Год людоеда. Игры олигархов

— И долго, и бывает по нескольку раз подряд. — Офелия выгнула шею и накрыла его лицо своими густыми, пахнущими ландышем волосами. — Мне бывает даже перед тобой неудобно. Ну, жалко тебя. Ты-то — раз, и все, а у меня только начинается. Я потом от тебя выйду, два шага сделаю, что-то такое вспомню — все, готово! К метро подойду — опять! Ты мне не завидуешь?

— Не знаю. Надо подумать. — Уздечкин зарылся в душистые волосы и подумал, как у них все хорошо, — неужели это может быть долго?

Девчонка выглядела столь соблазнительно, что некоторые страдальцы на нее буквально набрасывались. Особенно ее доставали транспортные маньяки и садово-парковые антенщики. Если последние манипулировали своим достоинством на безопасном для них же самих расстоянии и это не могло нанести материального ущерба, то первые не раз пакостили Офелии верхнюю одежду.

— Ой, ты знаешь, — жаловалась жертва своему возлюбленному, — иной раз так надоест: и сбоку, и сзади притирается, и руку на поручне как бы случайно прижмет, что я уж думаю — скорей бы ты, тварь, струхнул да отвалил.

Ну и что?! Один аноним насытится, другой на его место пристроится! — Уздечкин зло улыбался, жалея, что не может разобраться с обидчиками своей девчонки. — Давай на них засаду устроим? Ты особо сексуально прикинешься, а я где-нибудь в салоне замешаюсь и буду сечь, кто первым в тебя упрется.

— А дальше? Ты его убьешь? — Офелия псевдозаговорщицки смежила веки. — А тебя потом на каторгу сошлют, и я помчусь следом, как декабристка или Надя Крупская?

— Это кто такая? Главная сладкоежка, что ее именем даже кондитерскую фабрику озаглавили? — Еремей обнял за плечи тотчас зарумянившуюся девчонку и непривычно серьезно посмотрел ей в глаза. — Давай поженимся?

— Давай, — согласилась Офелия, словно продолжала предложенную ее парнем игру. — А где мы будем жить, вместе с твоими друзьями?

— Зачем с друзьями? — Веселое выражение лица молодого человека уступило место решимости. — Я отдельно сниму.

— А на что мы будем жить? — произнесла любимая более серьезно.

— Я возьму больше вахт. У нас это можно. Не десять суток в месяц, а пятнадцать, а могу и двадцать. У нас есть пацаны, которые просто живут на своем объекте. — Еремей замер, чтобы избегнуть оргазма.

— А домой ты будешь только спать приходить? — Тело Офелии настаивало на сладостном продолжении, мечтая, как казалось Уздечкину, поглотить его целиком. — Как мне с тобой хорошо!

Офелия пришла к нему на работу вчера вечером. Вообще-то, что это за работа? Так, одно название. Не было бы в стране такого бардака, как сейчас, и всех их можно уволить. Кому они тогда нужны? Раньше-то, как батя говорит, никому и в голову не могло прийти посадить в больнице бойцов в камуфляже, да еще со спецсредствами. Да и кафе, и офисы никто не охранял. Ну стояли бабушки на заводских проходных, собачка из-под ворот тявкала, а о более крутых мерах никто и не помышлял. Мужики из их фирмы, которые еще Афган застали, говорят — там полстраны охраняет деньги, а полстраны от нищеты за этими деньгами охотится. Вот скоро и у нас так будет, если ничего не наладится.

Если подумать серьезно, то все сотрудники охранных фирм — а их по стране наверняка не меньше одного миллиона наберется! — могли бы работать на производстве или в сельском хозяйстве, — какая от этого получилась бы помощь всей стране! А они здесь тупеют и звереют. Каждый боец ненавидит тех, кого охраняет, потому что знает или догадывается о том, как эти насосы такие немереные бабки заработали. Каждый охранник мечтает о своем будущем, когда сможет из фирмы уволиться, словно о свободе, на которую он когда-нибудь выйдет после отсидки в тюрьме или службы в армии. Но уходят отсюда редко. Некуда!

Офелия любила приходить в больницу. Он думает, что ее это чем-то возбуждает. Да и ему тоже по кайфу трахаться с ней на медицинском топчане! Конечно, есть риск, что застукают, но это ему и придает азарту. Вообще-то, они уже давно договорились о том, что в случае проверки девчонка надевает на себя медицинский халат и изображает медсестру. Уздечкин уверен, что ей эта роль вполне по плечу.

Зазвонил телефон. Еремей насторожился, протянул руку, снял трубку и нажал на клавишу дальней Связи.

— «Девять миллиметров», объект девятый, пост второй. — Докладывая, Уздечкин уперся кулаками в топчан и начал плавно отжиматься над лежащей под ним Офелией.

— У тебя, что ли? — одними губами произнесла девчонка. — Зачем ты говоришь неправду?

— Тихо, тихо… — прошептал Еремей и запечатал разгоряченной ладонью уста своей любимой. — На связи.

— Кто на вахте? — раздался голос Рашида Мясигина.

— Уздечкин. Старый, это ты? Здорово! — Еремей улыбнулся, вспоминая комичные эпизоды, связанные со старшим его объекта, потерявшим нормальную дикцию из-за отсутствия большинства зубов. — Какие проблемы?

Слуфай, Ерема, ты не забыл, что сегодня участвуефь в первенстве нафей фирмы по боям без правил? — Рашид затих, прислушиваясь к безмолвному эфиру. После недолгой паузы, не желая выдавать своего любопытства по поводу реакции Уздечкина, он продолжил: — Начальство говорит, что если у тебя вахта, то выфлют замену, а ты по-любому должен быть в клубе «Вечная мерзлота».

Офелия в это время дотянулась до своей сумочки, извлекла пластмассовую коробку, вытрясла из нее розовую таблетку и сунула в рот.

— Ты не поздно принимаешь? — Еремей закрыл рукой телефонную трубку.

— Нет. Голова разболелась. — Офелия потерла для наглядности виски.

— Понял. До связи, — закончил Еремей и положил трубку. Он спустил ноги с топчана, поставил их на пол и начал выпрямляться, поднимая за собой Офелию. Она тяжело задышала и задрожала: это была ее любимая поза. Уздечкин подошел к зеркалу. Офелия повернула голову, встретила их отражение и изо всей силы сжала его своими крепкими ногами. Он сдавил руками ее бедра, чтобы она помогла ему ускорить их финал, и зашептал в ее чувственное ухо:

— Из-ви-ни ме-ня, ми-лая, нам на-до за-кан-чи-вать, а то сей-час ка-кой ни-будь бес я-вит-ся, а мы тут уп-раж-ня-ем-ся…

— Слышь, Жанка, хватит тебе дурью-то маяться! Ты теперь своей мочалкой много не заработаешь. Да ты хоть позекай на себя в зеркало и согласуйся с теми батончиками, которым еще двенадцати нет, а груди больше твоего жбана. Разницу бычишь? — Антонина Ремнева упоенно затянулась сигаретой, не сразу заметной в ее отечной руке, и прикрыла глаза. Неаккуратно нахлобученный черный парик с каракулеподобными кудрями сбился с ее головы, объявив редкие рыжие волосы. — А цена им за все услуги — не больше полтинника. Прикинь, подруга!

— Она тебе, Жанка, туфты не гонит! Мы за тебя обе сердечно переживаем. — Зоя Бросова потянулась своей миниатюрной, словно игрушечной, рукой к сигарете, зажатой пухлыми пальцами Антонины, похожими на бублики. — Тонька, дай-ка мне чинарик, ты здесь не одна багрить желаешь!

— На, кури, милая! Нам для хорошего человека говна не жалко! — Антонина сипло засмеялась, сотрясаясь болезненно полным телом. Ее узкие, заплывшие глаза непроизвольно скашивались в сторону, слова звучали ученически монотонно. — Я тебе повторяю: давай я у себя на заводе пошепчу с нужными людьми, может, тебя оформят к нам в охрану? А там что? Могут на проходную поставить, могут на пост на территории, а если повезет — доверят с собаками работать. Они там с тобой и костями поделятся, и, глядишь, еще чем-нибудь услужат.

Женщины захохотали, предъявляя отсутствие большинства зубов. Они сидели вокруг круглого стола, освещенные свечой, утвержденной в жестяной банке из-под консервов, и рыхлыми всполохами утреннего света, поступающего через оконные стекла. Примерно через каждые пятнадцать секунд их озаряло с другой стороны улицы радужным сиянием казино «Аризона», где обещали решение всех финансовых проблем и массу удовольствий от неизбежно удачной игры.