Рыба, кровь, кости

— Разве тропические леса Мадагаскара не стерли с лица земли из-за барвинка? — спросила я так кротко, как только могла, вовсе не желая охладить пыл Ника и его друзей.

Джек отмел мое замечание в сторону.

— Цель оправдывает средства, — сказал он. — Благодаря лекарствам, извлеченным только из этого мадагаскарского барвинка, надежда жертв лейкемии на ремиссию теперь составляет девяносто девять процентов из ста, у больных болезнью Ходжкина этот шанс равен семидесяти процентам. Вы считаете, что нужно остановить производство только потому, что на этом лекарстве «Эли Лилли» [29] ежегодно зарабатывает миллионы?

Я знала лишь то, что стоит нам только найти чудодейственные растения, как мы тут же принимаемся уничтожать их. Но все эти сомнения по поводу Ксанаду были не единственным препятствием к моему участию в экспедиции.

— Честное слово, то, что вы мне рассказали, и вправду увлекательно — невероятно! — начала я. — Но я должна вам сказать… Я опознала одного из подозреваемых в деле об убийстве, и меня могут вызвать в суд в качестве свидетеля.

— Салли Риверс, — объяснил Ник Джеку.

— Прежде чем ехать за границу, я должна сообщить полиции.

Гершель подался вперед и вперил в меня убедительный взгляд своих карих глаз из рекламы «Боврила».

— Вам не нужно решать сейчас. Мы просто хотели бы, чтобы вы пришли в ЮНИСЕНС, познакомились с еще одним участником экспедиции, освоились с тем, чем мы занимаемся. Позвоните мне, когда обдумаете все это. — Он улыбнулся мне решительной улыбкой, похожей на рукопожатие, завершающее деловую сделку. — Но не тратьте слишком много времени на размышления. Мы собираемся выехать из северо-восточной Бенгалии на джипе в конце сентября.

Мужчины встали и пошли вниз; Ник и Гершель попрощались, сославшись на то, что должны вернуться на совещание. Когда они подошли к двери, Джек Айронстоун обернулся и одарил меня улыбкой, еще более чарующей, чем у Гершеля. Прежде чем этот высокий дальний родственник сумел меня обезоружить, я спросила, не может ли он ненадолго задержаться.

— Хотела немного поболтать о семейных связях, — сказала я. — Я сделаю еще чаю. Или кофе.

— Буду рад… — Его глаза критически рассматривали поднос у меня в руках: почти все чашки еще были наполовину наполнены водянистым варевом, которое я называла чаем. — И лучше кофе.

Я думала приготовить кофе и принести его обратно в библиотеку, чтобы не дать Джеку увидеть, в какой грязи я живу, и тем самым уберечь себя от смущения, но он уже прошел через прихожую и открыл дверь в гостиную. Когда я нагнала его, он изучал ящик стола, в котором бутылочки из-под духов Алекс валялись вперемешку с древними банками анчоусной пасты «Джентльменс релиш». Я включила чайник, стараясь не обращать внимания на застоявшийся запах жирного бекона, моего вчерашнего ужина.

— Вы не против растворимого кофе? Это все, что у меня есть.

— В таком случае пусть будет растворимый кофе.

Рядом с электрической плиткой, вернувшейся в гостиную после смерти Салли, стояли три пустые жестянки из-под фасоли «Хайнц». Я быстренько смахнула их, пока Джек смотрел в другую сторону.

— Вы знаете, доверительная собственность не означает, что вы должны стеснять себя рамками скудного воображения тети Алекс, — произнес он, вытягивая шею, чтобы прочитать заголовки, оповещавшие о похоронах Черчилля.

— Я, по правде сказать, никогда не увлекалась отделкой интерьеров.

— А как насчет сада?

— Я не часто там бываю с тех пор, как…

— С тех пор, как — что?

Я наливала воду в две чашки с «Нескафе», пользуясь этим, чтобы избежать пристального взгляда Джека.

— С тех пор, как нет Салли.

— У американцев такие странные эвфемизмы смерти.

Я протянула Джеку его чашку; он мрачно уставился в нее, будто подозревая, что жидкость отравлена.

— Надеюсь, вы предпочитаете черный кофе, — сказала я. — Молока нет, если только вы не предпочитаете свернувшееся… А это не эвфемизм. Я все еще думаю, что ее просто нет. Ушла. В дороге. Не умерла.

— Вы, похоже, были хорошими друзьями.

Я подошла к окну и выглянула в сад.

— Вы тоже были друзьями.

Услышав его шаги за спиной, я обернулась; казалось, мы надолго застыли, словно фигуры в стоп-кадре, когда действие еще только должно произойти. Застыли слишком близко друг от друга, и от этой близости мне стало неуютно.

— Друзья? С Салли? — спросил он. — Почему вы так думаете?

— Салли мне так сказала. По крайней мере…

— Она помогала моей тете, и я видел ее пару раз у Ника. Едва ли это можно назвать дружбой.

Повисло долгое молчание, во время которого я пыталась придумать, что еще сказать.

— Разве вы не рассказывали ей о родстве между ее семьей и вашей… моей?

— Каком родстве?

— Между Флитвудами и Риверсами, Айронстоунами и Риверсами… не помню… — Его недоумевающий взгляд заставил меня покраснеть. — Простите. Я думала…

Рассел, почуяв напряжение в воздухе, залаял, и Джек наклонился, чтобы погладить его, отчего мой бесстыжий терьер тут же перекатился на спину и призывно помахал задними лапами. Щекоча толстенький розовый живот Рассела, Джек спросил, не страшно ли мне — «жить одной в таком огромном доме».

— Да нет, — ответила я: черта с два я доставлю ему такое удовольствие и признаюсь, что в последнее время боюсь всего на свете! — Толстя — ну, тот парень с Ямайки, что живет здесь, — он сказал, чтобы я приходила к нему, если стану совсем дерганой. Да и Рассел поднимает ужасный шум от всего подозрительного.

Джек выглядел озадаченным.

— Рассел? Ах, собака. — Рассел навострил уши, второй раз услышав свое имя, и слегка наклонил голову вбок, всем своим видом выражая учтивое вопрошание. — Он не похож на добермана.

— Взять его, Рассел!

Мой родственник вытянул обе руки в жесте примирения, когда Рассел неохотно вскочил и залаял.

— Согласен, лает он не хуже больших собак.

Довольный представлением, Рассел сел и принялся вылизывать свои яйца, милостиво позволив Джеку взять одну из валявшихся рядом с диваном книг, «Судебно-медицинское расследование смерти».

— Неплохое настольное чтение, — произнес он, задерживаясь на закладке — списке моих общих с Джозефом Айронстоуном черт. Затем он добавил как будто невзначай, словно разговаривал о погоде: — Значит, вы опознали убийц Салли?

— Одного из них.

— Вы попросили сохранения анонимности? Ник говорит, многие из свидетелей так и сделали.

— В этом нет большого смысла. Те, кто убил Салли, видели меня у стены. Они знают, где я живу, знают, кто я.

— Но они еще не знают, что вы вычислили одного из них на опознании. Храбрая девушка — вот так взять и выступить в суде, указать на убийцу, который может выпутаться.

Как мне хотелось бы, чтобы люди перестали повторять это.

— У полиции есть еще свидетели. Плюс ДНК-анализ. И потом, могут быть замешаны другие, не только те двое, которых я видела.

— Тем больше причин не ввязываться в это. Преступники могут подкупить кого-нибудь посолидней в обмен на легкий приговор.

Я хотела сменить тему:

— Послушайте, мм… Вообще-то я попросила вас остаться… Вообще-то я надеялась, вы сможете рассказать мне что-нибудь о моей — нашей — семье.

— Вашей или моей?

— Это не одно и то же?

Он прикурил сигарету.

— Видите ли, — начал он, и скобки морщин в уголках его рта разошлись, освобождая место для слабой улыбки. — Я не вполне уверен.

— Значит, вы никогда не знали моего отца, — робко произнесла я, не ожидая многого, особенно при том, что Джек явно не проявил никакого интереса к нашему родству.

— Напротив, я знал Колина, когда был ребенком. Но это было — надо же, целых тридцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз? Уж не помню, когда он там уехал в Америку.

— А может быть… вы знали его родителей? — Я заторопилась. — Дело в том, что я пыталась найти хоть что-нибудь о Флитвудах, семье Магды. Я спрашивала поверенного по делам имения и ходила в Сомерсет-Хауз… [30]