Последняя инстанция

— Ты ведь хорошо знала Бентона, — говорит Анна. — Знала его убийц, по крайней мере Кэрри Гризен, вы же в прошлом пересекались. По-твоему, что мог сказать Бентон и кому предназначались его слова? Кто выпустил пулю?

— Не получится...

— Постарайся.

Смотрю на нее.

— Кто из них двоих потерял самообладание? — Она толкает меня в запретную зону, туда, куда я не смела входить.

— Она, — вытягиваю откуда-то из глубин подсознания. — Кэрри. Это было что-то личное. Она давно вокруг Бентона крутилась, с самого начала, когда еще работала в Квонтико, на базе ФБР, занимаясь инженерными разработками.

— И там давным-давно, лет десять назад, познакомилась с Люси.

— Да, Бентон знал Кэрри, изучил ее змеиную натуру, насколько возможно изучить пресмыкающегося, — добавляю я.

— Что он ей сказал? — Анна не сводит с меня глаз.

— Наверно, что-нибудь про Люси. И Кэрри сочла это оскорбительным. Он стал над ней издеваться, поддразнивать на тему былой любви, так я полагаю. — Мысли напрямую текут из подсознания, тут же облекаясь в слова. Мне даже думать не приходится.

— В Квонтико Кэрри и Люси стали любовницами. — Анна добавляет очередную порцию дегтя. — Они вместе работали над проблемой искусственного интеллекта.

— Люси была тогда совсем девчонкой, стажером, и Кэрри ее совратила. Я сама ее туда устроила, — горестно добавляю я. — Собственными руками. Влиятельная тетушка с правильными связями.

— Получилось не совсем так, как ты предполагала, верно? — угадывает Анна.

— Кэрри ею воспользовалась...

— Сделала Люси лесбиянкой?

— Ну уж нет, вывод слишком смелый, — говорю я. — Лесбиянками рождаются, а не становятся.

— Итак, Кэрри убила Бентона? Это не слишком смелое предположение?

— Анна, я не знаю.

— Мимолетное прошлое, личная история. Да. Бентон что-то сказал про Люси, Кэрри вышла из себя и сгоряча его пристрелила. Так что он умер не так, как планировали его умертвить преступники. — В голосе Анны звучит триумф. — Не вышло.

Я безмолвно покачиваюсь в кресле, глядя, как серое утро разражается бурей. Ветер жестокими порывами взметает голые ветви и плети плюша в заднем дворике, и тут же вспоминается, как сердитая яблоня швырялась плодами в Дороти из книжки «Волшебник из страны Оз». Анна без единого слова встает, будто давая знак, что сеанс окончен. Пошла заняться делами по дому. Я остаюсь одна. На сегодня достаточно наговорились. Я решаю ретироваться в кухню, где около полудня меня находит Люси, вернувшаяся из спортзала. Когда племяшка появляется в дверях, я как раз открываю банку с помидорами, а на плите булькает кислый соус в начальной стадии приготовления.

— Помочь? — Люси окидывает взглядом репчатый лук, перец и грибы, уже подготовленные на разделочной доске. — С одной рукой-то не больно ловко управляться.

— Бери табурет, — говорю ей. — Ты удивишься, насколько я самостоятельна. Вполне могу о себе позаботиться. — С напускной храбростью я без посторонней помощи открываю наконец банку, а Люси с улыбкой придвигает с дальнего конца рабочего стола табурет и усаживается. Одежду для пробежек она снять не потрудилась, в глазах светится хитрый огонек — так рано поутру на водной глади играют солнечные зайчики. Придерживая луковицу двумя пальцами обездвиженной руки, начинаю строгать.

— Помнишь, как мы играли? — Раскладываю луковые колечки на доске и начинаю их крошить. — Тебе тогда лет десять было. Или такую давность из головы выкинула? Ну уж я-то нипочем не забуду, — говорю ей таким тоном, словно желая напомнить, какой несносной девчонкой она была. — Ты себе не представляешь, сколько раз я готова была устроить тебе выговор и отправить с глаз долой при удобном случае, — смело давлю на больную мозоль. После разговора с Анной будто море по колено: меня теперь ничем не пронять.

— Ну не так уж я была и безнадежна. — Игривый огонек у Люси в глазах сверкает не случайно: обожает слушать, каким ходячим кошмаром она была в детстве, когда приехала ко мне жить.

Бросаю в соус пригоршни рубленого лука, помешиваю.

— А помнишь, как мы в сыворотку правды играли? — спрашиваю я. — Бывало, приду домой с работы, а у тебя лицо такое плутоватое — точно что-то натворила. Помнишь большое красное кресло в гостиной? У камина, в моем старом доме на Виндзор-фармс. Ты в него усаживалась, я наливала тебе стакан сока и говорила, что это сыворотка правды. Ты выпивала и тут же сознавалась.

— Вроде как в тот раз, когда я, пока тебя не было, отформатировала компьютер. — Она заходится смехом.

— Ребенку десять лет, а он уже форматирует жесткий диск. Меня чуть инфаркт не хватил! — припоминаю я.

— И зря, я ведь сначала все файлы сохранила в специальном месте. Просто хотелось посмотреть, как ты разозлишься. — Ее здорово все это забавляет.

— Да уж, я тебя тогда чуть домой не отправила. — Обтираю пальцы левой руки вафельным полотенцем, опасаясь, как бы гипс не пропах луком. Душу пронзила сладкая тоска по минувшему. Не помню, почему именно в ту первую поездку в Ричмонд Люси осталась погостить у меня, но с детьми я никогда не умела возиться, да еще и жутко уставала на работе. У Дороти тоже что-то не ладилось; вроде сестра заново вышла замуж. Может быть, я сама дала слабинку. Люси меня обожала, а я — человек, любовью не избалованный. Когда я приезжала навестить девчонку в Майами, она ходила за мной как привязанная, неотступно следуя по пятам, словно за мячом на футбольном поле.

— Все равно ты бы меня не отослала. — Люси вызывает на спор, хотя в ее глазах и мелькает искорка сомнения, страх остаться ненужной, подпитанный обстоятельствами ее жизни.

— Просто мне казалось, что я недостаточно уделяю тебе внимания и плохо о тебе забочусь, — отвечаю я, опершись на раковину. — Так-то я души в тебе не чаяла, маленькая безобразница. — Она снова смеется. — Нет, конечно, никуда бы ты от меня не делась. Что бы мы друг без друга делали? — качаю головой. — Слава Богу, что у нас была такая игра. Как бы я еще узнала, что ты затеваешь и в какую передрягу угодила, пока я на работе пропадаю? Ну так что, соку или, может быть, винца? Выложишь наконец, что с тобой стряслось? Яже не маленькая, Люси. Ты ведь не ради забавы в отеле поселилась. Тут явно что-то нечисто.

— Знаешь, не я первая, не я последняя. Не терпят они нашу братию, — начинает племяшка.

— Да уж, не последняя — это точно, — отвечаю.

— Помнишь Тиун Макговерн?

— До конца жизни не забуду. — Тиун Макговерн была наставником Люси в филадельфийском отделении АТФ. Женщина сама по себе неординарная, она после гибели Бентона серьезно мне помогала. — Ради Бога, с ней-то ничего не стряслось? — обеспокоилась я.

— Она уже где-то с полгода как ушла оттуда, — отвечает Люси. — Видно, АТФ хотело перевести ее в Лос-Анджелес, поставить ответственной над тамошними подразделениями. Хуже участи не придумаешь. В Лос-Анджелес нашего брата калачом не заманишь.

А согласись Тиун — стала бы называться специальным ответственным агентом; мало кому из женщин федеральных правоохранительных органов выпадает руководить целыми подразделениями. Дальше Люси рассказывает, что Макговерн написала прошение об отставке и начала практиковать в частном порядке, устроив собственное сыскное бюро.

— «Последняя инстанция», — говорит Люси, все больше и больше оживляясь. — Крутое названьице, правда? Основную деятельность развернули в Нью-Йорке. Тиун свела всех в одну большую бригаду: следователи по поджогам и бомбам, копы, адвокаты, всякий полезный народец на случай неприятностей. Не прошло и полгода, а у нее уже своя клиентура. Вроде как не фирма, а тайное общество образовалось. И молва пошла: припекло — звони в «Последнюю инстанцию», туда все отправляются, когда больше идти некуда.

Помешиваю булькающий на плите томатный соус, снимаю пробу.

— Я так поняла, вы с Тиун плотно контачите с тех пор, как ты уехала из Филадельфии. — Вливаю в кастрюльку пару чайных ложек оливкового масла. — Эх. Ладно, сюда подойдет, а для салата не годится. — Беру в руку бутылочку и хмурюсь. — Давить оливки вместе с косточками — все равно что выжимать сок из апельсина в кожуре: получай по заслугам.