Бангкок-8

— Поверь, Сончай, я понятия не имел, что Брэдли должен был вчера умереть. И не собираюсь мешать тебе, куда бы ни завело расследование. — И в ответ на мой вопросительный взгляд добавил: — Я обещал брату присматривать за вами обоими. Потерять одного из вас — очень плохо. Мой брат — архат. Данное таким людям обещание принято держать, особенно если вас связывают кровные узы. Клянусь, что бы ни замышлял Брэдли, это не имеет никакого отношения ко мне.

Немного помолчав, мы снова приступили к еде.

— Я выяснил через Интернет адрес Брэдли, — небрежно заметил я. — И съездил к нему домой.

Полковник поднял на меня глаза:

— Вот как? Обнаружил что-нибудь?

— Если я задам вам вопрос, вы ответите на него прямо? Или я пешка в вашей игре с ЦРУ в Лаосе или с ФБР в Вашингтоне или американском посольстве?

— Клянусь тебе, Сончай. А если лгу, пусть меня покарает Будда.

— Потрясающая женщина лет около тридцати, наполовину негритянка, наполовину тайка, высокая, не меньше шести футов, длинные ноги, красивая грудь, волосы выкрашены во все цвета радуги, аккуратный пирсинг на пупке: нефритовый шарик на золотом стерженьке. Кто она такая?

Босс пригубил виски.

— Полагаешь, я должен знать?

— Ваш бар находится в центре района красных фонарей. Девушки постоянно крутятся здесь, ходят на Нана-плаза и обратно, ищут, где лучше. Вы знаете о торговле телом все как свои пять пальцев.

— Ты хочешь сказать, что она — проститутка?

— А кем она еще может быть?

— Ты ее подозреваешь?

— Возможно, она чья-то сообщница. Ни одна женщина не способна организовать подобное дело в одиночку. Я до сих пор не понимаю, как все это выполнено. Как удалось напичкать наркотиками взрослого питона и еще двадцать кобр и заставить их искусать определенного человека в нужный момент? Такое дело требует четкой организации и нескольких исполнителей. Я до сих пор не могу понять, к чему вся эта затея со змеями. Ну так кто она такая?

Глава 19

— Кто я, по-твоему? Идиот? — Полковник был уже пьян и, не отвечая на мой вопрос, оседлал своего любимого конька — начал рассуждать, в чем разница между Востоком и Западом. — Разве я не понимаю, что ко мне в любой момент могут привязаться с вопросами? Какая-нибудь армейская сволочь, или охочий покопаться в грязном белье журналист, или подлец, который метит на мое место. Начнут тыкать пальцем: у него яхта, у него домик на севере и бунгало на Самуи. Зачем мне столько добра? Не спокойнее ли жить без него? Как ты считаешь, почему я держу свою недвижимость у всех на виду, а не продал и не положил деньги в швейцарский банк?

— Потому что это Азия.

— Именно. Если я хочу делать свою работу как надо, то должен сохранять лицо. Пусть мои недруги знают, что у меня есть боевая казна и я имею возможность расплатиться с кем надо. Разве можно удержаться на скользкой вершине, если ты скромный коп, который только и знает, что исправно перебирает папки с делами? Непременно кто-нибудь оклевещет. И что тогда делать, если нет денег заплатить адвокатам? Если нет денег купить сенаторов и членов парламента? Как себя защитить? Как отбиться от врагов?

— Очень трудно.

— Я с самого начала завидовал тебе и твоему напарнику, потому что вы решили не продвигаться по службе. Да и как вы могли это сделать без денег? Я восхищался вами. Вы не вносили долю в общую копилку, но я с этим мирился. Защищал от тех, кто говорил, что вы мухлюете. Отвечал, что в каждом участке должен работать хотя бы один коп, который не берет мзды. Нам повезло: у нас таких целых два. Мы можем выставлять их в качестве блестящего примера: истинные буддисты, полумонахи, полуполицейские. Кроме того, убеждал, что ты прекрасно говоришь по-английски, а это просто находка для района, если надо организовать выступление перед иностранными газетчиками. Сколько раз ты общался с зарубежными корреспондентами?

— Сотню, десяток уж точно.

Каждый раз, когда в Восьмом районе гремел скандал, вызывавший острый интерес за границей, ну например — сумасбродная расправа над пятнадцатью торговцами наркотиками, полковник выставлял меня перед камерами и моя физиономия мелькала на экранах телевизоров всего света.

— Ты делал это блестяще. Какая твоя любимая фраза? Она мне очень нравится.

— Таиланд — буддистское общество, готовое отстаивать достоинство граждан и их права, но богатые страны мира должны сознавать, что у нас не всегда достаточно средств, чтобы соответствовать наивысшим стандартам в деле охраны закона, которые, если говорить откровенно, являются роскошью тех, кто первым вступил на путь индустриализации.

Полковник от восторга захлопал в ладоши.

— Блестяще! Я тебе говорил, что сам начальник полиции как-то сказал: «Как здорово он подходит на роль вывески»?

— Говорили. Но от этого я не получу повышения. Вы меня об этом предупреждали.

Босс вздохнул.

— Видишь ли, Сончай, единственное различие между нами заключается в том, что ты человек будущего, а я человек настоящего. А мы, к сожалению, живем в настоящем.

Он прервался и посмотрел на девушку, которая принесла нам новую бутылку «Меконга», еще улиток, риса, жаренного в меде цыпленка, соус чили, нарезанные ломтиками перцы чили и две запотевшие бутылки пива «Клостер». Она почтительно, хотя и немного игриво, поклонилась полковнику. Это была самая красивая девушка в баре, и она чаще других обслуживала хозяина. Он махнул ей рукой, рассмеялся и продолжил:

— А настоящее таково, что приходится опасаться не только врагов, но и друзей. Друзей, пожалуй, даже больше, чем врагов. В каком районе мы работаем? Кто здесь проживает: рвущиеся сделать карьеру яппи, интернетовские фанаты, законопослушные юристы, врачи и дантисты?

Я замешкался с ответом, потому что набил полный рот курятиной с рисом. Курятина — для насыщения, а шарики клейкого риса поглощают алкоголь и чили. Никогда в жизни я не был настолько уверен в том, что серьезно болен.

— Отнюдь, — продолжал полковник. — Здесь у нас сплошная помойка. А к тем, кто работает на помойке, следует относиться иначе, чем к тем, кто заправляет на бирже. Мой народ не простит, если я выставлю себя мелюзгой. Я не обману таких смышленых, как ты, и потому даже не пытаюсь. Я не Супермен. Но народ хочет Супермена, а это требует… — «Яхты, бунгало и т. д.», — подсказал про себя я, пока босс продолжал свою напыщенную тираду: — Есть гангстеры, которые дают беднякам миллионы, а есть честные люди, которые разглагольствуют о сострадании, но ничего не дают. А теперь скажи мне, умник, кого предпочтут бедняки?

— Гангстеров, — выдавил я. Ощущения в желудке были весьма отвратительны, и я боялся, что придется бежать в туалет на самом патетическом месте. Так и оказалось, стоило мне подняться.

— Сончай, клянусь тебе, я не встречал женщины с такой внешностью, которую ты описал. А если бы встречал, если бы она оказалась настолько хороша, как ты сказал, я бы пригласил ее к себе на яхту — ты меня знаешь. — Старик ухмыльнулся и махнул рукой, отпуская меня.

Я бросился к двери с табличкой «Для мужчин». По пути оглянулся на пышущего здоровьем и довольством полицейского — тот шлепал по заднице свою любимицу, которая, как только я удалился, подскочила к хозяину наполнить стакан.

В туалете я пробыл долго, а когда вновь появился в баре, старик уже ушел. Это очень было похоже на полковника — проявить сострадание, когда его меньше всего ждали: он прервал обед, которым явно наслаждался, и распорядился отвести меня наверх, в комнату, где девушки по-быстрому обслуживали клиентов. Я не хотел здесь спать, а тем более, глядя на девушку, провожавшую меня по лестнице, видеть в ней мать, какой она была двадцать пять лет назад, но понимал, что появляться на улице мне нельзя. Из боязни испачкать во сне кровать я лег на пол и отключился. Что мне могло присниться после такого банкета, как не Париж?

Неподалеку от театра «Опера» в кафе под застекленным навесом, который занимал три четверти тротуара, официанты были еще грубее и заносчивее, чем в других местах. Мать мне тогда сказала: