Хороший немец

— Сюда пока еще никто не заходил, — сказал Мюллер. — Вы первый, если для вас это что-то значит.

Джейк оглядел пустую комнату — будто снова оказался в Цецилиенхофе и подсчитывает трубы.

— А места для прессы?

— А мест для прессы нет. Мы не хотим поощрять речи, а когда вокруг пресса, трудно удержаться. Дайте им публику, и их не остановишь. Нам нужны рабочие заседания.

— В милой приватной обстановке.

— Нет. — Он кивнул в сторону столиков для стенографистов. — Будут вестись протоколы. Совет станет собираться раз в квартал, — продолжал он. — Координационный комитет раз в месяц, подкомитеты — постоянно. Работы полно.

Джейк показал на стопку блокнотов:

— Все организовано.

— На бумаге, — сказал Мюллер и прислонился к столу спиной к окну, так что его серебряные волосы образовали нимб вокруг головы. — На самом деле никто не знает, как это все будет работать. Пока не начнем. По ходу дела будем совершенствоваться. Никто же не планировал заниматься управлением страной. — Он заметил, что Джейк вздернул брови. — Не таким образом. Обучили нескольких людей где-то в Вирджинии — помочь немцам в переходный период, — сказал он, растягивая это слово. — Переходный период. Не знаю, чего они ожидали. Последней войны, наверное. Подписать мирный договор, передать страну хорошим парням и уехать домой. Но на сей раз не вышло. Передавать оказалось некому. Двенадцать лет. Даже почтальоны были нацистами. А страна — сами видели, пошла псу под хвост. Никто не ожидал, что они будут биться до конца. Зачем? Никто не думал, что вся страна дойдет до самоубийства.

— Им немного помогли бомбардировщики.

Мюллер кивнул:

— Я бы сказал, они сами напрашивались. И теперь, когда тут хоть шаром покати, нам досталась эта страна. Продуктов нет, ничего не работает — берлинское главное управление только и делает, что чинит водопровод. — Он вздохнул и в упор посмотрел на Джейка. — Только в нашей зоне нам нужно накормить двадцать миллионов человек. А те, кто не голодает, воруют велосипеды — просто покататься. Скоро зима, а угля нет. И эпидемии, если нам не повезет, а повезет нам вряд ли. Перемещенные лица… — Он махнул рукой, словно от избытка чувств у него кончились слова. — Мы на такое не подписывались, — произнес он голосом, таким же усталым, как и его глаза, — но все равно получили. Так что работы полно. — Он оглядел комнату. — Ну, посмотрели?

Джейк кивнул:

— Спасибо за экскурсию. И за речь, — сказал он как бы ненароком. — Вы же не хотите невзначай кое-что мне втолковать.

Мюллер терпеливо улыбнулся, снова превращаясь в судью Гарди.

— Может, только чуть-чуть. Я всю жизнь служу в регулярной армии — мы привыкли защищать наши фланги. Те, кто пишет о ВА, должны иметь представление, с чем мы столкнулись. Небольшую перспективу. Мы не все — ладно, пошли, я вам дам то, за чем вы пришли.

— А как вы сюда попали? — спросил Джейк, выходя следом в длинный холл.

— Как и все остальные — в действующей армии мы уже не нужны, так что приходится дослуживать в другом месте. Я не напрашивался, если вы это имеете в виду. ВА не видит особой пользы в боевых офицерах. Считают нас мальчиками на побегушках. И мой случай не исключение. Кто будет повышать в должности слесаря-сантехника? Хотя и в действующей армии уже никто не получает очередных званий — война кончилась, говорят, — а до пенсии дотягивать надо. Вот так. Поэтому старых пердунов тут навалом. У вольнонаемных все иначе. Чаще всего это какой-нибудь юрист, который всю войну просидел в своей Омахе, а теперь решил получить офицерское звание, чтобы называть себя капитаном, — на более низкое звание они не согласны. И они его получают, звание. Чего все остальные добивались годами. Это, конечно, задевает немного, если уж говорить начистоту.

— Но не вас.

— Меня тоже. Но за работой, как всегда, все забываешь. Ты служишь своей стране, — сказал он просто, без всякой иронии. — Я не напрашивался, но знаете что? С учетом всего, думаю, мы тут занимаемся чертовски трудным делом. Или, по вашему, я опять толкаю речугу?

— Нет. — Джейк улыбнулся. — По-моему, вас следует повысить в звании.

— Не дождетесь, — сказал спокойно Мюллер, затем замолчал и посмотрел ему прямо в глаза. — Знаете, возможно, это моя последняя должность. Я бы не хотел неприятностей. Если вы тут начнете грязью бросаться, буду признателен за своевременное предупреждение.

— Я не…

— Знаю. Вам просто интересно. Нам тоже. Убили человека. Но суть в том, что мы не имеем никакой возможности выяснить, что произошло. У нас здесь нет Скотланд-Ярда. Только несколько военных полицейских, которые арестовывают пьяных. Так что, возможно, никогда ничего не узнаем. Но если возникнет нечто такое, что, ну, может стать для нас проблемой, нам бы хотелось об этом знать.

— А почему вы думаете, что возникнет?

— Я так не думаю. Но вы же охотитесь именно за этим, не так ли? — Он зашагал дальше. — Слушайте, я прошу всего лишь пойти мне в этом деле навстречу. Мне не нужно выдавать какую-либо информацию. Если бы вас не было в Потсдаме — но вы там были и вы знали убитого. Так что теперь у меня на руках ситуация. Я не могут притворяться, что ничего не случилось. Но я не собираюсь распространяться на эту тему, чтобы не было спекуляций. Я делюсь только с вами, больше ни с кем. Если вы действительно что-то узнаете, что ж — у вас будет материал для статьи.

— А если не узнаю…

— Тогда не стройте догадок вслух. Никакого таинственного тела. Ничего нераскрытого. В газетах и это можно раскрутить. А мы получим только одни вопросы без ответов. На это уходит время. Мы не можем себе этого позволить. Дел слишком много. Я прошу только некоторого благоразумия.

— И сообщить вам заранее, что я собираюсь говорить.

— Я не говорил, что вы не можете об этом рассказывать. Просто известите меня, если соберетесь это сделать.

— Чтобы вы Могли запретить?

— Нет, — сказал Мюллер невозмутимо. — Чтобы я смог увернуться. — Он остановился у двери с полупрозрачными стеклами. — Ну, вот и пришли. Джини должна уже отпечатать документы.

Джини была хорошенькой военнослужащей женского вспомогательного корпуса СВ. Ее красные ноготки казались слишком длинными для человека, постоянно печатающего на машинке. Раскладывая листки копий по двум бежевым папкам, она одарила Мюллера улыбкой, по мнению удивленного Джейка, слишком щедрой для секретарши. Но Мюллер был деловит.

— Отчеты готовы?

Она вручила ему одну из папок, затем записку.

— Генерал хочет видеть вас в десять.

— Располагайтесь, — сказал он Джейку, заводя его в простой кабинет с американским флагом в углу. Мюллер относился к породе людей, у которых служебный стол всегда чист от бумаг — на пустой поверхности стоял только письменный прибор и фотография молодого солдата в рамке.

— Ваш сын? — спросил Джейк.

Мюллер кивнул:

— Его подбили на Гвадалканале.

— Извините.

— Не убит. Ранен. По крайней мере, выбыл из строя. — Затем, пресекая разговор на личную тему, открыл папку, вынул два тонких листка и толкнул их по столу Джейку. — Послужной список. Донесение о потерях.

— Вы называете это потерями?

— Так мы называем отчет, — сказал Мюллер слегка раздраженно. — Это лишь форма. Как бы там ни было, теперь вы узнаете то, что знаем мы.

Джейк бегло прочитал первый листок, небольшой перечень дат и назначений. Патрик Талли. Натик, Массачусетс. Чуть старше парня на фотографии. Донесение о потерях Джейк мог бы написать сам.

— Негусто, да? — сказал он.

— Негусто.

— Чего там не хватает? Может, какая-то предварительная неясность, которая не дает назвать это донесением?

— Откуда мне знать? Послужной список чист, без нареканий. Отличник службы в Вооруженных силах Соединенных Штатов. Во всяком случае, именно так мы и собираемся написать его матери.

— Да, — сказал Джейк. Человек, не номер. Парень, у которого есть семья. Но не такой счастливчик, как молодой Мюллер.