Узы крови

— Действуйте по плану. В порядке очереди. И никаких выстрелов в голову.

Стрелок пересчитал банкноты и пожал плечами:

— Как хотите. А это письмо в газету — ваша идея?

— Да, — тихо произнес невидимый водитель. — Я решил устроить что-то вроде дымовой завесы. Впрочем, вам это несколько осложнит жизнь.

— Чем это?

— Ну, они будут наготове. Усилят охрану.

Стрелок покачал головой:

— Мне без разницы.

— Люблю профессионалов, — одобрительно кивнул водитель.

Тонированное стекло плавно закрылось, и черный автомобиль, как призрак, абсолютно бесшумно выскользнул из гаража.

Стрелок, называвший себя Римо Уильямс, сел в свою машину и, как было приказано, некоторое время выждал.

Что и говорить, дельце было с придурью, он не любил такие. Игры какие-то: письма, туда стреляй, сюда не стреляй. Профессиональней — чистый удар, желательно под покровом ночи. И дело с концом. От этого же слишком несло вендеттой.

Он посмотрел на часы. Условленные пять минут истекли. Он завел машину и выехал из гаража. Шпионить за клиентом смысла не было. Во-первых, за это время он укатил далеко. А во-вторых, хороший профессионал внимательно следит за деталями. Детали — это все. Выехать сразу за ним и через пять минут оказаться бок о бок у светофора — глупость. Клиенты от таких вещей нервничают.

Стрелка ничуть не интересовало имя человека, который нанял его проколоть четыре ведущих детройтских колеса. Ни на одну секунду не поверил он в то, что клиент и впрямь псих, съехавший на охране окружающей среды, и жаждет крови автопромышленников только потому, что автомобили, видите ли, загрязняют воздух. Но какая ему разница? Лишь бы платили.

Если его что и беспокоило, так это требование не стрелять жертвам в голову. Клиенту следовало бы знать, что стопроцентно надежны как раз только такие выстрелы. Ты можешь весь вечер палить парню в грудь, а он все равно останется жив-живехонек.

Видал он такие случаи, что называется, своими глазами. Взять, к примеру, его первое задание. Жертву звали Энтони Сенаро-Носатый, мастодонт был, а не человек, и вклинился невпопад в дела дона с подпольной лотереей в Бруклине.

Сенаро предупредили, и он смылся в Чикаго.

Стрелок отыскал его там, тот таскал тюки на складе. Дождался перерыва на обед, подошел вплотную и всадил ему в грудь три пули кряду. Носатый взвыл, как бык, и кинулся на обидчика.

Он выпустил в Носатого всю обойму. Все вокруг было залито кровью, но Сенаро пер и пер, как грузовик, сорвавшийся с тормозов.

Стрелок, не выдержав, побежал, и Сенаро целый час гонял его по всему складу. Наконец загнал в угол, схватил за горло и стал душить. И как раз в тот миг, когда белый свет совсем уже было померк в глазах стрелка, Сенаро вздохнул, как кузнечный мех, и рухнул от потери крови.

Стрелок выполз из-под туши Носатого, оставив свой башмак в его намертво сжатых руках. А Сенаро потом очухался и со временем даже сделал себе в Чикаго имя.

Дон проявил полное понимание.

— Это всегда трудно, — сказал он, — в первый-то раз, а? Первый блин комом, так всегда и бывает.

— В другой раз я его достану, — пообещал стрелок дону Педро, хотя желудок его содрогался при мысли о том, чтобы увидеться с Носатым еще разок.

— Другого не будет. Ни для тебя, ни для Носатого. Вы оба счастливчики, вам повезло выжить. Сенаро нас больше не побеспокоит. Он заслужил жизнь. А ты заслужил наше уважение. У нас для тебя будет много работы.

С другими заданиями он справился лучше и со временем тоже сделал себе имя.

Предпочитая выстрелы в голову. Так что это ограничение его беспокоило. Как непрофессиональное.

Однако клиент всегда прав.

По крайней мере, пока.

Дрейк Мэнген совещался по телефону с Джеймсом Ривеллом, президентом «Дженерал автос компани», и Хьюбертом Миллисом, главой «Америкэн автос».

— Что будем делать? — спрашивал Ривелл. — Этот наглец Лаваллет перенес свою пресс-конференцию на завтра, и мы все приглашены. Идем или не идем?

— Куда денешься, — сказал Миллис. — Не можем же мы показать всему свету, что боимся Лаваллета и этой его ублюдочной сверхсекретной машины.

Надеюсь, она даже не заведется.

— Ох, не знаю, — сказал Мэнген. — Как бы нас там не перестреляли.

— А охрана для чего? Пусть поработают, — сказал Миллис. — Но знаете, что застряло у меня, как кость в горле?

— Что? — спросил Мэнген.

— Что в свое время Лаваллет работал на каждого из нас, и все мы его выперли.

— Еще бы не выпереть! Он предложил нам снять всю красоту с «кадиллака»!

— вспомнил Ривелл. — Недоумок!

— Нет, — сказал Миллис, — не увольнять надо было сукина сына. Убить. И не было б у нас сейчас этой головной боли.

— Может, еще не поздно, — хмыкнул Мэнген. — Ну, значит, договорились.

Завтра на пресс-конференции.

Ладно, он пойдет, но будь он проклят, если пойдет без своего корейца. Сам президент Соединенных Штатов сказал, что старый пень сумеет защитить Мэнгена, а Мэнген не может не верить своему президенту. Как его там... а, да, Чиун. Пусть этот Чиун всюду за ним и ходит.

Кроме того места, куда он собирается сегодня вечером.

Что ни говори, а старый пень умел-таки обращаться с подчиненными. Дрейк Мэнген не мог этого не признать.

После того, как Мэнген освободил кабинет, Чиун решил: неплохо бы на двери что-то нарисовать. Он велел секретарше послать за заведующим отделом покраски автомобильных корпусов.

Дверь оставалась открытой, и Мэнген слышал весь разговор, сидя у стола секретарши.

— Нарисуешь на двери новую надпись, — распорядился Чиун.

— Я не разрисовываю дверей, — ответил заведующий отделом.

— Погоди. Ты художник или нет?

— Да. Я отвечаю за внешний вид автомобильного корпуса.

— Но то, о чем я прошу тебя, гораздо легче, чем раскрасить машину!

— Нет, ни за что! Красить двери не входит в мои обязанности, — вконец разгневался заведующий отделом.

— Кто тебе это сказал? — поинтересовался Чиун.

— Профсоюз. В трудовом договоре сказано: дверей я не крашу.

— Это указание отныне теряет свою силу, — сказал Чиун. — С сегодняшнего дня ты отвечаешь за разрисовывание дверей для меня. Начиная вот с этой.

— С какой это стати? И кто вы, вообще говоря, такой?

— Я Чиун.

— Ну хватит, я ухожу, — сказал заведующий отделом. — И в профсоюзе немедленно об этом узнают.

Со своего места в приемной Мэнген услышал сдавленный стон. Он вытянул шею и заглянул в дверь. Старый кореец, страшно подумать, выкручивал заведующему ухо.

— Я хочу, чтобы краска была золотой.

— Да, сэр, да, — бормотал заведующий. — Я уже иду за краской.

— Даю тебе пять минут, — сказал Чиун. — Через пять минут не вернешься, приду за тобой сам. И вряд ли тебе это понравится.

Заведующего отделом как ветром сдуло. Лифт не торопился явиться на зов, и он пешком рванул вниз по лестнице.

На Дрейка Мэнгена это произвело большое впечатление. Надо же, выкручивание ушей как метод улаживания трудовых отношений! А ему и в голову не приходило прибегнуть к нему в своих многотрудных борениях с профессиональным союзом.

Говорят же, век живи — век учись.

Теперь дверь, из-за которой разгорелся сыр-бор, была закрыта. Заведующий отделом, стоя перед ней на коленях, выводил последние буквы надписи, сочиненной Чиуном.

Она гласила: «ЕГО ВНУШАЮЩЕЕ СТРАХ ВЕЛИКОЛЕПИЕ».

Мэнген рассудил, что Чиун, пока художник не закончит, из кабинета не выйдет, и, прытко подойдя к лифту, нажал кнопку вызова.

— Уходите, мистер Мэнген? Я предупрежу Мастера Чиуна.

— Нет! Не делайте этого!

— Но он — ваш телохранитель!

— Только не сегодня. У меня очень важная деловая встреча. Передайте ему — увидимся утром.

Лифт открылся, и как только Мэнген ступил внутрь, его секретарша связалась с Чиуном по интеркому:

— Мастер Чиун, мистер Мэнген только что ушел. Я думаю, вам следует знать об этом.

Чиун распахнул дверь, помедлил, чтобы прочитать надпись, и снисходительно потрепал художника по голове.