Летний ангел

— Такое обычно приводит к вырождению вида.

— Как ни странно, это работает на эволюцию, — улыбается Зак. — Получился новый вид пауков с близко посаженными глазами.

Мимо них проходит молодая женщина с сенбернаром на поводке; огромное тело собаки раскачивается из стороны в сторону, словно она готова вот-вот упасть в обморок.

— Знаешь, я решила побеседовать с Натали Фальк прямо сегодня вечером.

— Давай. Только будь осторожна.

Малин вдыхает летний воздух, чувствует, как он обжигает легкие.

Они прощаются у Тредгордсторгет, и, едва Зак исчезает из виду, Малин достает телефон.

Главный врач Ханс Стенвинкель опускается на неудобный стул в своем жарком кабинете в девятом отделении университетской больницы.

Только что закончилась операция, длившаяся пять часов. Он пытался спасти ногу мотоциклисту, который столкнулся с трактором возле Несшё и был перевезен в Линчёпинг на вертолете. Время покажет, удалось ли сохранить ногу тридцатитрехлетнему лихачу: травмы были глубокие и обширные, нога разворочена от колена и до тазобедренного сустава. Хирург, сшивавший сосуды, сделал почти невозможное.

«У меня на лбу вода от умывания или пот? Черт его знает», — думает Ханс, и в эту секунду звонит телефон.

Высвечивается номер Малин. Чего она хочет?

Это мама Туве, девушки его сына Маркуса. Всегда напряженная, но ведет себя корректно, к тому же, по слухам, блестящий инспектор полиции. Всегда чем-то озабоченная, отстраненная, но после двух бокалов вина расслабляется и становится человеком. «Такое ощущение, что она не любит врачей», — всегда невольно думает Ханс в ее обществе.

— Слушаю!

— Это Малин. — Ее голос на другом конце провода не такой бодрый, как обычно, на заднем плане слышны звуки улицы. — Мама Туве.

— Привет, Малин! Как ты в такую жару? Еще не растаяла?

— Половина меня уже растеклась по асфальту.

Ханс посмеивается: она не лишена чувства юмора.

— Как там дела у Туве? Ей хорошо на Бали?

— По-моему, очень хорошо.

— Маркус сейчас на даче возле Турсхеллы, но к ее приезду он вернется в город.

— Ханс, возможно, ты можешь помочь мне в одном деле.

— Постараюсь. Что тебя интересует?

— Мне нужно знать, есть ли в нашем городе люди, лишившиеся пениса.

— Как ты сказала?

— Лишившиеся…

— Я понял.

— Это связано с делом об изнасиловании.

— Речь о той девушке, которую нашли в парке Тредгордсфёренинген?

— Да.

— Но подобная информация является врачебной тайной.

— Знаю.

— Прости, Малин, но я не могу тебе помочь. Разглашать информацию, содержащуюся в карточках пациентов, противозаконно.

— Это я тоже знаю, Ханс.

«У него был такой усталый голос, — думает Малин. — Эти долгие операции, наверное, ужасно утомительны». Она кладет телефон в передний карман юбки; на голубой ткани за день появились светлые и темные пятна грязи, и Малин ломает голову над тем, существуют ли в природе джинсы настолько тонкие, чтобы их можно было носить в такую жару.

Как всегда, манит паб на первом этаже. Просто безумие — жить в том же доме. Сидеть у стойки бара, переживая одиночество вместе с другими.

Выпить холодного пива — острая горькая прохлада, алкоголь, поднимающийся в мозг и заполняющий извилины чудесной пустотой.

Но нет. Не сейчас.

Ключ входит в замок. В квартире затхлый запах, одежда и вещи в полном беспорядке.

Малин останавливается, оглядывает себя в большом зеркале в коридоре.

Эти морщины — от жары? Во всяком случае, они появились недавно, эти тонкие черточки вокруг глаз.

«Мне тридцать четыре, — думает Малин. — И я по-прежнему не узнаю свое отражение в зеркале, не знаю, кого это я вижу».

Они снова приходят к ней, как призраки лета. Янне. Туве. И Даниэль Хёгфельдт.

Ее вдруг переполняет острое болезненное чувство: жизнь кончилась, хотя она только и делает, что живет на полную катушку.

17

Семнадцатое июля, суббота.

Восемнадцатое июля, воскресенье

Ее голос заполняет спальню. Она говорит о девушках, но на самом деле смысл слов не так важен. Важны переливы ее голоса, его мягкость.

Ведущая на местном радиоканале. Подруга.

Хелен Анеман приходится работать по вечерам — или же у нее такой график, что она работает в любое время суток.

«Я обращаюсь ко всем девушкам, живущим в Линчёпинге! Будьте осторожны, постарайтесь не ходить по городу без сопровождения. Мы пока не знаем, какие злые силы вышли на промысел этим летом».

Затем Хелен объявляет песню, а Малин лежит в спальне с задернутыми шторами и слушает голос подруги в относительной темноте.

У Хелен очень сексапильный голос. В нем слышно одиночество, но без трагического надрыва, словно она ожидает, что вот-вот кто-то зайдет к ней в студию и уведет ее оттуда.

Принц на белом коне? Да, возможно.

Звучит музыка — тяжелый рок. Текст совершенно бессмысленный. Малин передергивает, она встает, протягивает руку к кнопке, чтобы выключить радио.

Полчаса назад, около девяти, звонил Свен Шёман.

— Ты собираешься поговорить с Натали Фальк?

— Я звонила ей, и мы назначили встречу. Она, мягко говоря, не рвется со мной общаться.

— Хорошо, что ты работаешь.

— Думаешь, мне больше нечем заняться?

— На самом деле я в этом совершенно уверен.

В темных глазах Натали Фальк отражается упрямство, а за ним таится ложь. Или недоговоренная правда.

Только после долгих уговоров Натали согласилась встретиться, но заявила суровым голосом, что ей больше нечего сказать.

В качестве места встречи был выбран кафедральный собор.

— Я могу встретиться с вами в соборе в десять часов. Я иногда захожу туда.

— А разве там открыто в такое время?

— Летом они запирают ворота в одиннадцать. Типа, доступность, такая новая фишка. И там прохладно.

И вот они сидят на коричневых скамьях перед алтарем, оформленным в современной манере, а над их головами — тонны серого камня, устремленного вверх, уложенного в арочные своды, уже не одно столетие бросающего вызов закону всемирного тяготения.

Натали в черной майке и юбке. Весь ее облик пронизан мужеством и решительностью, которых самой Малин так не хватало в подростковые годы.

— Что вы хотели узнать? — спрашивает Натали, не глядя на Малин.

— Что я хотела? Расскажи мне все, что знаешь. Я уверена, что ты рассказала не все. Кстати, очень красивая юбка.

— Не пытайтесь мною манипулировать. Это не красивая юбка, а дерьмо из дешевого магазина.

— Кто такая Lovelygirl? — спрашивает Малин и пытается почувствовать реакцию сидящей рядом с ней девушки.

Но реакции нет.

— Я не знаю никакой Lovelygirl.

— Это ник на…

— Я видела этот ник на страничке у Тересы. Но я не знаю, кто это.

«Ответ последовал слишком быстро», — думает Малин.

— Ты уверена?

Ответа нет.

Натали съеживается, словно хочет сказать: не лезьте мне в душу.

Малин замолкает и несколько мгновений прислушивается к тишине под церковными сводами.

— Тяжело быть не такой, как все? — спрашивает она и чувствует, как Натали Фальк расслабляется.

— Вы считаете, что я не такая, как все?

— Да. Это заметно. В положительном смысле.

— Это не тяжело. Просто ты другой — и все.

— Натали, Тереса пропала. Ты должна рассказать все, что тебе известно.

Натали Фальк поворачивает к Малин свое округлое лицо, смотрит ей прямо в глаза.

— Но я действительно больше ничего не знаю. Я общаюсь с Тересой, но это не значит, что я знаю о ней все.

Зрачки сужаются — признак лжи.

Но лжешь ли ты?

— А Юсефин Давидссон, с ней ты знакома?

— Вы имеете в виду ту, которую нашли в парке? Да господь с вами! Я никогда о ней не слышала, пока не прочла в газетах.

У входа в церковь, метрах в семидесяти пяти за их спиной, кто-то вращает стойку с открытками.