Красный шторм поднимается

— Мостик, докладывает гидропост: обнаружен контакт на пеленге ноль-девять-четыре! — донесся голос из динамика, укрепленного на переборке. Капитан третьего ранга Моррис повернулся в своем вращающемся кресле и посмотрел на вахтенного офицера.

Лейтенант поднял к глазам бинокль и направил его по пеленгу, переданному из гидролокационного поста. На поверхности моря не было ничего.

— На пеленге чисто, — доложил вахтенный офицер. Моррис встал.

— Боевая тревога — обнаружена подводная лодка.

— Слушаюсь, сэр. Есть пробить боевую тревогу, — отозвался офицер. Вахтенный боцман подошел к микрофону бортовой сети и просвистел три ноты на своей боцманской дудке. — Боевая тревога, боевая тревога! Всем занять места по боевому расписанию — обнаружена подводная лодка! — Тут же загремели колокола громкого боя и тихой вечерней вахте наступил конец.

Моррис пошел в сторону кормы и спустился по трапу в центр руководства боевыми действиями. Теперь на мостике будет находиться, его помощник, что позволит капитану из этого нервного центра противолодочного фрегата руководить корабельным вооружением и системами обнаружения. По всему кораблю слышался топот бегущих ног — матросы занимали свои места. Водонепроницаемые двери и люки закрывались и задраивались, создавая полную герметичность корабля. Аварийные группы готовили свое снаряжение. Чтобы достичь состояния полной боевой готовности, потребовалось чуть больше четырех минут. Заметный прогресс, подумал Моррис, выслушивая доклады командиров подразделений. С момента выхода из Норфолка, четыре дня назад, на «Фаррисе» пробивали боевую тревогу в среднем по три раза в сутки, как было предписано командующим надводными кораблями Атлантического флота. Подтверждений не поступило, но Моррис не сомневался, что информация, переданная его другом Тоулендом, разворошила флотский муравейник. Был резко — вдвое — увеличен объем боевой подготовки, и приказ об этом поступил с самого верха, чего еще никогда не случалось в практике Морриса. Еще более поразительным было то, что увеличение объема учений не могло не сказаться отрицательно на уходе за механизмами и их техническим обслуживанием, а потому для такого приказа требовались очень серьезные основания.

— Все посты доложили о боевой готовности, — донеслось из динамика. — Корабль готов к выполнению задания.

— Принято, — отозвался офицер тактической группы.

— Докладывайте, — распорядился Моррис.

— Сэр, навигационный радиолокатор и радар поиска воздушных целей наготове, гидролокатор действует в пассивном режиме, — доложил офицер. — Установлен контакт с подводной лодкой, похожа на дизельную. Противник тут же начал погружение. Следим за его курсом. Пеленг быстро меняется с носа на корму. Говорить определеннее слишком рано, однако похоже, что он двигается в противоположную сторону на расстоянии не более десяти миль.

— Сообщение о контакте передано в Норфолк?

— Нет, сэр. Жду вашего приказа.

— Хорошо. Посмотрим, как нам удастся провести учение по слежению за подводной лодкой.

Через пятнадцать минут вертолет, поднявшийся с палубы «Фарриса», начал сбрасывать акустические буи в месте нахождения подводной лодки, а мощный гидролокатор фрегата повел активный поиск. Их действия не прекратятся до тех пор, пока субмарина не признает поражение и не вернется снова на первоначальную глубину или пока ей не удастся уйти от преследования, что поставит большой черный минус в биографии Морриса. Цель всего этого была достаточно жестокой — несмотря на то что операция никому не угрожала смертью, Моррис собирался навсегда подорвать уверенность капитана подводной лодки в собственном корабле, команде и себе самом.

Они находились в тысяче миль от берега, двигаясь на северо-восток со скоростью двадцать пять узлов. Команда «Чикаго» осталась крайне недовольна тем, что пребывание в Норфолке после продолжительного первого патрулирования сократилось с трех недель до восьми суток, хотя такое случалось и раньше. Это нарушило расписание поездок и отпусков, а незначительное по объему техническое обслуживание механизмов, которое должны были провести техники верфи, проводилось теперь в три смены самой командой. Капитан Макафферти вскрыл запечатанный конверт с приказом через два часа после погружения и объявил его содержание команде: провести две недели в напряженных учениях по слежению за подводными лодками противника и торпедных стрельбах, затем следовать в Баренцево море для дальнейшего сбора разведывательной информации. Макафферти сказал команде, что им предстоит ответственное плаванье. Такое они тоже слышали не впервой.

Глава 7 Первые наблюдения

Тоуленд надеялся, что его мундир выглядит достаточно опрятно. Была среда, 6.30 утра, а он проснулся еще в четыре и стал репетировать свой доклад и проклинать командующего Атлантическим флотом за его привычку так рано вставать. Не иначе, подумал Боб, адмирал рассчитывал после обеда поиграть в гольф. Самому Тоуленду придется провести весь оставшийся день, как и все остальные на протяжении последних недель, в своей комнатке отдела прогнозирования в противоположном конце здания штаба, просматривая великое множество разведывательных документов и читая копии советских публикаций.

Адмиральский зал, в котором проводилось совещание, выглядел иным миром по сравнению с мрачностью остальных помещений, однако ничего удивительного в этом не было. Адмиралы любили комфорт. Боб успел посетить находившийся поблизости гальюн, чтобы избавиться от последнего отвлекающего обстоятельства, вызванного излишним количеством выпитого ранним утром кофе, с помощью которого он преодолел сонливость. Когда он вернулся в зал, адмиралы уже занимали места. Они приветствовали друг друга, но на этот раз не было шуток, обычных для столь раннего часа. Они размещались вокруг стола в соответствии со званиями и занимаемым положением. Перед немногими курящими стояли пепельницы, а перед каждым креслом на столе лежали блокнот и карандаши. Стюарды принесли на серебряных подносах несколько кофейников, сливки и сахар, затем неслышно исчезли. Чашки уже стояли на столе. Каждый адмирал налил себе кофе как непременную часть утреннего ритуала. Командующий Атлантическим флотом кивнул Тоуленду, чтобы он начинал.

— Доброе утро, господа. Около месяца назад четыре полковника Советской Армии, командовавшие полками в механизированных дивизиях, предстали перед судом военного трибунала и были расстреляны по его приговору за фальсификацию данных о боевой готовности своих частей, — начал Тоуленд, объясняя значение происшедшего.

— В начале этой недели «Красная звезда», ежедневная газета советских Вооруженных сил, опубликовала ряд статей о расстреле нескольких рядовых. Все, кроме двоих, уже завершали срок военной службы, им оставалось всего несколько месяцев до увольнения в запас. Всех обвинили в неповиновении приказам своих сержантов. Почему это представляется таким важным?

Русская армия всегда славилась строгой дисциплиной, но, как это характерно и для других сторон жизни в Советском Союзе, на деле все обстоит не совсем так, как кажется. Сержант в Советской Армии не является профессиональным военнослужащим, как в большинстве западных армий. Как и все рядовые, он призывается на службу, и в начале ее будущих сержантов выбирают из числа новобранцев, исходя из более высокого уровня умственного развития, политической благонадежности и предполагаемой способности руководить другими солдатами. Его посылают на шестимесячные курсы с очень напряженной подготовкой, и уже сержантом он возвращается в свою часть. На деле, однако, у него ничуть не больше тактических знаний и умения владеть оружием, чем у его подчиненных, такого сержанта отличает лишь практический опыт, и то только в количественном, а не в качественном отношении. В то же время в западных армиях разница между сержантами и новобранцами разительна.