Зависть ночи

Что уж тут говорить, Грейди и сам напоминал себе Большого Брата, но тем не менее все эти семь лет продолжал отслеживать перемещения Фрэнка Темпла III. Это было незаконно, поскольку Фрэнк решительно ни к чему причастен не был, однако Грейди считал, что хотя бы это он сделать для парня может.

Долгое время компьютер, регулярно проводивший поиск отпечатков пальцев Фрэнка и его номера социального страхования, помалкивал. От Фрэнка давно уже не поступало никаких вестей, и хоть у Грейди несколько раз возникало сильное желание поговорить с мальчиком, он этого не делал. Он просто приходил каждый день на работу, бросал взгляд на календарь, показывавший, что до ухода на покой ему уже недалеко, и надеялся, что Фрэнк в поле зрения его радара так и не попадет. Грейди не хотелось бы услышать, как тот запищит.

Однако радар все же запищал, обнаружив арест в Индиане, и у Грейди, увидевшего на экране своего компьютера сообщение о нем, болезненно свело живот. Он вздохнул, начал читать подробности, а прочитав, вздохнул снова, уже с облегчением. Появление в пьяном виде в общественном месте. Второй арест за семь лет и тоже из тех, о которых можно сказать лишь одно: не велика беда. Во всяком случае, Грейди надеялся, что только это о нем сказать и можно. Сидя за письменным столом, он взглянул на силуэты небоскребов Чикаго и послал за многие мили безмолвный запрос: «Скажи мне, что ты просто валял дурака, Фрэнк. Скажи, что ты всего лишь выпил с приятелями пива и вы хохотали на улице, как радостные идиоты. Скажи, что не было ни драки, ни иного насилия. Ведь ты прошел такой долгий путь».

Долгий, долгий путь.

Фрэнку III, когда Грейди познакомился с ним, было восемнадцать. Худощавый, приятной наружности, он обладал смуглой кожей, на которой резко выделялись ярко-синие глаза, и зрелостью, какой Грейди до той поры ни в одном человеке его лет не встречал. Он отличался такой сдержанностью, что Грейди счел нужным посоветоваться с психологом.

— Никаких эмоций, — объяснил ему Грейди. — Из всех имеющихся у нас показаний следует, что отец был близок с ним, как ни с кем другим, и тем не менее он не проявляет никаких эмоций.

Эмоции проявились лишь при третьей их беседе. Фрэнк и Грейди сидели в гостиной Темплов, и Грейди, отчаянно стараясь разговорить парня, указал на фотографию в рамке: отец и сын стоят посреди бейсбольного поля — и спросил:

— Он учил вас играть?

Фрэнк взглянул на него так, точно вопрос этот позабавил его, а затем сказал:

— Хотите узнать, чему он меня учил? Тогда встаньте.

Грейди встал.

— Возьмите вон ту ручку и попробуйте ткнуть меня ею в сердце. Черт, да во что хотите. Будем считать, что это нож.

Грейди не хотелось делать этого, однако в глазах юноши читалось страшное напряжение, и Грейди произвел выпад.

Быстрота. Господи, каким же он оказался быстрым. Руки парня двигались стремительнее, чем у любого другого когда-либо виденного Грейди человека, — за долю секунды он успел вцепиться в его запястье и уткнуть острие ручки ему в горло.

— Вы не очень старались, — сказал Фрэнк Темпл III. — Попробуйте еще разок. Но теперь уж всерьез.

Он попробовал еще разок. И еще. Под конец Грейди обливался потом и дурака уже не валял. Он даже покраснел от стыда — перед ним был мальчишка, и тем не менее Грейди, имевший за плечами восемь лет службы в армии да пятнадцать в Бюро, справиться с этим мальчиком не смог.

Когда Грейди сдался, Фрэнк улыбнулся и спросил:

— А как я стреляю, посмотреть не хотите?

— Хочу, — ответил Грейди.

То, что он увидел в тире — аккуратно легшие в кучку пули, — его уже не удивило. И теперь, спустя семь лет, он смотрел в окно и говорил себе: пустяки, появление в пьяном виде на людях, ерундовое правонарушение, беспокоиться не о чем. Фрэнк был хорошим парнем, всегда был хорошим, и, пока он не ввяжется в неприятности определенного толка, с ним все будет в ажуре. Больше от него ничего и не требуется.

Фрэнка разбудил рев отъезжавшего дизельного грузовика. Он сел, увидел, что небо светлеет. Потом вылез из джипа, купил в торговом автомате «Сникерс» и сжевал его, разглядывая большую карту на стене. До Томагавка осталось всего сто миль.

Чем ближе подъезжал Фрэнк к городу, тем меньшую ощущал решимость. Может быть, самое лучшее — притвориться, что сообщения Эзры он не получил и ничего о возвращении Девина не знает? Он мог бы провести какое-то время в коттедже, остаться там на уик-энд, порыбачить. И все будет нормально. Фрэнк, Эзра, лес, озеро — хорошая получится поездка, ему давно уже хотелось совершить такую. Правда, если он повстречает Девина…

Он ехал с опущенными стеклами, и серый свет обращался в золотистый, а утренний воздух начинал нагреваться с правой стороны машины. После Уосо в воздухе повеяло новыми запахами — сосновой хвои, горящего дерева и даже, хотя озер видно еще не было, воды. Озера, с полдюжины озер, лежали в миле от автострады. Чем дальше углублялся он в сосновый лес, тем быстрее одно воспоминание сменялось другим, и Фрэнк даже поразился тому, как сильно, оказывается, любит эти места. Может быть, остаться здесь ненадолго? Впереди лето, денег ему хватит. Конечно, деньги это кровавые, но тем не менее они у него имелись.

Он миновал поворот на Томагавк и только тут вспомнил, что у него нет ни еды, ни вообще каких-либо припасов. Ладно, после того как он распакуется, нужно будет съездить куда-нибудь, поесть, закупить продукты, а затем снова вернуться к озеру.

С автострады Фрэнк съехал на пересечении с узкой, прорезавшей сосновый лес «окружной трассой У». Фрэнк проехал по ней около мили, прежде чем его нагнал серебристый «лексус», шедший на скорости миль семьдесят в час, это самое малое. Чтобы обойти Фрэнка, он сместился на встречную полосу. Должно быть, турист. И Фрэнк взглянул на номерной знак «лексуса».

Флорида.

Машина пролетела мимо серебристым пятном, вильнула, возвращаясь на свою полосу, и понеслась дальше. У Фрэнка свело мышцы шеи, ему стало трудно дышать.

Флорида.

Ничего это не значит. Машин с флоридскими номерами в стране несколько миллионов. Вероятность того, что за рулем этой сидит Девин Маттесон, бесконечно мала.

— Бесконечно мала, — произнес вслух Фрэнк, но тем не менее утопил педаль газа в пол и начал нагонять серебристый «лексус». Увидеть того, кто сидит в машине, вот и все, что ему требуется. Он прибавлял и прибавлял скорость, пока не оказался от «лексуса» на расстоянии, равном длине кузова одной машины, после чего начал вглядываться в его тонированное заднее стекло, понимая, впрочем, что водителя ему так все равно не разглядеть.

В машине ехал только один человек, мужчина. Фрэнк еще уменьшил дистанцию, напряженно вглядываясь в заднее стекло, пока не сказал самому себе:

— Это он.

Полыхнули стоп-сигналы. Фрэнк увидел красную вспышку слишком поздно, а увидев, ударил, выворачивая руль влево, по тормозам и, все еще двигаясь на скорости пятьдесят миль, врезался в угол багажника «лексуса».

— Черт!

После удара зад джипа бросило вправо, затем, по закону маятника, в обратную сторону. Фрэнк услышал голос отца, говорящий: «Инстинкт велит тебе взять влево, но ты возьми вправо». Однако все произошло слишком быстро, Фрэнк таки взял влево, а уж после этого надежда вернуть джип на дорогу стала равной нулю. Скользя на рвущихся покрышках, джип врезался боком в сосну. Фрэнк услышал треск, и тут же лицо ему залепила подушка безопасности.

Потом подушка сдулась, опала. Лицо кололо, точно иголочками, пару секунд Фрэнк просидел не шевелясь, чувствуя, как бухает сердце. Потом отбросил подушку в сторону, увидел паутину трещин на пассажирском окне, вогнувшуюся дверцу, — в общем, ничего такого уж страшного. А что с «лексусом»? С «лексусом» Девина Маттесона? Фрэнк, не успев ничего больше подумать, пошарил за своим сиденьем, нащупал металлический ящик, открыл его защелки и миг спустя уже держал в руке пистолет.