Поцелуй королевы (СИ)

А что касается купца, отбившего у него невесту, то много лет спустя судьба предоставила Томаззо шанс поквитаться за давнюю обиду. Впрочем, разве дело было в обиде? Ничего личного. Верная, истовая служба во славу Господа нашего — вот и все, чем руководствовался великий инквизитор, и ради чего не жалел ни себя, ни других. По крайней мере, так себе внушал сам Торквемадо.

Кто же виноват в том, что двуличный купец-марран предался ереси и заслужил смерть на очистительном костре? Сколько их, мерзких богохульников, вероотступников и еретиков, прошло за последние годы перед глазами? Неиссякаемы козни сатаны, хитры и изворотливы, аки змеи, его приспешники.

Господь Всемогущий, спаси и сохрани!

Инквизитор покосился на кружку с вином — хотелось пить, но еще в большей степени хотелось немного ослабить напряжение, от которого ломило в висках и перед глазами шли круги. Подумав, дополнил кружку водой из кувшина и медленно, мелкими глотками, выпил.

Сегодня все время, от самой утрени до полудня, он провел в подвале тюрьмы Святой палаты. Участвовал в допросе Бенито Гарсия, торговца шестью из Ла-Гуардия. Бенито происходил из семьи марранов. В июне его схватили на постоялом дворе деревни Асторга, что недалеко от Авилы, по подозрению в святотатстве.

В руки инквизиции Гарсия, немолодой уже человек старше пятидесяти лет, угодил случайно. У одного из местных жителей, пьянствовавших в таверне, украли деньги. Заметив пропажу, он, вместе с собутыльниками, решил проверить заплечную сумку Бенито, сидевшего за соседним столом. Там крестьяне обнаружили какие-то травы и засохшую облатку [1]. Это их изрядно разозлило вкупе с тем, что денег в сумке не нашлось. Прикосновение к освященной в церкви облатке считалось для мирянина большим святотатством, а вошедшая в раж компания почему-то решила, что облатка освящена. Значит, чужак совершает кощунство, а то и вовсе замышляет что-то недоброе против истинных христиан и церкви. К тому же по внешности и речи без труда можно было определить, что забредший в деревню старик — еврей. А это уже само по себе являлось достаточным основанием для подобных обвинений.

Возмущенные до самой глубины католической души, выпивохи изрядно отмутузили подозрительного незнакомца, а затем, набросив ему на шею веревку, отволокли к управляющему Асторги, доктору Педро де Вильяда. Его преподобие, на днях произведенный в инквизиторы Святой палаты Авилы, отнесся к происшествию с рвением и бдительностью неофита. Выслушав невнятные и путаные объяснения Гарсии, он не "умыл руки", а, наоборот, насторожился.

По указанию инквизитора Гарсию подвергли допросу с пристрастием, всыпав ему двести плетей. Но упрямец молчал, несмотря на увещевания святого отца. Тогда де Вильяда велел посадить Гарсию в тюрьму Авилы. Но и недельное пребывание в каземате не подвигло упертого маррана на откровенность.

Де Вильяде не оставалось ничего другого, как перейти к крутым мерам, в строгом соответствии с директивными указаниями, составленными собственноручно великим инквизитором Томмазо Торквемадо. Из этих инструкций, в частности, следовало: если подозреваемый ни в чем не признается, значит, он не готов к покаянию, и надо допрашивать его со всей строгостью, до получения правдивого показания. Степень правдивости, естественно, определял по собственному разумению судья-инквизитор.

К Гарсии применили одну из самых жестоких и действенных пыток — пытку водой, весьма почитаемую среди инквизиторов. Осуществлялась она следующим образом.

Жертву помещали на коротком узком устройстве, похожем на слегка наклоненную лестницу, — голова обвиняемого должна была находиться ниже ног. Затем голову жестко закрепляли кожаным ремнем, а руки и ноги туго привязывали по бокам "лестницы". В дополнение, бедра, икры и руки стягивались петлями гарроты: завязывали веревку, под нее засовывали палку и вращали, затягивая петлю как можно туже. Врезаясь в мускулы и нервные волокна, пережимая кровеносные сосуды, веревка углублялась в тело буквально до костей, доставляя жертве страшную боль. Но это являлось лишь прелюдией к пытке.

Рот жертвы палачи широко открывали и запихивали туда металлический конус — "bostezo". Ноздри затыкали пробками, поперек рта клали длинную льняную полоску, которую через "bostezo" заталкивали в горло давлением воды. По "toca" — так называли полоску — вода медленно текла внутрь. Когда вода просачивалась сквозь ткань, человек испытывал все муки удушья. Он старался проглотить воду, тем самым освобождая дорогу в свои легкие толике воздуха. Но воздуха попадало ровно столько, чтобы поддержать человека в сознании. Муки удушья не прекращались, ибо воду палачи постоянно подливали.

Время от времени "toca" вытаскивали и предлагали жертве сделать признание. В случае упорства обвиняемого, экзекуторы еще на один-два оборота затягивали петли гарроты на его конечностях и продолжали пытку водой.

Присутствовавший на допросе писарь тщательно фиксировал ход испытаний, отмечая число влитых кружек воды, которым определялась суровость пытки.

Гарсия выдержал девять кружек, что считалось большим количеством, и свидетельствовало об особой злонамеренности обвиняемого. И усилия инквизиторов не пропали даром.

Сначала Гарсия сознался в том, что крещение принял показушно, а на деле всегда продолжал исповедовать иудейскую веру: не соблюдал христианских обычаев, в церковь ходил лишь для вида, а сам, вместе с такими же нечестивцами, тайком поклонялся своему божеству. Но напрасно негодяй надеялся подобным образом провести искушенных судей. Его принудительные откровения лишь подтверждали и без того очевидную (для инквизиторов) греховность Гарсии, и относились к разряду обычных, рутинных преступлений против веры, коими бывалых борцов с ересью не удивишь.

Практика учила, что ежели вероотступник и начинал под пыткой признаваться в чем-то, то в самых незначительных злодеяниях. Поэтому де Вильяда продолжил допрос, но не сразу. На ночь Гарсии дали возможность передохнуть, а заодно и одуматься, дабы к утру покаялся во всем. Но тот не внял уговорам, не захотел по-хорошему. Хотя рыдал и клялся, что рассказал все, о чем знал и что замышлял. Пытку продолжили.

Тут марран разговорился более, назвал фамилии единоверцев-заговорщиков (пятерых марранов и шестерых иудеев) и даже признался в том, что замышляли они истреблять праведных католиков с помощью специальных ядов. Именно для этой цели предназначались травы и облатка, обнаруженные бдительными крестьянами в сумке Гарсии. Подобные умыслы, относящиеся к разряду черного колдовства, считались уже очень серьезным преступлением, достойным смертельной экзекуции. И о таких случаях следовало немедленно докладывать великому инквизитору Томаззо Торквемадо.

Получив извещение из Авилы, тот распорядился доставить Бенито Гарсию в Сеговию. Там находился доминиканский монастырь, настоятелем которого Торквемадо оставался до конца жизни, несмотря на обязанности главы испанской инквизиции и духовника Изабеллы Кастильской. Заодно великий инквизитор велел арестовать и доставить в тюрьму Святой палаты в Сеговии десятерых сообщников Гарсии.

Здесь Торквемадо лично занялся темными делами еретика и клятвопреступника. Подозрительный и фанатично жестокий, великий инквизитор не удовлетворился теми показаниями, который Гарсия дал в Авиле. Глубокая интуиция, "заточенная" на поиск врагов церкви, и огромный опыт в подобных мероприятиях, подсказывали Торквемадо — подлый марран утаивает самое главное преступление. Прекрасно разбираясь в человеческой психологии, Торквемадо велел повторить (вернее, по терминологии инквизиции, продолжить) для Гарсии пытку водой. И не выдержал, уже ранее психологически сломленный, старик, поведал, как на духу, такое, что даже у видавшего виды великого инквизитора пропал аппетит…

В дверь постучали, потом громче. Торквемадо вздернул подбородок, заморгал. Неужели задремал? Нет сил, совсем нет сил, а что делать? Кто, если не он, выжжет каленым железом ересь?