Сыны Зари (сборник)

На столе лежала женщина, опираясь ягодицами в край стола, ноги свисали до самого пола. На ней была только кофта, разорванная по шву и обнажавшая часть груди; лицо – в синяках, нос слегка свернут набок. Она пристально и безучастно смотрела в потолок, из глаза, который был виден Герни, катились слезы. Они сбегали к волосам, потемневшим от влаги у виска. Но женщина не рыдала и была неподвижна.

Один мужчина стоял спиной к окну, другой – рядом с женщиной. В руке он держал винтовку, тыча дулом между ее ног, как тычет палкой ребенок в какое-нибудь животное. Смеясь, мужчина слегка толкнул винтовку вперед и вывернул ее. Ноги женщины подпрыгнули, и она повернула голову, рука судорожно впилась в край стола, словно отмеряя боль. Пастух опять засмеялся, обернувшись к стоявшему здесь же мальчику, которого третий мужчина крепко держал за волосы. Видимо, за них он поднял его на ноги и так и не отпускал свою жертву. Заставляя мальчика смотреть на происходившее, он то и дело тряс его белокурую головку, не давая ему закрыть глаза.

Мальчик с тоской смотрел на мать и протяжно рыдал. Именно эти звуки и слышал Герни. Из носа у мальчика текло, но он даже не пытался его вытереть, только судорожно хватался за живот.

Герни отпрянул от окна и расстегнул ворот рубашки. Под ней в кобуре находилось длинноствольное оружие. Он опять прижался к окну.

Второй мужчина поставил свое ружье и, стоя перед женщиной, стал развязывать веревку, поддерживавшую штаны. Когда же они упали, шагнул к ней, закинул ее ноги себе на плечи и, овладев ею, завизжал, глядя поверх нее и вытягивая шею.

Через несколько секунд Герни рванулся к двери, вышиб ее и вошел внутрь. Выстрелом в шею он уложил насильника. Какое-то время тот бился в конвульсиях, а потом затих, но тело его так и не сползло с женщины, а рот то открывался, то закрывался, как у рыбы.

Герни проскочил дальше. Пастух, державший мальчика, только успел отбросить свою жертву. Герни, выстрелив дважды, пробил ему грудь. Затем бросился на пол, перекатился на другой бок, ухватился за винтовку третьего пастуха и отвел в сторону так, чтобы тот не мог ее поднять. После этого он с такой силой ткнул винтовкой пастуха в подбородок, что у того потекла кровь и он выпустил оружие из рук. Прошло всего четыре секунды с того момента, как Герни ворвался в комнату.

Словно отряхивая с себя пыль, женщина стала высвобождаться из-под мертвеца, напрягая все свои силы. Наконец она вылезла и ногами отпихнула его. Он повалился на пол как мешок с зерном. Женщина подняла с пола юбку, всю в пятнах крови, какое-то время разглядывала ее, потом натянула на себя. Взяв сына на руки, она положила его головку себе на плечо и вышла из хижины.

Герни не сводил глаз с мужчины, которого держал на кончике дула. Он повернул ствол так, что кровь потекла еще сильнее, затем дулом поддел верхнюю губу пастуха и так вывел его наружу. Женщина, с сыном на руках, ждала Герни. Герни пристально, но совершенно безразлично посмотрел на пастуха и обратился к женщине по-французски:

– Поднимайтесь в гору и ждите меня наверху, на стоянке. Она кивнула и перевела взгляд на пастуха. Осторожно поставив ребенка на землю и повернув его лицом в темноту, она подошла и смачно плюнула в лицо своему мучителю. Затем какое-то время смотрела на него и, не дождавшись никакой реакции, снова плюнула, приблизив к нему свое лицо. Пастуха передернуло от ненависти. Герни поднял руку.

– Идите же, – резко сказал он. – У нас мало времени. Постояв еще немного, словно размышляя о том, что еще надо сделать, женщина кивнула и направилась к горе. Через несколько минут Герни присоединился к ним. Он взял ребенка на руки и, прежде чем повести их по высокогорному плато, повернулся и посмотрел на женщину.

Тела мужчин были найдены только к полудню. Два местных жителя, проходившие мимо ущелья, заметили там мертвеца. Его вид их явно озадачил. Побывав в хижине и обнаружив еще двоих, они вернулись в ущелье, чтобы хорошенько его рассмотреть.

Мужчина с простреленным затылком не лежал на земле, а был привязан лодыжками к одному из низкорослых деревьев и висел совершенно неподвижно, съежившись на жаре, словно сама смерть потрудилась над ним. Картина была нелепой: свисавшая вниз голова придавала телу какой-то до неприличия смешной вид. Мертвец напоминал чучело вороны или ласки, такие чучела английские лесники подвешивают на деревья.

Глава 2

Река под дождем представляла собой любопытное зрелище. Каждая капля оставляла на гладкой поверхности воды крошечные рябинки, и усыпанная ими река напоминала медную чеканку. Унылые и набухшие от влаги дома на берегу жались друг к другу, как лошади на зимнем постое.

Герни посмотрел на пелену дождя, струившегося по плексигласовой крыше речного трамвайчика, потом взглянул на мокрые каштаны вдоль каменной набережной Сены. Сидевший напротив человек даже не притронулся к своему омлету. Отвернувшись, он тихо плакал. Слезы то и дело падали на его левую руку, в то время как в правой он вяло держал вилку, будто не зная, что с ней делать. Наконец, он отделил кусочек омлета и отодвинул его на край тарелки.

– Месье, все в порядке. Дело сделано. Повернувшись к Герни, он из вежливости перешел на английский. Теперь они смотрели друг другу в глаза.

– На имя, которое вы мне указали. В женевском банке. Как договорились. Все это я проделал сегодня.

Человек говорил короткими фразами, и поэтому слезы ему не очень мешали.

Герни кивнул:

– Как договорились. Я не сомневался. Благодарю вас.

Герни хотелось как-то успокоить собеседника, поддержать, но тот был безутешен в своем горе. Так они сидели, пока пароход шел еще примерно полмили. Под скрепленным медными пластинками полом пульсировали моторы, им вторил шум дождя. Почти все время француз избегал взгляда Герни и лишь иногда посматривал на него широко раскрытыми, недоверчивыми глазами, какие бывают у труса, пытающегося выдержать взгляд противника. Затем глаза его снова затуманились слезами.

Герни вздохнул и оглядел пароход. Толстые матроны кудахтали над своими отпрысками, туристы не переставая щелкали четырехсотдолларовыми фотоаппаратами фирмы «Никон». Париж ничего не давал им взамен. Герни взял вилку из рук француза и положил ее рядом с тарелкой. Затем сбросил салат на тарелку с омлетом и отодвинул ее на край стола.

– Месье Дюран, – тихо произнес он под шум дождя, – вы должны подумать о мальчике. Ваша жена... все это, конечно, в будущем, но она оправится. Существует множество пыток. Для нее одна была не лучше другой. Ее травмировали, но теперь это не имеет значения. Для ребенка это страшнее. Попросите ее помочь. Заинтересуйте ее этим. Вы оба должны подумать о сыне.

Сказав это, Герни почувствовал себя дураком.

Дюран снова взял вилку и вертел ее в руке.

– По иронии судьбы моя жена уходит от меня и забирает ребенка. Не к любовнику, не из ненависти ко мне. Ей надоело. Нет, возможно, не это. Я должен ей верить, верить ее словам. Она сказала, что любовь ушла, что она сама себя не узнает. – Он замолчал и посмотрел на Герни. – Вы понимаете?

Тот кивнул.

– Да, я тоже изменился. Я сам это чувствую. Но моя любовь к ней осталась прежней. Это смешно, даже странно. Но ирония в том, что жена ко мне возвращается: ей некуда идти. – Он попытался улыбнуться, но не смог. – Вы всех их убили, месье?

– Так было нужно, – ответил Герни.

– Да.

Дюран положил вилку и посмотрел на город, вырисовывавшийся сквозь серую мглу косого дождя.

– Дело сделано, – выпалил он. – Я положил на ваш счет деньги. В Женеве, как договорились.

Он с силой потер скулу и улыбнулся.

– Я вам очень благодарен.

И, придвинув к себе тарелку, он принялся с жадностью есть, словно умирал с голоду.

Герни позволил втянуть себя в один из огромных плексигласовых отсеков аэропорта де Голля, смирившись с неизбежной скукой и неудобствами воздушного путешествия. Ничто не заставляло его стоять на пандусе среди этой ленивой толпы. Герни можно было принять за испанца, итальянца или аргентинца. Стройная, сильная фигура, тонкие черты лица, волнистые черные волосы. Его дорогая одежда для отдыха нисколько не выделялась, как и хорошо сшитый костюм. Он был выше среднего роста, в хорошей форме, как человек, регулярно посещающий спортивный зал, а его легкий акцент не привлекал к себе внимания.