Ветер полуночи

Билл умылся теплой, ржавой водой и вышел на балкон. На запад, насколько можно было видел, тянулись равнины Йоркшира, а расстилавшимся внизу город выглядел так, словно он только что подвергся налету вражеской авиации. Большая часть района вокруг рыбного порта была уже снесена, а на южном берегу вырыт огромный котлован для бетонных доков нового порта. При свете прожекторов там сновали грузовики, работали экскаваторы, и Билл снова подумал, какой большой и важный контракт заключил Норман Стар. Далеко в море, то появляясь, то исчезая, светились огни какого-то лайнера, а над громадиной отеля «Ройял», на вершине горы по-прежнему пылал знак фирмы Стара. Билл вернулся в номер, закрыв за собой балконную дверь, и спустился в вестибюль.

Дежурная уже приготовила на одном из столиков тарелку с сандвичами.

— Надеюсь, вам понравятся, хотя у нас ничего нет, кроме сыра и ветчины.

— Сойдет и сыр и ветчина, — улыбаясь, сказал он. — Кстати, меня зовут Ирвин, Билл Ирвин. — За окнами прогрохотал еще один грузовик, взбиравшийся на косогор.

— Знаю. Я взглянула в журнал регистрации, пока вы были наверху. А я Кэй Соммерс…

Фамилия Соммерс показалась Биллу знакомой, но он никак не мог вспомнить, где и когда слыхал ее.

— Вам, должно быть, трудно управляться здесь с пьяницей-швейцаром в качестве помощника?

— Конечно, трудно. Днем, правда, на работу выходят еще трое служащих. Зато хозяева прибавили мне жалованье, ну, а, как известно, нищим выбирать не положено. У меня двое маленьких детей.

— Тогда, пожалуй, вы правы. А ваш муж?

— Он умер, но мы с ним развелись за два года до его смерти. Главной виновницей, пожалуй, была я. Даже детей суд постановил оставить мне только потому, что Поль ими совершенно не интересовался.

— Понимаю, как вам трудно приходится… — Билл взглянул в открытое лицо Кэй и заметил, что она пытается что-то скрыть. Грусть? Пожалуй, нет. Она говорила правду, и выражение ее лица свидетельствовало о чем-то другом — о жалости, любопытстве и еще о чем-то не поддающемся определению. — Бедняжка, — искренне посочувствовал он.

Кэй закурила, сделала глубокую затяжку, словно это могло помочь ей контролировать выражение своего лица.

— Не Кэй бедняжка, а бедняжка Билл. Мне так было жаль вашу жену!

— Вы и это знаете?!

Билл наклонился над столиком. Может быть, она видела его раньше?.. В тот вечер, когда была убита Мэри… Хотя телефонная будка показалась ему незнакомой, но, может быть, он все же побывал в Фелклифе в тот вечер?!

— Конечно, знаю. Как только вы вошли, я сразу подумала, что где-то встречала вас, но не могла вспомнить. Возможно, видела вашу фотографию на суперобложках… Мне очень нравилась ваша жена, Билл.

— Вы знали ее? — Задавая этот вопрос, Билл уже вспомнил один из протоколов, которые ему давал читать Керн. «Миссис Кэй Соммерс, вдова, двадцати семи лет, показала… Миссис Ирвин вышла из гостиницы в половине двенадцатого вечера и отправилась на вокзал. Она хотела уже на следующий день возвратиться в Фелклиф и поэтому взяла с собой только сумочку и небольшой портфель. Я предложила ей вызвать такси, так как начинал моросить дождь, но она сказала, что предпочитает пройтись».

— Значит, вы работали в отеле «Норт-Клифф»?

— Конечно. Почти два года, дежурным администратором. Эта гостиница принадлежит той же самой фирме, и, когда «Норт-Клифф» закрылся, мне предложили перейти сюда.

Настенные часы начали отбивать одиннадцать, и Биллу вдруг померещилось, что все в окружающем мире мертво и лишь они двое еще живы.

— Пожалуйста, Кэй, расскажите о моей жене. Вы дежурили в тот вечер? Почему она передумала и решила выехать ночным поездом?

— А тут и рассказывать нечего. Все, что мне было известно, я рассказала в полиции. — Билл снова заметил, что Кэй что-то пытается скрыть. — Ваша жена проживала в «Норт-Клиффе» около двух недель. Вы же знаете, она работала секретарем у мистера Уэйна, который проживал в гостинице «Ройял», совсем близко отсюда. Там проживали многие служащие фирмы «Стар», пока не было закончено строительство поселка, куда они переехали. Ваша жена все время моталась с места на место и часто ездила на короткое время в Лондон. За день до смерти она, по-моему, вернулась из Лондона.

— Да, да, все это мне известно, но я хочу знать, как она провела тот вечер… Вы можете точно вспомнить, что она делала?

— Точно не знаю. По-моему, все было как обычно. Накануне она ездила в Лондон и вернулась к ужину. Утром побывала в конторе строительства, что возле развалин аббатства, а потом вместе с мистером Уэйном обедала здесь.

— Обедала с Уэйном? И потом решила выехать в Лондон ночным поездом, а не дневным, как намеревалась?

— Не знаю… — Кэй покачала головой. — Дайте-ка мне вспомнить… Нет, она решила это позднее. Мистер Уэйн ушел примерно в половине третьего, а ваша жена поднялась к себе в номер, чтобы собраться. Швейцара она просила заказать такси к поезду, отходящему в пять часов, и сказала, что будет ждать такси в вестибюле. Да, я припоминаю, что видела ее там. Она сидела на диване, разглядывала какой-то журнал. Потом, должно быть, сразу же после четырех, ей позвонили. Я знаю об этом потому, что сама позвала ее к телефону.

— Вы?! — Пальцы Билла сжали бокал с виски. — Кэй, но, может быть, вы запомнили голос того, кто звонил? Это не мог быть мой голос?

— Ваш? Но в таком случае, Билл, я ничего не понимаю! Если звонили вы, почему же…

— Почему же я спрашиваю об этом? В том-то и дело. В тот день я частично потерял память и до сих пор не могу вспомнить, что я делал…

— Да? Бедный вы мой! — Кэй коснулась его руки.

— Скажите мне про голос, Кэй! — Прикосновение ее пальцев было приятным, но он хотел только одного — выяснить все, что она знала. — Я имею в виду голос человека, который звонил по телефону. Был ли это мой голос?

— Это мог быть, чей угодно голос, чей угодно, понимаете? — Кэй убрала руку и покачала головой. — И вместе с тем мне почему-то показалось, что тот человек говорил с каким-то иностранным акцентом, возможно, американским. Может быть, даже это был женский голос. Тогда я не придала этому никакого значения, но после гибели вашей жены я несколько раз спрашивала себя, не изменил ли тот, кто звонил, свой голос умышленно? Мне даже подумалось, что он говорил через носовой платок.

— Изменил голос?! Вы уверены в этом? — В таком случае вопрос о том, что звонил он, исключался. Ему незачем было менять голос, он позвал бы Мэри к телефону и, несомненно, бушевал бы, разговаривая с ней. А что, если звонил Джамбо Уэйн? Его знали в гостинице, поэтому ему имело смысл изменить голос. — Вы вполне уверены в этом, Кэй?

— Не знаю, не могу сказать… Мысль об этом пришла мне в голову только после несчастья с вашей женой.

— Ну, а потом? После того, как Мэри поговорила по телефону? Как она вела себя? Нервничала, была расстроена?

— Расстроена? Что вы! Совсем нет. Она сказала, что поедет ночным поездом, и попросила меня аннулировать заказ на такси и зарезервировать ей ужин. Пожалуй, в ней можно было заметить некоторое волнение, она была чем-то взволнована и одновременно счастлива. Словно услыхала, что на ее лотерейный билет выпал крупный выигрыш.

— Счастлива и взволнована… — Все начинало становиться на свои места. — И вы разговаривали с ней перед тем, как она ушла на вокзал?

— Да. Я рассказала в полиции. Примерно без четверти одиннадцать я спросила, не заказать ли ей другое такси, но она ответила, что предпочитает пройтись. И еще добавила, что с таким настроением, как сейчас, она может пройти пешком миль сто.

— Что еще, Кэй, скажите! — Билл взял ее за руку и вопросительно смотрел на нее. — Вы не все рассказали в полиции… Скажите же мне, Кэй! Я должен все знать.

— Но это мелочь, не имеющая никакого значения. — Кэй пыталась отнять руку, но Билл не выпускал ее. — Перед тем, как ей уйти, мы выпили… Она предложила тост…

— Тост? По какому поводу?

— Да так… За ее будущее. Она сказала, что если все удастся, то ее ждет хорошее будущее и ей никогда больше не придется ни о чем беспокоиться.