Метро: Башня. Метро. Эпидемия. Трилогия (СИ)

— О! — в голосе Петухова послышалось облегчение. — Кажется, все уже в порядке. Помогло.

— Вот и молодец. Отдышись. — Полковник выдержал паузу. — Ну что? Готов?

— Ага.

— Постучи еще разок. Может быть, дверь и откроется. На этот раз.

Он повесил мокрый платок на запястье, закрыл глаза и прислушался.

Раздался троекратный отрывистый стук. Ковалев на секунду замер. На обратной стороне век возник мысленный образ: ненавистный кусок металла, закрывающий выход. Он плавно нажал на спуск, выстрелил и затем, убрав пистолет за спину, разбежался и пнул ногой в дверь.

Дверь затрещала и немного подалась. Полковник бил еще и еще, но дверь больше не двигалась с места.

— Коля! — полковник хотел подбодрить Петухова. — Дело пошло на лад. Я занял главную диагональ. Одна дамка уже есть, еще парочку — и я ее поймаю. Ты помнишь, как делается треугольник Петрова? Как тремя дамками поймать одну?

— Угу, — задушенно отозвался управляющий.

— Ну и хорошо. Давай, Коля. Помоги мне еще немножко.

Ковалев пружинисто согнул ноги в коленях, вытянул руки и закрыл глаза.

Опять троекратный отрывистый стук.

Он помедлил всего секунду: задумался, что произойдет, если пуля вдруг даст рикошет? Почему-то раньше он об этом не задумывался — не было ни времени, ни желания. Какая разница, если приемлемого выхода все равно нет? Конечно, он рисковал и прекрасно отдавал себе в этом отчет, но до этой секунды считал риск вполне обоснованным. Он и сейчас считал его обоснованным, но…

Но почему-то эта мысль пришла ему в голову, промелькнула, как яркая вспышка молнии, за долю секунды до другой вспышки — пистолетного выстрела…

Петухов зажмурился, оранжевый сноп пороховых газов принес кислый запах и волну горячего воздуха.

— Гхап! — Ковалев издал булькающий звук и покачнулся. — Аааллль…

— Алексей Геннадьевич!

Петухов прислушался. Стало тихо.

— Алексей Геннадьевич! В чем дело?

Управляющий оттолкнулся спиной от стены и бросился вперед. Послышался стук падающего тела и тихое, певучее журчание. В темноте Петухов запнулся о тело полковника и с грохотом упал, в кровь раздирая руки об острые кусочки стекла. Колени его уткнулись во что-то мягкое, вздрогнувшее от удара.

— Алексей Геннадьевич! Ковалев!

Управляющий шарил в темноте руками, ощупывал тело полковника, переворачивал его и тряс. Пальцы нашли нос Ковалева, щеки, и Петухов ощутил горячую липкую жидкость, заливавшую лицо. Борясь со страхом и отвращением, он осторожно, словно снимал невидимую паутину, провел рукой по лицу полковника. Над одной щекой была привычная выпуклость глаза, Петухов даже почувствовал, как он бешено вращается в глазнице, а над второй…

Дыра. Огромная дыра, из которой толчками вытекала густая горячая масса.

— Алексей Геннадьевич! Алексей Геннадьевич! — Петухов не выдержал и заплакал. Еще немного — и он зарыдал в голос, обхватив себя за плечи и раскачиваясь из стороны в cторону. — Алексей Геннадьевич! — Он на все лады повторял имя полковника, будто это могло что-то исправить. Ничего другого он сказать не мог. В голове не осталось больше мыслей, а языку требовалось что-то говорить.

Ковалев тихо закашлялся. Петухов взял свой платок и прижал его к губам полковника.

— Дышите! Дышите! Все нормально! Все хорошо!

Он ощутил, как раздвинулись губы Ковалева, а потом тихий булькающий голос произнес:

— Бесполезно, Коля… Расческа… Бесполезно…

По телу Ковалева побежала крупная дрожь. Петухов услышал отрывистый стук. Стук учащался и становился все громче. Они словно поменялись ролями: теперь Ковалев стучал, а он должен был стрелять… Управляющий прогнал эту абсурдную мысль и вдруг понял, что это за стук. Это умирающий в агонии бился своей смешной лысой головой об пол.

Петухов стряхнул охватившее его оцепенение. Он подумал, что сейчас это важно… очень важно — поднять его голову, не допустить, чтобы он мучился последние секунды.

Управляющий обхватил шею полковника и поднял его голову над полом, просунул под спину колено и крепко обнял своего партнера по шашкам.

— Алексей Геннадьевич…

Он не ожидал, что Ковалев скажет еще хоть что-нибудь, но полковник собрался и сказал — так тихо, что его слова прозвучали, словно шелест влажных листьев на ветру:

— Пытайся…

Агония продолжалась еще около двух минут, которые, казалось, тянулись бесконечно. Затем Ковалев в последний раз дернулся и затих.

Петухов шмыгнул носом и утер слезы. Он долго лазил по полу в поисках пистолета. Наконец он нашел увесистый кусок металла с ребристой рукоятью, еще хранившей тепло ладони полковника.

«Пытайся… Если бы еще знать как?»

Но выхода не было. Он должен был выбраться отсюда — во что бы то ни стало.

Вот только…

— Кто же будет стучать, Алексей Геннадьевич? — Он не удержался и снова заплакал.

Дубенский понял, что зря потерял время. Проехать к Башне на машине не получилось. Напрасно он уверял милиционеров из оцепления, что «я должен, понимаете, я просто обязан быть там!» — ничего не помогало. Внутрь оцепления машины не пускали.

Он бросил «Тойоту» на перекрестке проспекта маршала Жукова и бульвара генерала Карбышева и побежал к Башне. Как оказалось, напрасно.

Спасатели разъяснили, что двери заблокированы, а Дубенский лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что это означает. Башню строили на совесть — во многом благодаря его стараниям.

Он развернулся и побежал назад, к машине, проклиная себя за тупость. «Ну почему я не зашел домой? Почему не взял телефон?»

Вроде бы у него было объяснение — торопился поскорее попасть в Башню… Надеялся, что, поднявшись на технический этаж, быстро во всем разберется и по возможности сумеет нейтрализовать ситуацию… Вроде бы все правильно, и никто не посмел бы его в этом упрекнуть…

Но… Главный управляющий на то и главный, что должен предвидеть абсолютно все. А он не смог.

«Что там случилось? Что там такое стряслось? Что вообще могло произойти с МОЕЙ Башней?»

Это слово «МОЕЙ» — главное, ключевое слово — подстегнуло его не хуже удара бича, Дубенский, удивляясь, откуда у него берутся силы, побежал еще быстрее.

«А чем там занимается Петухов? Ковыряет в носу?»

Это было на него не похоже, Николай был хорошим управляющим, к тому же он отлично знал компьютер и мог в случае чего внести необходимые коррективы в работу системы.

Программа была достаточно дружелюбна по отношению к пользователю — в том смысле, что при необходимости в нее можно было внести изменения, и она продолжала бы работать без сбоев…

«Была… Но что с ней случилось?»

Дубенский вернулся к «Тойоте», отметив по часам, что потерял почти тридцать минут впустую. Тридцать минут, когда счет, быть может, шел на секунды.

Он задыхался от быстрого бега, футболка стала мокрой — хоть выжимай. Михаил запрыгнул в машину, завел двигатель и помчался домой.

«Ну, хоть с этим повезло. Дом близко».

Наверное, в этом был смысл. Мерзликин не ошибался.

— Дом — это дом, — говорил он. — А работа — это работа. Не обижайся, Миша, но квартиру в Башне ты не получишь. Чтобы глаз не замыливался. Понимаешь, о чем я говорю?

Тогда он не понимал. Более того, подозревал босса в жадности и скупости, но ведь Мерзликин и сам не захотел жить в Башне. Его вполне устраивал коттедж под Истрой, кстати, чересчур скромный для владельца крупного строительного концерна.

Правда, у босса был еще домик в Испании. И вилла в Сардинии. Словом, квартира в Башне была ему не нужна. Он и не хотел там жить, говорил: «Боюсь высоты. Я люблю ступить с крылечка прямо на травку. Все эти небоскребы… — он махал рукой, — для идиотов».

Сейчас Михаил был ему благодарен. Хорош бы он был — Главный управляющий, запертый в собственной Башне!

Внезапно ему пришла в голову мысль, что, очутись он в эту минуту там, внутри, то смог бы сделать не больше, чем Петухов. А так…