Истинное зло

– Это невролог Грейс, – объяснил Билл.

– Меня зовут Мередит Эндрюс, – представилась женщина. – А вы та, кого Грейс называет Кей-Кей?

Алекс не удержала слез. Кей-Кей – ее семейное прозвище, произведенное от второго имени – Кэроли.

– Да. На самом деле я Алекс. Алекс Морс.

– Специальный агент Морс, – нелепо добавил Билл.

– Сестра спрашивала обо мне? – спросила Алекс, вытирая щеки.

– Грейс только о вас и говорит.

– Она в сознании?

– Сейчас – нет. Мы делаем все, что можем, но вы должны готовиться… – Доктор Эндрюс бросила на нее оценивающий взгляд. – Должны готовиться к худшему. Грейс привезли сюда с тромбозом, но она дышала самостоятельно, и меня это обнадежило. К сожалению, позже мозговое кровообращение ухудшилось, и я решила начать тромболитическую терапию, чтобы растворить сгусток. Иногда это дает чудесные результаты, но существует большой риск кровоизлияний в мозгу или где-нибудь еще. Вероятно, именно это сейчас и происходит. Мы могли бы сделать МРТ, [2] но я не хочу рисковать и передвигать больную. Грейс по-прежнему дышит сама, и это наша главная надежда. Если она перестанет дышать, мы немедленно начнем интубацию. Наверное, мне следовало сделать ее раньше, – доктор Эндрюс взглянула на Билла, – но ей так хотелось с вами пообщаться, а после интубации это будет невозможно. Тем более, что она уже не в состоянии ничего писать.

Алекс вздрогнула.

– Не пугайтесь, если она с вами заговорит. Речевые центры повреждены, и слова звучат невнятно.

– Я понимаю, – нетерпеливо произнесла Алекс. – У нашего дяди был инсульт. Можно мне посидеть с ней? Мне все равно, в каком она состоянии. Я просто хочу находиться рядом.

Доктор Эндрюс улыбнулась и повела ее в палату. Возле двери Алекс обернулась к Биллу:

– Где Джеми?

– В Риджленде, у моей сестры.

Риджленд – маленький поселок в десяти милях от города.

– Он видел, как Грейс упала?

Билл с мрачным видом покачал головой.

– Джеми был занят игрой. Он знает, что его мать больна, больше ничего.

– Не думаешь, что надо привезти его сюда?

Алекс пыталась говорить нейтральным тоном, но лицо Билла потемнело. Казалось, он хотел ответить что-то резкое, но потом глубоко вздохнул и пробормотал:

– Нет. – Видя, что Алекс продолжает на него смотреть, Билл понизил голос и добавил: – Не хочу, чтобы Джеми смотрел, как умирает его мать.

– Конечно, нет. Но он должен попрощаться с ней.

– Он так и сделает. На похоронах.

Алекс закрыла глаза и сжала зубы.

– Билл, ты не можешь…

– У нас нет времени на споры. – Он указал на комнату, где ждала доктор Эндрюс.

Алекс медленно приблизилась к кровати Грейс. Бледное лицо над больничным одеялом казалось незнакомым. И все-таки она узнала его. Лицо ее матери. Грейс Морс Феннел едва исполнилось тридцать пять, но она выглядела на семьдесят. Все дело в коже, догадалась Алекс. Она была как воск. Просевший воск. Мускулы, управлявшие лицом сестры, ослабели и уже никогда не напрягутся снова. Глаза Грейс были закрыты, и Алекс с удивлением поняла, что она этому даже рада. Это давало ей время освоиться с новой реальностью, какой бы скоротечной она ни представлялась.

– Все в порядке? – спросила доктор Эндрюс за ее спиной.

– Да.

– Тогда я вас оставлю.

Алекс взглянула на мониторы, отображавшие состояние сестры. Частота пульса, насыщение кислородом, кровяное давление и бог знает что еще. Под повязку на предплечье уходил белый провод; увидев его, Алекс ощутила боль в запястье. Она не знала, что делать дальше. Может, от нее больше ничего и не требовалось. Самое главное – находиться тут.

– Знаешь, чему меня научила эта трагедия? – раздался позади знакомый бас.

Алекс чуть не подпрыгнула на месте, но заставила себя сдержаться. Она не подозревала, что Билл все еще стоит в палате, и ей не хотелось, чтобы он заметил ее слабость.

– Чему? – спросила Алекс.

– Деньги ничего не значат. Никакие богатства в мире не помогут рассосать тромб.

Алекс рассеянно кивнула.

– Тогда какого черта я вкалывал все эти годы? – продолжил Билл. – Почему просто не радовался жизни и не проводил с Грейс все время?

Наверное, Грейс тысячу раз задавала себе тот же вопрос, подумала Алекс. Но теперь поздно о чем-либо сожалеть. Многие люди считали Билла бесчувственным прагматиком. Только Алекс подозревала его в сентиментальности.

– Не возражаешь, если я немного побуду с ней одна? – произнесла она, не сводя взгляда с лица Грейс.

Алекс почувствовала, как крепкая ладонь легла на ее плечо – раненое плечо, – и Билл пробурчал:

– Вернусь через пять минут.

Он ушел, а Алекс взяла безжизненную руку Грейс и поцеловала сестру в лоб. Она никогда не видела ее такой беспомощной. Даже не предполагала, что это возможно. Грейс всегда была воплощением энергии. Там, где другие опускали руки, она преисполнялась новых сил. Но сейчас все было по-иному. Алекс сознавала – это конец. То же самое она подумала, когда Джим Броудбент рухнул на пол во время перестрелки. Джим прикрывал ее работу в банке и оказался рядом на мгновение раньше, чем команда по спасению заложников. Он видел, как в Алекс стреляли из дробовика, но вместо того, чтобы уложить преступника, остановился посмотреть, что с ней. Второй выстрел угодил ему в грудь. Джим не входил в штурмовой отряд, поэтому на нем не было бронежилета, и заряд дроби нашинковал сердце и легкие, как мясницкий нож. Почему Джим посмотрел вниз? Алекс миллион раз спрашивала себя об этом. Почему вообще бросился за ней? Она знала почему. Броудбент любил ее – неуверенно, робко, но сила его чувств от этого не становилась меньше. Он погиб из-за любви. Алекс увидела, как на щеки Грейс капают слезы – ее слезы, которые она проливала в эти месяцы. Алекс вытерла глаза, достала мобильник и позвонила Биллу Феннелу, стоявшему в тридцати футах за стеной.

– Что случилось? – нервно воскликнул Билл.

– Привези сюда Джеми.

– Алекс, я уже сказал…

– Привези его сюда, черт возьми! Здесь лежит его мать.

Воцарилась долгая пауза, потом Билл произнес:

– Ладно, позвоню сестре.

Алекс обернулась и увидела Билла, стоявшего рядом со столиком медсестры. Он говорил что-то доктору Эндрюс. Потом отошел в сторону и поднес к щеке телефонную трубку. Алекс наклонилась к уху Грейс и постаралась вспомнить что-нибудь такое, что могло дойти до той бездонной мрачной глубины, где теперь находилась ее сестра.

– Сью-Сью, – прошептала она, крепче стиснув ее руку. Еще одно прозвище, переделанное, по семейному обычаю, из второго имени. – Сью-Сью, это я, Кей-Кей.

Глаза Грейс не дрогнули.

– Сью-Сью, это я. Я вернулась от Салли. Проснись, пока не встала мама. Я хочу пойти на карнавал.

Время застыло на какой-то бесконечной неподвижной точке. В голове Алекс вихрем проносились воспоминания, у нее заныло сердце. Глаза Грейс по-прежнему были закрыты.

– Вставай, Сью-Сью. Я знаю, ты меня слышишь. Хватит притворяться.

В руке Алекс что-то шевельнулось. В кровь хлынул адреналин, но она взглянула на застывшие веки сестры и решила, что ей показалось.

– Кха… кха, – закашлял кто-то.

Алекс оглянулась, подумав, что это Билл или доктор Эндрюс, но в следующее мгновение Грейс вцепилась в ее руку и испустила хриплый крик. Оглянувшись, Алекс увидела, что зеленые глаза сестры широко раскрыты. Она мигнула. В сердце Алекс словно вонзилась острая игла. Она наклонилась к Грейс, зная, что та почти не видит без очков или контактных линз.

– Кей-Кей? – простонала Грейс. – Эфо фы?

– Да, Грейс, это я, – отозвалась Алекс, отбросив прядь волос с затуманенных глаз сестры.

– О Гофподи, – невнятно произнесла Грейс и залилась слезами. – Сава Боху.

Алекс крепко стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Правая часть лица Грейс была парализована, и при каждом слове по ее подбородку текла слюна. Она говорила точно так же, как их дядя Ти-Джей, умерший после серии инсультов, потеряв всякое сходство с человеком, которого они знали раньше.