Личный ущерб

Фургончик выехал со стоянки. За рулем сидел Джо Амари, ветеран ФБР лет сорока, он в фирме Джима числился аналитиком. Я понял, что они вместе провели уже десятки операций. Очень опытный агент. У Джо были медно-красная кожа, густые курчавые волосы — в общем, типичная внешность сицилийца.

Примыкающий к зданию суда пятиярусный муниципальный парковочный гараж сложен из того же светло-желтого кирпича, что и Храм. Когда «мерседес» въехал туда, Вунч, как и положено, уже находился внизу в своем старом пальто с бархатным воротником. Робби, не глядя на него, начал двигаться по эстакаде на самый верх, где в этот час машин почти не было. Через некоторое время мы услышали характерный шум: Робби поставил «мерседес» и направился к лифту. Прошло еще с полминуты. Наконец двери кабины с чудовищным грохотом раздвинулись, и внутри, как и положено, оказался Вунч. Все шло по плану.

Передача денег уже много лет проходила именно в этой тесной раздолбанной кабине с выщербленным плиточным полом, где дурно пахло, поскольку там имели обыкновение мочиться городские бродяги. Эта уродина поднималась и опускалась необычайно медленно, издавая отвратительные визги, особенно в момент остановки. По этой причине лифтом практически никто не пользовался, особенно для спуска.

— Уолли, что же такое творится? — спросил Робби еще раньше, чем закрылись двери. — Старик меня просто достал. Не судья, а Гамлет какой-то. Я написал прекрасное исковое заявление. Чего ему еще нужно? Дымовых сигналов?

— Ты о Сильвио? Да он вообще редко соображает, на каком находится свете. А кроме того, у него может случиться сердечный приступ, если кто-нибудь намекнет, что его решение отменит апелляционный суд. При одной мысли об этом Сильвио бросает в дрожь. Ему кажется, будто там, наверху, кто-то все время за ним пристально следит. — Значит, Стэн догадывался, что Малатеста — перестраховщик. Отмена судебного решения по апелляции может вызвать ненужный интерес к делу. — Представь, каково мне столько лет мучиться с этим недоумком! Я уже, наверное, заслужил какой-нибудь дерьмовый «Оскар». Ведь приходится вытирать ему нос, кутать задницу, подсказывать правильные решения. Вот так. — Последнюю фразу Уолтер произнес тоном, означающим, что пора переходить к делу.

— Курево при мне, — промолвил Робби. Мы услышали треск разрываемой коробки.

— Ага, — проговорил Уолтер через некоторое время, — сорт подходящий.

— Здесь пятнадцать, и все длинные, — подал голос Робби.

— Ммм-ммм, — тихо отозвался Уолтер.

— Не хочу, чтобы старик счел меня неблагодарным. Ведь нам еще предстоит не раз встретиться. У него на рассмотрении три моих иска.

Уолтера, как и следовало ожидать, это не обрадовало, а скорее разозлило.

— Лучше бы обойтись без таких суперпризов, — прогундосил он. — Думаешь, после этого с ним будет легче работать? Черта с два. Наоборот, залезет под свой панцирь и будет сидеть там и трястись неизвестно сколько.

— Да никакой это не суперприз. Просто я подумал, что так надо.

— Ерунда, — продолжал бубнить Уолтер. — Не об этом надо тебе думать. А о том, чтобы Санта поставил меня в начало своего рождественского списка. В этом году вроде было нормально.

— И в следующем тоже будет. Не беспокойся.

— Посмотрим.

— Хочешь посмотреть? Вот, пожалуйста.

Зашуршала бумага. Я знал, что это рекламная брошюра бюро путешествий, которую Фивор извлек из кармана. Уолтер, как и другие посредники, разумеется, рассчитывал на вознаграждение, но давно уже сказал Фивору, что деньги ему не нужны. Возможно, Малатеста с ним делился, но, скорее всего это было из-за жены, вычислившей, где он прячет заначки. В свое время Робби услышал об этом от самого Уолтера. Поэтому тот предпочитал оплату натурой. Например, звонил и предлагал купить понравившуюся ему вещь. Все добро он хранил в загородном коттедже, где жена появлялась очень редко. В последнее время презенты Робби были связаны с гольфом. Вот и сейчас он принялся расхваливать курорт в Виргинии, о котором рассказывалось в брошюре.

— Ладно, уговорил, — усмехнулся Уолтер. — Поеду. Я вот что придумал. Поскольку ты завалил нас исками, то… сам понимаешь. Я тут присмотрел отличные клюшки с железными головками. Фирмы «Графит». Славные дубинки.

Поворчав для вида, Робби согласился добавить к презенту еще и клюшки, а затем решил задать вопрос, о котором попросил Сеннетт.

— Уолтер, я уже давно хочу тебя спросить о старике. Ну, понимаешь, интересно мне, почему он одевается, как оборванец. — В этом месте Уолтер удовлетворенно хмыкнул. — И ездит, кажется, на одной старой развалюхе. Ведь так?

— У него «шеви» восемьдесят третьего года.

— Живет по-прежнему в старом бунгало матери в Кевани. Ну разве не странно? Вот я и не могу понять, в чем же дело.

В динамиках в фургончике слышались лишь скрежет лифта и шуршание брошюры, которую Уолтер прятал во внутренний карман пальто. Было очевидно, что любопытство Робби он не приветствует.

— Фивор, ты спятил? Думаешь, я задаю себе такие вопросы? Да мне безразлично, куда он их девает. А тебе-то что? Может, подтирает ими задницу. Ну и пусть. Я вообще не улавливаю никакой логики в том, что рождается в черепушке у Сильвио.

Некоторое время в динамиках было тихо, затем снова заскрежетал лифт. Кабина остановилась на цокольном этаже. Двери с шумом раздвинулись и начали закрываться, когда Уолтер шаркающей походкой вышел наружу. Мы услышали странный звук, будто он неожиданно сунул руку, не дав им до конца закрыться. Макманис на своем сиденье напрягся.

— Забыл тебе сказать, — буркнул Уолтер. — Эти дубинки пользуются большим спросом. На них даже очередь. Заказывать нужно уже сейчас. Понял?

— Да, — ответил Робби.

Двери наконец закрылись, кабина пошла наверх и остановилась. Робби вышел, побрел к машине, сел, завел двигатель, но нам это уже было неинтересно. Мы ликовали. Еще бы! Сегодня Уолтер Вунч не только зарезервировал для себя место в федеральной тюрьме, но и сообщил достаточно о Малатесте. Эта запись окажется полезной, чтобы вынудить Уолтера дать показания против судьи, а когда он это сделает, запись послужит подтверждением его слов. Стэн поднял большой палец, затем расстегнул ремень сиденья и, согнувшись, начал переходить от одного к другому, пожимая всем руки. Я заметил, что он намеренно начал с Джима.

Операция проходила успешно, но мне было как-то не по себе. Когда Амари повез нас обратно, я вдруг осознал, в чем дело. Оказывается, случившееся меня потрясло. Странно. Я уже давно знал, что в Главном суде округа Киндл творится неладное. Начав адвокатскую практику в конце шестидесятых, я еще застал Зеба Мейола, который заправлял там всем. Его указания выполняли даже судьи. Но это был уголовный суд, где такие, как я, всегда считались чужаками. Профессию юриста я выбрал, наслушавшись речей отца. Как сейчас помню: он сидит за столом, рассуждает о великих принципах правосудия, а я слушаю, затаив дыхание. Эти моменты врезались в память на всю жизнь. Я не понимал людей, пытавшихся извлечь из профессии какую-то выгоду, а они никогда не разделяли моих устремлений. Я не участвовал в их тусовках, не заводил нужных связей и вообще держался особняком. Многие считали меня высокомерным. Им не по душе было все: и мой легкий южный выговор, и странное, с их точки зрения, поведение, и костюмы из магазинов фирмы «Брукс бразерс», и мой диплом Итонского университета. Со временем до меня дошло, что это не просто люди, а система, в которой мне нет места. В конце концов, как и следовало ожидать, я перебрался в федеральный суд, где никто не совал нос в чужие дела, а понятие коррупция воспринималось чисто теоретически. За все время там разоблачили лишь двух жуликоватых агентов бюро по борьбе с наркотиками.

Истории Робби о розничной продаже правосудия ужасали, но мне казалось, что это существует где-то очень далеко от меня, в каком-то изолированном мире. И вот теперь я увидел этот мир воочию. Перебрасываясь шутливыми замечаниями, Робби и Уолтер раскрыли жестокую мудрость их тайного мира. «Я знаю самое худшее о тебе, а ты обо мне», — намекали они друг другу. Один передавал взятку, а другой принимал. Законы, правила, общественные приличия — в их мире все эти понятия были не более, чем фикция. Так, пустая болтовня. Треп.