю по городу. После спертого воздуха вагона колючий аромат эстонской столицы действовал как газированная вода, а немая утренняя благодать глушила звуки подошв на мостовых из старинного камня до шепота, словно ты во дворе своего дома. Не искушая провидение, Вадим старательно огибал стороной все знакомые места и закоулки: навестить отцовскую квартиру или Пеликан и наткнуться там на незнакомых людей означало положить конец празднику. Настя казалась вполне счастливой и довольной тем, что согласилась на эту необычную поездку.