Дочерь Божья

Талия кивнула, с любовью глядя на своего «Вермеера». После долгой паузы она взглянула Зое в глаза и спросила:

— Так ли уж важно?

— Что «так ли уж важно»? — удивилась Зоя такому повороту разговора.

— Если картина приносит радость… если даже не каждый эксперт может определить… так ли уж важно для ее владельца или посетителей музея, кто на самом деле ее автор? — Талия снова перевела взгляд на полотно. — Я любила эту картину, еще когда была совсем маленькой девочкой. — Она посмотрела на Зою, и ее глаза наполнились слезами, которые она тут же смахнула.

— Конечно важно, — ответила Зоя, пытаясь сдержать чувства. — Любить поддельные картины — это как… любить неверного мужчину… или ненастоящего бога. Это неправильно. Это… это — зло.

Талия понимающе улыбнулась:

— Даже если ты этого не знаешь? И никогда не узнаешь?

— Ты хочешь сказать, что лучше жить в неведении? — Зоя негодовала.

— Возможно, — ответила Талия, — возможно.

— Я так не могу. Просто не могу. Я верю, что… — Зоя проглотила жестокие слова, готовые сорваться с языка. Они были правдой, но не несли Талии ничего, кроме лишней боли.

— Я знаю… — Талия дотронулась до Зоиного плеча кончиками пальцев. — Знаю, во что и как сильно ты веришь. Я и не говорю, что неведение — лучший вариант, но только те, кто не ведает, чаще всего счастливее других — со своим Богом и со своими друзьями. — Талия снова взглянула на «Вермеера», потом обратно на Зою. — И со своим искусством. — Она глубоко вздохнула. — Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, почему папа всегда отказывался продавать эту картину. — Она опять с сожалением вздохнула. — Теперь мне будет проще с ней расстаться. — Она бросила прощальный взгляд на картину и поставила ее за другой.

Талия решительно повернулась спиной — как Зоя уже знала, этот жест означает, что решение окончательно. После паузы Талия произнесла:

— Ладно. Так что, эти «песенки с приветом» у тебя в голове да теплые воспоминания о признанных фальшивках делают тебя чемпионом среди экспертов по искусству?

Восхитившись, как быстро Талии удалось справиться с чувствами, Зоя ответила:

— Ну, не совсем. Лучший способ отшлифовать мастерство эксперта — познакомиться с хорошим фальсификатором, чтобы он научил тебя секретам своего мастерства. Лучше всего — видеть самой, как создается подделка, чтобы потом с первого взгляда понимать, на что следует смотреть.

— Непростая задача.

— Задача непростая, но выполнимая, — ответила Зоя.

Брови Талии поползли вверх.

— Ты что, знала такого мошенника?

— Ага, — кивнула Зоя. — В библейском смысле слова.

— О-о, подруга… — Лицо Талии просветлело. — Давай-ка сделаем перерыв. Я должна это услышать.

9

Одноэтажный мотель втиснулся на узкий шмат земли между латаным асфальтом Тихоокеанского шоссе и буерачистой набережной, уступами спускавшейся к пляжу. В сгущавшемся сумраке смутно мигала табличка «СВОБОДНО», тщетно стараясь завлечь постояльцев, которые обычно ездили по трассе № 5 в шести милях дальше в глубь материка, а останавливаться предпочитали в мотелях поновее, что липли к развязкам.

Портье, который час назад зарегистрировал Риджуэя, Страттона и всех остальных, теперь бесстрастно разглядывал сквозь пуленепробиваемое стекло проезжавшие машины, чьи фары бурили временные дыры в ткани тьмы. Если здесь по ночам всегда так оживленно, ему предстоит заселить разве что заблудшего автомобилиста, выбравшего не тот съезд с федеральной автострады и заехавшего слишком далеко на запад, да, быть может, морпеха с базы Кемп-Пендлтон неподалеку — с подружкой или чьей-нибудь женой. На что ему было глубоко наплевать. В конце концов, сдать он мог всего четыре комнаты.

Мотель был одним из тех заведений, от которых местные жители ждут, что они вот-вот закроются либо сползут в океан. Владельцы и портье сменяли друг друга постоянно, и ни один не задержался настолько, чтобы лично познакомиться с кем-то из местных. И уж точно никто не догадывался, что это здание с 1963 года имеет лишь одного хозяина — Агентство национальной безопасности США.

Портье выдал Страттону ключи от комнат со стороны океана. В спокойный летний день открывался дивный вид на побережье от Сан-Онофре до Оушнсайда, тихоокеанские волны, усеянные серферами, яхты и рыбачьи лодки. Но в этот вечер уходящий шторм все еще пробовал на прочность стены мотеля, свистя и завывая в щелях под дверью и в окнах. Шторы, которые Страттон сдвинул, чтобы не было сквозняков, мягко колыхались при каждом дуновении ветра.

— Черт вас побери! — орал Сет на Страттона. — Вы не имели права. Вообще никаких прав.

Это было сумасшествие. Сет Риджуэй снова и снова видел перед глазами эту сцену: салон лимузина, стонет от боли телохранитель Ребекки Уэйнсток на переднем сиденье, голова убийцы откидывается назад, лицо расслабляется, кровь, которую вытирают с лезвия складного ножа.

Сет сразу узнал Страттона. Но прежде чем он смог произнести хоть слово, чьи-то руки вытащили его из лимузина и перенесли в седан, ждавший неподалеку. Промокший и продрогший Риджуэй трясся на заднем сиденье седана, пулей летевшего от того места; за рулем сидел Джордан Хайгейт, напарник Страттона, сам Страттон сидел на переднем сиденье.

Хайгейт гнал седан на юг от Марина-дель-Рей. По дороге они заехали в торговый центр у Лонг-Бич, Страттон зашел и через полчаса вернулся с сухой одеждой, бумажным пакетом с туалетными принадлежностями и, самое главное, горячим кофе. Руки у Риджуэя так тряслись, что Страттону сначала пришлось поить его из чашки, как маленького.

В машине царила тишина. Хайгейт вел седан, профессионально объезжая забитые автострады. Сет напился горячего кофе, переоделся в сухое, но не спускал глаз со своего окровавленного халата с мокрой пачкой тысячедолларовых купюр в кармане.

Первые сорок пять минут Сет наслаждался жизнью, сухостью и теплом. Но по мере того, как его тело возвращалось к жизни, его все больше охватывало подозрение, а потом и гнев, когда Страттон с Хайгейтом объяснили ему, что работают на АНБ.

— Так значит, я не случайно встретился с вами в Цюрихе, — злился Сет. Шины шуршали по мокрой дороге. Он не сводил глаз со Страттона. — И вы следили за мной с моего возвращения из Цюриха.

— С того момента, как вы появились в консульстве, — кивнул Страттон.

— Вы использовали меня как наживку, ожидая, что кто-то клюнет, — сказал Сет. — Надеясь поймать тех, кто приходил сегодня к моей яхте.

Страттон кивнул снова.

— Черт бы вас взял, — кипятился Риджуэй. — Кто дал вам право играть Господа Бога в моей жизни?

— Здесь речь не идет о правах, — ответил Страттон у него за спиной в номере мотеля. — Мы через это уже прошли. Давайте обсудим все, когда вы справитесь, я надеюсь, с чувствами.

— Нечего здесь обсуждать, — бросил Риджуэй, повернувшись к Страттону, сидевшему на кровати. Хайгейт невозмутимо стоял у двери, пока Сет примерялся к размерам окон и дверного проема, оценивая свои шансы на побег. Страттон заметил.

— И не думайте, — сказал он. — Мы здесь как в сейфе. Стальные двери, пуленепробиваемые стекла, автономная подача воздуха. Дверь на электронном замке. Никто отсюда не выйдет, пока портье не нажмет на нужные кнопки, а он этого не сделает, пока я не дам ему нужный код. Никто не выйдет, никто не войдет… — Он уселся поудобнее. — Не вижу причин, почему мы не могли бы обо всем поговорить… О сотрудничестве…

— Ну вы и жук. — Качая головой, Сет подошел к Страттону. — Заперли меня в этой клетке и думаете, что я буду сидеть и запросто с вами болтать? — Сет помотал головой и отошел обратно. — Может, другие так и работают, мистер Страттон,но не я. Мне нечего больше с вами обсуждать.

— Но мы могли бы серьезно вам помочь, — настаивал Страттон. — Мы вам нужны, чтобы найти вашу жену.

— Вам стоило сказать мне об этом в Цюрихе. Тогда бы и посотрудничали, — рычал Сет.

— Но ведь это все уже в прошлом, — терпеливо продолжал Страттон. — К тому же тогда мы не знали того, что знаем сейчас.