Клуб патриотов

На самом деле никакого мистера Харрингтона, который имел бы отношение к повседневной деятельности компании, не существовало. Вайс выбрал это имя как созвучное имени Харриман: [4]«Браун бразерс Харриман» — синоним старой респектабельной преуспевающей компании. Сам Вайс выражался еще более красноречиво: «Ни одна убеленная сединами леди не доверит наследный капитал своего дражайшего внука шайке продувных нью-йоркских евреев».

Такой персонаж, как Вайс, мог появиться только на Уолл-стрит: приземистый толстяк с большими выразительными карими глазами, отвислыми щеками и характерными темными волосами — тугая спираль, которую никаким количеством геля закамуфлировать ему не удавалось. Он любил смелые костюмы в полоску с не менее смелыми полосатыми рубашками. Его галстук удерживала на месте булавка, украшенная бриллиантом в четыре карата, а солидные золотые швейцарские часы он носил поверх французского манжета — в точности как Джанни Аньелли, ныне покойный итальянский миллиардер и председатель совета директоров компании «Фиат». И не важно, что Вайс не знаком с Аньелли, не говорит по-итальянски и вообще никогда не был в Европе. Он с первого взгляда видел, что классно, а что нет. Это распространялось и на гаванские сигары: огромная «Ромео и Джульетта» была зажата у него между пальцами по десять часов в день все семь дней в неделю.

И все-таки, несмотря на внешний лоск, Вайс был само благоразумие, вещавшее тихим, спокойным голосом глубоко и искренне верующего пожилого человека. В финансовых кругах о нем ходили легенды. Вайс был последним порядочным финансистом, олицетворением безупречной честности, поэтому к нему первому обращались наиболее престижные корпорации Америки. За минувшие годы он не раз получал предложение продать свою компанию, и суммы порой назывались совершенно невероятные. Но Вайс всегда отказывался: компания была для него семьей, а семья дороже любых денег. К нему все так по-семейному и обращались — Сол.

В основном компания «Харрингтон Вайс» обслуживала крупный капитал, имея дело с солидными организациями, банками, брокерскими фирмами и внушительными семейными трастами. Минимальный баланс каждого из клиентов был установлен на уровне десять миллионов долларов, но предпочтение отдавалось тем, кто «стоил» от пятидесяти миллионов и выше. Отдел банковских инвестиций специализировался на консалтинговых услугах в сфере слияний и поглощений, а также вел корпоративные финансовые дела тщательно отобранной группы компаний.

На Уолл-стрит «ХВ» имела репутацию гаранта прибыльной сделки. Говорили, что у Вайса легкая рука — к чему ни прикоснется, все превращается в золото, но везение здесь ни при чем, думал Болден, проходя сквозь вращающиеся двери. Просто упорный труд. Долгие часы кропотливого изучения балансовых отчетов, доходных и расходных статей — без этого невозможно докопаться до истины и постичь всю механику работы той или иной компании. И еще больше часов тратится на вычисление факторов, которые должны заставить шестеренки крутиться быстрее.

Болден провел пропуском над сканером и прошел через турникет.

— Привет, Андре, — произнес он, кивая охранникам. — Привет, Джемаль.

— Доброе утро, мистер Би.

Он поспешил по людному коридору к лифтам, которые обслуживали этажи с тридцать шестого по сорок пятый, и протиснулся в один из них, битком набитый людьми. На нем был темно-серый костюм, голубая в белую полоску рубашка и синий галстук и поверх всего этого пальто-тренч. В одной руке он держал уже не новый, но ухоженный портфель, в другой — зонтик. Взгляд мельком скользнул по лицам вокруг. Усталые, вечно занятые мыслями о работе мужчины с темными кругами под глазами. Безропотные женщины с избыточным макияжем и печатью озабоченности на лицах. Он тут как дома.

На сорок втором этаже Болден вышел и помахал рукой Мэри и Ронде, стоявшим за администраторской стойкой, На которой карточным веером лежали номера «Уолл-стрит Джорнал» и «Нью-Йорк таймс». Газеты Болден брать не стал: за чтение прессы на рабочем месте грозило немедленное увольнение. Это преступление пострашнее, чем держать на виду открытую бутылку виски «Джек Дэниелс» и непотушенный окурок марихуаны в пепельнице.

Деревянный пол шикарного офиса в стиле эпохи английского регентства покрывали темно-красные ковровые дорожки. В просторном зале выстроились в ряд полированные столы девятнадцатого века. Стены, покрытые шелковыми обоями благородного цвета старой слоновой кости, украшали гравюры: сцены псовой охоты, старинные американские корабли и пасторальные пейзажи. В какой-то нише стоял даже бюст Адама Смита.

В семь тридцать офис начинал оживать. Болден шел через зал и видел, что большинство начальников уже на месте, за своими письменными столами — просматривают электронную почту, меморандумы о предложениях и доклады аналитиков, составляют квартальные отчеты и, главное, соображают, каким бы хитроумным способом заработать сегодня для компании немного зеленых. В «Харрингтон Вайс» царил дух партнерства: вся прибыль строго фиксировалась и бонусы распределялись соответственно доле участия каждого. Короче говоря, что добыл, то и съел.

— Привет, Джейк! — Болден заглянул в одну из дверей. — Спасибо, что пришел вчера. Твой благотворительный взнос… сумма просто огромная. Нет, правда, у меня слов нет…

Тихий темноволосый мужчина молча трудился за компьютером.

— Ты стоишь того, Томми, — ответил он гулким голосом, не отрывая взгляда от экрана.

Джейк Фланнаган. Глава отдела инвестиций. Босс Болдена.

Болден работал в «ХВ» уже шесть лет. Начинал он как один из рабов на галере — молодых специалистов, которым платили сто тысяч в год без бонусов. Его первое назначение было в отдел, который занимался слияниями и поглощениями. Он просиживал бесконечные часы над финансовыми отчетами, пытаясь установить настоящую рыночную стоимость приобретаемой компании. Что, если ее доходы возрастут на два процента? А если на три? А на четыре? А если уменьшатся затраты? Бесконечная вереница перестановок, чтобы точно вписаться в финансовые возможности клиента.

Из этого отдела его перевели в отдел финансовых рынков ценных бумаг, где он научился, как определять стоимость ценных бумаг, занимался их первичным размещением, мезонинными долгами или «бросовыми» облигациями. А затем он оказался в отделе собственно банковских инвестиций, где в его обязанности входило три дня в неделю посещать различные компании и подкидывать им идеи по поводу того, что необходимо приобрести, какие дочерние компании лучше продать, и, конечно, рассказывать о том, какие выгоды приносит размещение акций на вторичном рынке. В портфеле Томаса Болдена, этакого рекламного агента в костюме за тысячу долларов, найдутся индивидуальные решения проблем именно вашей компании!

— Здравствуйте, Адам, мисс Ивлин, — приветствовал он двух младших сотрудников, уступая им дорогу.

Болден знал всех по именам. Это был его принцип.

Оставив в гардеробной плащ и зонт, он прошел в другой конец коридора, чтобы взять две чашки кофе — одну для себя, другую для своей секретарши-референта Алтеи.

Год назад, получив повышение, он стал директором и возглавил одно из подразделений, занимавшихся специальными инвестициями. В задачи его отдела входило поддерживать отношения компании с растущим числом частных акционерных компаний. Его клиентами были «сливки» финансового общества: «Хэллоран груп», «Олимпия инвестментс», «Атлантик ориентал груп» и «Джефферсон партнерс».

Частные акционерные компании — или финансовые спонсоры, как их еще называли, — занимались тем, что покупали компании, выявляли и устраняли их слабые места, а через несколько лет выгодно продавали. Для этого они создавали пулы, временные объединения инвесторов, учреждавших соответствующий фонд. Эти фонды обычно оценивались от пятисот миллионов долларов до шести-семи миллиардов. Самый важный его клиент — компания «Джефферсон партнерс» — была готова со дня на день закрыть первый в этом финансовом секторе десятимиллиардный фонд. Сегодня вечером Болдену предстоял шикарный званый ужин в Вашингтоне — нужно помочь Джефферсону убедить последних сомневающихся.