Дважды не живут

– Нет, Танцор, наш новый друг нас на хрен утопит, – мрачно изрекла Стрелка, прочтя письмо. – С такой ломовой жадностью и без всяких тормозов!

– Во-во! – решил малость попаясничать Танцор, который был бессилен изжить в себе актера. – Не только без тормозов, но и без всяких нравственных принципов. Такой не задумываясь порешит старушку, чтобы овладеть ее закладами. Глазом не моргнет. Его можно только за пивом посылать. Да и то по ночам, чтобы по дороге нищих в метро не бомбил. Жадность – это двигатель чего? Ну, с трех раз!

– Катафалка.

– Нет, глупая! Жадность – это двигатель ранней стадии земной эволюции. Когда крошечные атомы начали захватывать и порабощать как можно больше своих собратьев, образуя простейшие молекулы. Молекулы тоже начали пожирать себе подобных. Появились сложные белковые соединения. Потом возникли вши и блохи которые в конце концов доросли до слонов и китов Наш друг Следопыт хочет стать суперкитом. И ничего предосудительного я в этом не вижу.

И сразу же засуетился. Зачем-то полез в шкаф, перерыл все полки. Заметался по комнате, словно что-то искал.

Танцор нервничал.

Стрелка видела его всяким: наглым, ловким, удачливым. Иногда нерешительным и сомневающимся. Однажды даже видела, как он откровенно трусит. Но чтобы нервничал – такого пока не было.

Села, закурила и стала с интересом наблюдать эту необычную фазу Танцора.

Он уловил это любопытство и понял его причина

– Что, изумлена, мать? Да, блин, волнуюсь. Волнуюсь, следовательно, существую… Следовательно, существую не как программоид, а человек.

– А с чего ты взял, что программоид волноваться: не может? Волноваться не может киборг, потому что у него локальные мозги. Короче, чего это ты так завелся?

– Как же мне не завестись, когда дома бардак с твоего попустительства?! Был галстук, и нет галстука!

– Да ты перегрелся, мой друг, – сказала Стрелка с большим изумлением, положив руки ему на плечи и заглянув в глаза. – Может, в последнее время слишком много секса было? Никак в Петролеум намылился? Сели и обсудили кажущуюся дикой затею Танцора. В конце концов Стрелка согласилась с тем, что идти надо. Чтобы убедиться в том, что дискету несли именно в эту контору. Не продавать, а только выяснить. Потому что прошло уже две недели, а они были, словно кот с кошкой в мешке, которых кто-то куда-то тащил против их воли. То ли к реке. То ли на выставку рекордсменов породы. То ли наследникам ученого Павлова для пополнения лабораторного материала.

Решили, что риск невелик. Ведь не будут же Танцора, который придет на аудиенцию к главному петролеумному начальнику, мочить прямо в банке. А на улице Стрелка, которая уже научилась довольно лихо шмалять из Стечкина, и Следопыт будут чем-то типа группы прикрытия.

Пришли к выводу, что пора, как когда-то писали во фронтовой прозе, «вызывать огонь на себя». Поэтому решили еще и повесить в Сети страничку с предложением о продаже оптом и в розницу номеров пластиковых карт с ПИН-кодами. Это чтобы Трейд-банк зашевелился.

– А когда люди начинают сильно шевелиться, – сказал Танцор, – то у них вся кровь из мозга перетекает в мышцы. Тут-то их самое время брать за жабры.

Однако не все оказалось так просто. Танцор два часа долбил банк телефонными звонками, словно магнитофон повторяя один и тот же текст:

Добрый день! Соедините меня, пожалуйста, с Артемием Борисовичем Аникеевым… Я располагаю данными, которые представляют для него большой коммерческий интерес… Нет, к сожалению, моя информация имеет конфиденциальный характер, и я могу передать ее только ему лично… Нет, уверяю вас, это не шантаж… Ну, так запишите меня на прием… Нет, меня такие сроки не устраивают. И главное, они не устроят Аникеева. Он будет весьма недоволен, когда узнает об упущенных возможностях…

Танцора гнали от одного чиновника к другому, от другого к третьему, от третьего к четвертому… Каждый из них был при деле, каждый решал возложенные на него задачи, каждый искусно делал вид, что искренне заинтересован в процветании банка. И никто из них не брал на себя ответственность вызвать раздражение САМОГО, доложив ему о каком-то нелепом человеке, которому непонятно что надо.

Через два часа Танцор с болью в душе констатировал: банк, до такой степени порвавший все связи с реальным миром, сулящим как неприятные, так и весьма приятные неожиданности, обречен. Финансовая система страны, опирающаяся на такие банки, также обречена. Страну с такой герметичной финансовой системой может спасти от краха лишь стагнация и никто и ничто более.

Танцор с раздражением сказал последнему банковскому клерку, на котором у него начала болеть голова, о полной бессмысленности прорубания Петром окна в Европу, перехода Суворова через Альпы и христораднических выступлений российских магнатов на ежегодном экономическом форуме в Давосе. «Не в коня корм!» – зло крикнул он напоследок в трубку, которую тут же с омерзением засунул в холодильник.

Пришлось снова напрягать Следопыта. И он два долгих дня последовательно обшаривал своим мэйнфреймом всех операторов сотовой связи, которые оплели своими частотами всю Москву и большую часть Подмосковья. В конце концов в компании «Триплекс» нашелся абонент Аникеев, Артемий Борисович, пользующийся сервисом под названием «Голдовый Триплекс».

Для конспирации пришлось покупать телефонную карту и звонить из автомата.

Аникеев, в отличие от своих дармоедов-подчиненных, оказался человеком вполне коммуникабельным и адекватным. Разговаривая с незнакомцем, он не лез вон из кожи, чтобы внушить собеседнику мысль о том, что если для обычного человека время это деньги, го для него – десятки лимонов.

Танцор полностью не раскрывался, при помощи всяческих намеков и экивоков давая понять, что у него есть очень важная информация, которая могла бы содействовать победе Петролеума над Трейд-банком в корректной конкурентной борьбе. И что он, Лабунец, Игорь Юрьевич, мог бы встретиться с председателем правления лично, с глазу на глаз, в любое удобное для него время, и обсудить сложившуюся ситуацию.

И после этого Аникеев также не стал выкобениваться, не стал объяснять хамскими словами, что его календарь расписан на полтора месяца вперед.

Поэтому заготовкой, которая была сформулирована как «у меня есть также и информация о том, что у определенной группы людей есть намерение не позволить претворить в жизнь этот долгосрочный план при помощи некорректных методов». Танцору пользоваться не пришлось.

Создавалось ощущение, что Аникеев был прекрасно осведомлен, с кем говорит и что именно ему хотят предложить.

Встреча была назначена на завтра, на четырнадцать ровно.

«При входе назовете свою фамилию, и вас проводят. Удостоверение личности не обязательно. До встречи», – сказал в финале неожиданно приятного разговора Председатель Аникеев, человек не менее могущественный, чем Председатель Илларионов. А может быть, и более.

«Да, подлинная сила проста и не требует доказательств своего величия в повседневной реальности», подумал Танцор.

Еще он подумал, что совершенно напрасно приготовил липовое удостоверение на имя некоего Лабунца, с которым никогда знаком не был. Лишь в начале девяностых слышал его бредовые ночные эфиры на «Эхе Москвы», где тот в условно трезвом виде нес всякую ахинею про современное искусство и ставил сидюки модных на то время групп.

Эти две неравноценные мысли прервало чириканье настольного Пентиума, оповещавшего о том, что пришло письмо. Естественно, от Сисадмина, поскольку, в соответствии с непоколебимой уверенностью Стрелки, он был волнолоидом. И мог распространяться исключительно по проводам и кабелям.

tancor!

Надеюсь, ты не считаешь, что в древнем Китае никого, кроме Лао-Цзы, не существовало? Были и иные достойнейшие люди, оставившие по себе память своими величайшими мыслями, отраженными в произведениях. Рекомендую тебе познакомиться с притчей, сочиненной великим Чжуан-Цзы, мудрецам из мудрецов. Думаю, он сможет оказать тебе большую услугу. Думаю и то, что он созвучен твоему нынешнему состоянию. Промежуточному.